Ночью у него разболелась голова — то ли от нехватки чифирного кофеина, то ли от дневных побоев. Даже сквозь закрытые веки ощущая свет дежурной лампочки, пытаясь отвлечься, стал вспоминать утренний вызов к Хозяину.

В девяноста случаях из ста беседа с начальником заканчивалась водворением в штрафной изолятор или ПКТ, поэтому Фрол, наученный горьким опытом, прихватил с собой «мойку».

Была пятница, и у кабинета Хозяина толпились «масти» со свертками в руках — еженедельным «положняком», а если попросту — данью начальнику за свои теплые места. Бригадир плотников держал мастерски исполненный, кухонный набор из резных солонок, перечниц и разделочных досок, завхоз механического участка — сотню сувенирных пружинных ножей и так далее до самого конца коридора — около пятидесяти «данников», приносящих начальнику весьма приличный «приварок» к его полковничьей зарплате. Благо, сбыть весь этот товар при нынешних рыночных условиях не составляет труда — через киоски и частные магазинчики.

Дежурный опер провел Фрола без очереди.

Хозяин кабинета, невысокий полноватый человек, предпочитающий носить черную кожанку вместо офицерского кителя, здесь, за колючей проволокой, олицетворял в своем неприметном лице с квадратной челюстью и глазами навыкат высшую непререкаемую власть.

Но Фрол был не из робкого десятка и на тяжелый, брезгливо-унизительный взгляд ответил тем же.

— Что это? — Полковник Ульин бросил на стол пистолет-зажигалку, имитацию Макарова, которую вчера Фрол «загнал» вольнонаемному мастеру за полкило индийского чая и «косяк» анаши.

— Зажигалка, — ответил Фрол, сразу вычислив, что молодой мастер, должно быть, «спалился» на проходной и продал его со всеми потрохами.

— Ты мне луну не крути! — показал свои знания воровского жаргона Хозяин. — Я не против вранья, но убедительного! Значит, торговлишкой занялся? Государственную собственность воруешь?

— Ошибочка, начальник! Я ж ее своими личными руками сварганил в свободное от работы время.

— Ну, лунокрут! А станки и металл, может, тоже твои личные?! — Начальник начинал брызгать слюной, что являлось очень плохой для собеседника приметой. — Выходит, даже в изоляции пытаешься нажиться за счет общества?!

— Какая нажива? В вашем лабазе лишь сто грамм чая в месяц дают. Столько каждый зэк в день расходует! Вот и приходится крутиться!

— Ну, ты уже раскрутился, — как-то враз успокоившись широко улыбнулся Хозяин, — на пятнадцать суток штрафного изолятора.

— Несправедливо, начальник! — Фрол стиснул зубы. — Ваши «масти» целыми партиями сувениры налево гонят — и ничего.

— Ну, ты пока не «масть»! — прихлопнул по столу ладонью Хозяин. — Что позволено Юпитеру — не позволено быку!

— Совсем не поэтому! Вы их не трогаете потому, что «положняк» вам таскают! И не бык я!

— Нет — ты, точно, бык! И, чтобы поставить тебя в стойло, ШИЗо будет мало. — Хозяин перестал улыбаться и нажал кнопку вызова дежурного. — Пойдешь на три месяца в ПКТ за грубость. Думаю, выйдешь оттуда шелковым. Если выйдешь!..

Под утро Фрол все же забылся в тяжелом беспокойном сне. Снилось ему, что он мясник с огромной саблеобразной финкой, а в закутке жмутся в угол три хряка почему-то с мордами Калгана, Лимона и Кузи.

В пять утра загрохотали дверные замки и засовы. Началась проверка и завтрак. В половине шестого жилые камеры полностью опустели. Их обитатели заняли свои места в раб-камерах этажом выше.

Фрола усадили в самый конец стола, поближе к «красному» углу.

— Сменная норма — собрать триста пятьдесят переключателей, — пояснил Лимон, издевательски разглядывая сильно отекшие после полотенец руки Фрола. — Два дня на учебу. На третий будем с тебя спрашивать, как и с остальных мужиков. Давай, трудись, пехота!

В семь часов совершил свой ежеутренний обход ПКТ полковник Ульин со свитой режимников и оперов. Во второй рабочей камере, явно скучая, он задал трафаретный вопрос:

— Жалобы, заявления есть? — и скользнул пренебрежительно-холодным взглядом по выстроившимся в шеренгу заключенным. Увидев лилово-фиолетовое, распухшее лицо Фрола, усмехнулся. — Вижу, что здесь все в порядке. Дисциплина в камере на должном уровне!

