— Рада, ату!

Серая молния метнулась к эсэсовцу. Коротко простучал автомат. Собаку отшвырнуло на несколько метров. Десантнику хватило сил лишь на эту единственную очередь. Шмайсер вывалился у него из рук, тело обмякло и ткнулось в траву.

Мальчишка куда-то исчез, но вскоре появился, ведя под уздцы низкорослую пегую лошаденку. Как удалось пацану взвалить его поперек седла, капитан не помнил, так как потерял сознание.

Прожил он в высокогорном ауле до следующего лета. Ютился в мазанке дяди Давлета, мальчишки, который вывез его с поля боя.

Прогрессирующая гангрена стоила капитану обеих ног. Ампутацию из-за отсутствия настоящего хирурга произвел местный мясник, дав в качестве наркоза кружку чачи…

— А как Давлет в Грозном оказался? — спросил я, разливая остатки из графинчика.

— Учился он там. Женился на чеченке и остался. Дядька его уж помер к тому времени. — Седых допил водку и взглянул на меня иронично и стеснительно одновременно.

— Придется, Евгений Михалыч, вам меня приземлять — стул высоковат, сам не управлюсь. Пора мне.

Я подхватил инвалида под мышки и опустил на каталку. Пристегнувшись к ней кожаными ремнями, он взял деревянные стертые колодки и, мощно отталкиваясь ими от пола, покатил к выходу из пивной.

Не знаю, зачем, но я последовал за ним.

На улице обнаружил, что уже вечереет. Успешно воюя с остатками дневного света, холодным неоном победно горели вывески и рекламы магазинов и увеселительных заведений. Рабочий люд сменила на тротуарах праздно шатающаяся публика. Поток легковых машин, преимущественно иномарок, стремился в центр Екатеринбурга. «Новые русские» готовились с приятностью провести время в казино, ночных клубах и массажно-эротических саунах.

Седых, в отличие от них, упорно катил в противоположном направлении, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Оказавшись на длинном мосту через Исеть, инвалид остановился и поднял на меня усталое, изборожденное глубокими морщинами лицо.

— Ну, чего ты привязался?!

— Просто проводить хочу. Во сколько поезд? Может, с багажом подсобить? — Я закурил свои любимые «Родопи» и облокотился о чугунную оградку моста. В десяти метрах подо мной река обреченно несла свои темные воды к близко ревущей плотине.

— Там, куда еду, багаж ни к чему! — странно оскалился старик. — Желаешь попрощаться, значит?.. Ну, прощай!

Инвалид отстегнул ремни каталки и, ухватившись жилистыми руками за чугунные прутья ограды, ловко вскарабкался на нее, помогая себе короткими культяпками ног. Тело уже готово было перевалиться через невысокое заграждение моста, когда я, наконец, врубился в происходящее и цепко ухватил старикана за плечи.

— Сдурел, земляк?! Выпили-то мы чуть… Крыша съехала? Ты ж к Давлету собирался!

— Вот и не мешай! — прохрипел Седых, безуспешно пытаясь вывернуться из моих объятий. — Разбомбили Давлетика вместе с женой, сыном, снохой и двумя внуками! Шесть человек! Настоящее бандформирование, да?! В январе еще. Нет у меня никого боле… Пусти, гад! — по перекошенному лицу старика текли слезы бессильной ярости.

Опешив, я выпустил плечи отставного капитана и невольно отступил на шаг. Седых тяжко с надрывом дышал, намертво зацепившись руками и культяпками ног за верхушку ограждения.

— Ясно, советовать не берусь, — несколько ободренный его неподвижностью, сказал я, — но пойдем-ка лучше выпьем за мой счет, капитан, и спокойно все обсудим. Если задавили материальные проблемы, то в моих силах помочь…

Я с некоторой опаской огляделся, очень хорошо представляя, до чего нелепо выглядит наша парочка со стороны. К счастью, на мосту никого не было.

На миг застыл с открытым ртом — старик исчез — и тут же наклонился над оградкой. На темной поверхности реки медленно расходились крупные круги. Но я не слышал ни всплеска, ни крика!.. Ну да, он молчун со стажем… Невольно выругался, неосторожно наступив на осиротевшую инвалидную коляску.

«Вот и пообщался с народом! Повысил, называется, настроение! Нет, чтоб, как нормальный человек, просто звякнуть в «Гейшу» и вызвать веселую девочку для тонуса!»

