- Да, - сказал Бэлл, - доктор совершенно прав. Надо отправляться, и как можно скорей. До сих пор мы слишком мало думали о родине и о своих родных.
- Вы тоже так думаете, Джонсон? - снова спросил Гаттерас.
- Да, капитан!
- А вы, доктор?
- И я тоже, Гаттерас!
Гаттерас замолчал, но лицо его невольно отражало волновавшие его чувства. От решения, которое он примет, зависело все его будущее. Возвратись он в Англию, - и его отважные замыслы погибнут навеки; нечего будет и думать о том, чтобы повторить такую экспедицию.
Видя, что Гаттерас молчит, доктор сказал:
- Считаю нужным добавить, Гаттерас, что нам нельзя терять ни минуты. Надо нагрузить сани съестными припасами и захватить как можно больше дров. Конечно, переход в шестьсот миль будет нам очень тяжел и покажется бесконечным, но тут нет ничего невозможного. Мы должны будем проходить по двадцать миль в день, следовательно, через месяц, то есть двадцать шестого марта, в случае удачи, сможем добраться до желанного берега…
- Нельзя ли подождать еще несколько дней? - сказал Гаттерас.
- На что же вы еще надеетесь? - спросил Джонсон.
- Не знаю… Кто может предвидеть будущее? Еще несколько дней!… Впрочем, всем нам необходимо окрепнуть. Вы не сделаете и двух переходов, как уже свалитесь от слабости; у вас даже не хватит сил построить ледяной домик.
- Но здесь нас ждет мучительная смерть! - воскликнул Бэлл.
- Друзья мои, - с мольбой в голосе сказал Гаттерас, - еще рано отчаиваться! Если бы я предложил вам искать спасения на севере, вы отказались бы идти за мной! А между тем вполне возможно, что у полюса так же, как и в проливе Смита, живут эскимосы. Свободное море, существование которого не подлежит сомнению, должно омывать берега материков. Природа логична во всех своих проявлениях. Поэтому можно допустить, что растительность вступает в свои права там, где прекращаются сильные холода. На севере нас ждет обетованная земля, а вы хотите от нее бежать!
Увлекаясь своими словами, Гаттерас все больше воодушевлялся. Его возбужденное воображение рисовало волшебные картины страны, самое существование которой еще было под сомнением.
- Еще один день, еще один час! - умолял он.
Впечатлительный и склонный к приключениям, доктор невольно поддался волнению, он готов был уже уступить, но Джонсон, более сдержанный и рассудительный, напомнил ему о благоразумии и долге.
- Идем, Бэлл, к саням, - сказал он.
- Идем! - ответил Бэлл.
И оба направились к выходу.
- Как, Джонсон! Вы? Вы? - вскричал Гаттерас. - Ну что ж, отправляйтесь! А я остаюсь! Остаюсь!
- Капитан!… - вырвалось у Джонсона, и он остановился.
- Я остаюсь, говорю вам! Отправляйтесь! Что ж, бросьте меня одного, как бросили остальные! Поди сюда, Дэк! Мы останемся с тобой здесь!
Верная собака подошла к своему хозяину и залаяла. Джонсон в нерешительности смотрел на доктора, который сам не знал, что делать. Прежде всего необходимо было успокоить Гаттераса и пожертвовать одним днем ему в угоду. Доктор уже собирался уступить, как вдруг кто-то коснулся его руки.
Он обернулся. Американец, поднявшись со своей постели, полз по земле; но вот он встал на колени; его покрытые язвами губы шевелились, он что-то бормотал.
В крайнем изумлении доктор молча смотрел на него. Гаттерас подошел ближе и уставился на больного, стараясь уловить смысл его невнятных слов. Минут через пять бедняге с трудом удалось выговорить:
- «Порпойз».
- «Порпойз»! - воскликнул капитан.
Американец утвердительно кивнул головой.
- В здешних морях? - спросил капитан с замиранием сердца.
Больной снова кивнул.
- На севере?
- Да! - произнес американец.
- Местонахождение его вам известно?
- Да!
- В точности?
- Да! - повторил Альтамонт.
Наступило молчание. Свидетелей этой неожиданной сцены прохватывала дрожь.