Вслед за Хозяином вышел и Калган для получения возможных инструкций. Вскоре он вернулся в камеру с торжествующей улыбочкой во все лицо.

— Ну что, дорогуша, — хлопнул Фрола по спине, — пойдем-ка побазарим.

Лимон с Кузей дожидались своего шефа, сварив поллитровую банку чифира самодельным кипятильником, подсоединенным к лампочке и, для заземления, к оконной решетке.

Если и удивились, что Калган привел с собой Фрола, то виду не подали.

— Чая мы тебе не предлагаем, — усмехнулся Калган, присаживаясь к своим дружкам. — Не заслужил еще. Но с завтрашнего дня, могет, и станем давать. В отдельной кружке…

Фрол весь напрягся, начиная понимать, что стоит за напускным радушием «старшего».

— Хозяин доволен проделанной с тобой воспитательной работой. — Калган с явным удовольствием прихлебывал чай между затяжками сигареты. — Но он сильно сомневается, что этого достаточно. Велел тебя перекрасить. Хозяину, вишь, не нравится твой черный «воровской» цвет… Ну, в «красную масть», понятно, не получится, а вот в «голубую» — без проблем.

Фрол затравленным взглядом обвел камеру. Зеки, как послушные автоматы, занимались сборкой переключателей. На всех лицах маской застыло обреченно-тупое выражение. Было совершенно ясно — на их помощь рассчитывать не приходится. Не люди — овцы.

— Я не мазохист, грубое насилие мне не в кайф, — продолжал Калган. — Другие просто накинули бы на шею полотенце, придушили децал, чтоб не рыпался, а потом и использовали. Но, когда по взаимному согласию, это куда приятней. Так что смирись, дорогой, все одно тебе отсюда никуда не деться. От срока-то лишь годишник остался, перебьешься и «голубым». Зато здесь никто больше бить не будет, чай и курево обеспечим, да и сменную норму — по боку. Ну как, подписываешься? Или сначала у тебя надо все здоровьишко отнять?

Другого выхода Фрол не видел — и, по-звериному быстро, схватив с пола железную форму из-под гаек, с отчаянным воплем обрушил ее на голову старшего. Не выпуская форму из рук, попятился и, упершись спиной в дверь, стал остервенело бить в нее ногой, вызывая дежурного. Лимон с Кузей, оцепенев, таращились на беспомощно привалившегося к стене Калгана. Тот выглядел реальным кандидатом в покойники — глаза закатились, по посеревшему лицу сбегали струйки темно-вишневого цвета.

Остальные зеки, бросив работу, наблюдали за происходящим с плохо скрываемой животной радостью.

Дружки Калгана уже немного очухались.

— Бей гада! — завизжал Кузя. — Он против братвы попер!

— Вы не братва, — с ненавистью выдохнул Фрол, поднимая форму над головой, — а пауки в банке!

Готовое вот-вот разразиться кровавое побоище предотвратил влетевший в камеру наряд контролеров с резиновыми дубинками.

Фрола кинули в одиночку, а Калгана вызванные санитары уволокли на носилках в зоновскую больницу.

Через четыре месяца в лагерном клубе состоялся показательный суд. Фролу влепили три года «крытки» — тюремного режима.

Калган, уже полностью оправившийся, ходил в героях красной масти, награжденный администрацией «за заслуги» должностью завхоза первого отряда.

Погрузившись в тягостные для него воспоминания, Фрол «добивал» уже третью папиросу из серебряного портсигара. Зрачки его глаз заметно помутнели, голос стал тихим и хриплым.

Я принес из мансарды по паре бутылок пива.

— Освежись, братишка, и выше голову! Про крытку не стоит рассказывать. Отлично представляю, что тебе там пережить пришлось.

Зацепив ногтем большого пальца жестяную пробку, Фрол выщелкнул ее в потолок и жадно припал к горлышку.

— Теперь понятно, зачем тебе эти козлы понадобились, — я попробовал повторить его фокус с пробкой, но безуспешно. Пришлось воспользоваться банальной открывашкой. — Но к чему сложности такие — сюда их тащить? Легче было на месте кончить. Хотя нет — просекаю! Ты, должно, пытал их перед смертью?