Я тупо брел к центру города, решив напиться в первом попавшемся кабаке.

Вышел на площадь у Дворца молодежи. Дурдом! По ходу, политическая жизнь не утихает здесь и с сумерками. Опять митинг какой-то!

Приблизившись, увидел организаторов мероприятия — вооруженных мощными мегафонами молодых симпатичных ребят в черных униформах и блестящих хромовых сапогах.

Над ними, весело хлопая на ветру, гордо реяли флаги со свастикой.

Разбудила телефонная трель, бившая с ночного столика прицельными очередями по моим издерганным нервам.

В трубке услышал бодрый голос Цыпы:

— Добрый день, Михалыч! Тут любопытное мероприятие наклевывается. Если не возражаешь, я подскочу сейчас и все объясню детально.

— Стоящее дело?

— С семью нулями.

— Ладно. Семерка моя любимая магическая цифра. Жду.

Морщась от головной боли, побрел к бару за лекарством, а затем в ванную комнату. Только успел принять контрастный душ, как затренькал дверной электроколокольчик.

Цыпа за те два дня, что мы не виделись, нисколько не постарел. Все такая же нагловато-самодовольная морда молодого сытого зверюги.

Устроились в креслах у камин-бара. Я по-хозяйски выставил на столик дюжину банок «Пльзень».

— Рассказывай.

— Пару часов назад мне позвонил Медведь из «Вспомни былое». Сообщил, что у него бродит подозрительный субъект, ищущий исполнителей для похищения.

— Надеюсь, не детишек?

— Нет. Я подскочил в пивную и вытянул Фрола — так его якобы зовут — на откровенный базар. Ему нужны три фраера здешних. Живьем и с доставкой в его деревню Балтымку. Готов отстегнуть пятнадцать лимонов. Пять — авансом, а остальное после дела. Фрол мужик или лоховатый, или децал с головой не дружит. Посему предлагаю…

— Догадываюсь. Бабки изъять, а заказчика похоронить без цветов и оркестра?

— Верно! — заулыбался Цыпа, восхищенный моей прозорливостью. — Самое простое и надежное!

— Цыпа, ты не интеллигент! Сколько ни воспитываю тебя, все дохлый номер. Запомни: истинные интеллигенты не занимаются мокрухой без крайней на то нужды. Чужую жизнь надо хоть чуточку уважать, помня слова апостола Матфея: «Какою мерою меряете, той и вам отмерено будет». Ладно. Давай детали. На чем с Фролом порешили?

— Он будет ждать на грузовике в десять вечера у «Вспомни былое». Я обещал подгрести туда с ребятами. Обряжу пару мальчиков в спецназовские шкуры и выдернем клиентов Фрола прямо из фатер под видом задержания.

— Откуда грузовик?

— Дак он мясо привозил сдавать. В Балтымку к завтрему должен вернуться.

— Ладушки. Пожалуй, и я поучаствую. А то мхом покрываюсь. Третьим будет Медведь. Сбор у меня в девять.

— Как скажешь, Монах.

Когда с пивом было покончено, отпустил Цыпу до вечера на все четыре.

До семи проспал без задних ног, а затем занялся любимым делом — почистил и смазал Марголин, в глушителе заменил прокладки. Старым, как уголовный мир, способом совершенно видоизменился, наклеив на свои черные усики кожуру от копченой колбасы. Из зеркала на меня смотрел уже безусый тип с деформированной заячьей верхней губой. Довольный перевоплощением, надел наплечную кобуру с десятизарядным «братишкой» и стал ждать ребят.

Они не заставили мучиться бездельем — без пяти девять вежливо тренькнул колокольчик, возвещая об их прибытии.

Цыпу сопровождал Медведь с объемным туристическим баулом из свиной кожи. На метаморфозу с моим лицом внимания не обратили, давно привыкнув к подобным финтам.

— Переоденемся здесь? — деловито поинтересовался Цыпа. — В машине несподручно будет.

Я согласился. Андрюха, обязанный кличкой Медведь своей фигуре, споро распаковал баул. На свет появились три комплекта черной спецназовской формы с короткими сапожками.

— Мне переодеваться без надобности! — заявил я. — Так как буду играть роль старшего группы захвата, то вполне логично и правдиво буду смотреться в простой кожанке.