- Слушайте, - сказал, наконец, капитан, - нам необходимо знать местоположение вашего корабля. Я вслух буду считать градусы: когда надо будет, вы остановите меня жестом.
В знак согласия американец кивнул головой.
- Итак, речь идет о градусах долготы. Сто пять? Нет! Сто шесть? Сто семь? Сто восемь? Западной?
- Да, - отвечал американец.
- Дальше. Сто девять? Сто десять? Сто двенадцать? Сто четырнадцать? Сто шестнадцать? Сто восемнадцать? Сто девятнадцать? Сто двадцать?…
- Да, - сказал Альтамонт.
- Сто двадцать градусов долготы? - переспросил Гаттерас. - А сколько минут? Я буду считать…
Гаттерас начал с первого градуса. При слове «пятнадцать» Альтамонт знаком остановил капитана.
- Так. Теперь перейдем к градусам широты, - сказал Гаттерас. - Вы меня поняли? Восемьдесят? Восемьдесят один? Восемьдесят два? Восемьдесят три?
Американец опять остановил Гаттераса.
- Хорошо! А сколько минут? Пять? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Тридцать пять?
Альтамонт снова подал знак, причем слабо улыбнулся.
- Итак, - заявил Гаттерас, - «Порпойз» находится под ста двадцатью градусами пятнадцатью минутами долготы и восемьюдесятью тремя градусами тридцатью пятью минутами широты?
- Да, - в последний раз произнес Альтамонт и упал на руки доктора.
От напряжения он вконец обессилел.
- Итак, друзья мои, - воскликнул Гаттерас, - вы видите, что спасение на севере, только на севере!
Но вслед за этими радостными словами Гаттераса, казалось, поразила какая-то ужасная мысль. Он изменился в лице: змея зависти ужалила его в сердце!
Так, значит, другой - и притом американец! - на три градуса дальше его продвинулся к полюсу! Зачем? С какой целью?…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Семнадцать дней пути
Первые же слова, произнесенные Альтамонтом, резко изменили положение потерпевших крушение. До сих пор они не могли надеяться на помощь, было мало шансов добраться до Баффинова залива, путь был слишком долгий и трудный для истощенных людей, у них могло не хватить продуктов, - и вдруг оказалось, что в четырехстах милях от ледяного дома находится корабль со всякого рода запасами, на котором, быть может, они могут продолжать свой дерзкий путь к полюсу! Гаттерас, Джонсон, доктор и Бэлл, бывшие в таком унынии, вновь обрели надежду и не могли прийти в себя от радости! Но они еще слишком мало узнали от Альтамонта. Дав больному передохнуть несколько минут, доктор возобновил волнующую беседу, предлагая вопросы в такой форме, что американец мог отвечать на них кивком головы или движением глаз.
Вскоре доктор узнал, что «Порпойз» - американское трехмачтовое судно из Нью-Йорка; оно было затерто льдами; на нем много топлива и продовольствия. Хотя «Порпойз» лег набок, но, повидимому, не был раздавлен льдами, и можно будет спасти его груз.
Альтамонт и его экипаж бросили «Порпойз» два месяца тому назад, захватив с собой шлюпку, поставленную на сани. Они намеревались добраться до пролива Смита, в надежде встретить там китобойное судно и вернуться на нем в Америку. Но мало-помалу несчастные путешественники слабели от болезней и усталости и один за другим умирали в пути. Под конец из экипажа в тридцать человек уцелели только капитан и два матроса, но матросы погибли, а Альтамонт чудом остался в живых.
Гаттерасу хотелось узнать, почему «Порпойз» находится под такой высокой широтой.
Альтамонт дал понять, что судно отнесло на север льдами.
Гаттерас с тревогой спросил Альтамонта о цели его путешествия.
Альтамонт отвечал, что он намеревался пройти Северо-Западным проходом.
Гаттерас больше не настаивал и прекратил свой допрос. Тогда слово взял доктор.
- Теперь, - сказал он; - мы должны во что бы то ни стало разыскать «Порпойз». Вместо того чтобы наудачу пробираться к Баффинову заливу, мы можем более кратким путем - на целую треть короче! - добраться до судна, где найдем все необходимое для зимовки.
- Ничего другого нам не остается, - ответил Бэлл.