Человеческое отношение при полном отсутствии не только ругани, но даже упреков заставило англичан сразу же отказаться от глупой лжи. И для этого не потребовалось, чтобы «остыли» большевики, а достаточно было немного проясниться мозгам у добровольцев флота его величества.

Теперь на основе архивных материалов можно подтвердить, что это был командир «СМВ» № 62 лейтенант Брэд, которому удалось проскочить в гавань, но не удалось прорваться обратно мимо «Гавриила».

Браслет (кстати сказать, не золотой, а позолоченный) с опознавательным номером был позже передан по приказанию командования старшему из пленных — Нэпиру. А кусок красного дерева от обшивки катера Брэда до сего дня экспонируется в Центральном музее Советской Армии, чтобы наш народ не забывал о сюрпризах, которые могут внезапно преподнести капиталистические державы, даже «не находящиеся в состоянии войны» с Советским Союзом. Ведь фашистское нападение 22 июня 1941 года заимствовано из того же арсенала империалистов, только осуществлено оно было в более грандиозном масштабе.

Концовка письма тов. Качкина может послужить концовкой для этого рассказа:

Итак, комбинированная операция британского флота, внешне эффектная, неплохо задуманная и порученная очень смелым людям, по сути дела, провалилась.

Предполагалось не только взорвать лучшие корабли Балтики, включая две подводные лодки, но даже, разрушив батопорт большого дока, лишить нас возможности ремонта линкоров, если бы они не взлетели на воздух, а отделались подводными пробоинами.

В случае удачи операции не только морское направление на Петроград оказалось бы открытым (противник учитывал и захват Красной Горки), но даже эсминец «Виттория» продолжал бы счастливо плавать, так как после 18 августа не существовало бы ни подводной лодки «Пантера», ни командира А. Н. Бахтина с замечательным экипажем.

Этот боевой эпизод наши моряки окрестили кронштадтской «побудкой», вложив в название иронический оттенок, потому что вспомнилось, как разбегались по боевой тревоге, спросонья, без бушлатов, а то и без брюк. Но когда прояснилась история этой операции и были сделаны соответствующие выводы, оказалось, что 18 августа мы проснулись от беспечности, от недооценки возможностей врага и увидели много недостатков своей системы обороны.

Но проснулись не только кронштадтцы.

Неожиданные потери и срыв выполнения почти всех задач (кроме подрыва «Андрея», которого хотели потопить, и старой базы «Память Азова», затонувшего вместо подводных лодок) заставили задуматься не только уцелевших английских матросов и офицеров, но и тех, кто их послал. Во всяком случае, о налете и гибели катеров адмиралтейство не рискнуло объявить открыто, и английский народ долго оставался в неведении (до публикации лживых статей в специальных журналах, и то много лет спустя).

Еще более неожиданным оказалось прояснение от дурмана европейской и американской пропаганды, твердившей о зверствах большевиков, и самых страшных из них — балтийских матросов.

Гуманизм кронштадтцев, соблюдение общепринятых обычаев войны и международно-правовых норм в отношении военнопленных пробудили сознание последовательно проследить по тем письмам, которые англичане посылали домой.

Сподвижники Нэпира и ему самому не разрешили в Англии публично рассказывать о том, что они видели в Советском Союзе, прикрывая этот запрет военной тайной. Но когда Эгар и Бремнер наконец написали о действиях флота его величества на Балтике, они не рискнули лгать о большевистских зверствах. Для 1923 и 1928 годов это было совершенно необычным, и секрет такой сдержанности объясняется тем, что их могли разоблачить другие офицеры и матросы, побывавшие в плену у советских людей.

Таково было влияние кронштадтской «побудки» на инициаторов этой операции, и мы можем считать его нашей политической и моральной победой.

Что касается вещественных итогов налета, то выше был показан своеобразный баланс потерь не в пользу интервентов. К этому надо добавить, что девять лет спустя Эгар мог позволить себе в ограниченной среде военно-научного королевского общества сказать: «К этому времени все наши предприятия против большевиков уже стоили нам 70 миллионов фунтов стерлингов».

Английский народ, конечно, об этом не знал.

Невольно возникает вопрос: зачем были истрачены такие громадные средства, выжатые из налогоплательщиков, причем истрачены безрезультатно? Принося тяготы и страдания советским людям, подобные операции не могли остановить победного строительства первого пролетарского государства.

Последнее замечание.

Всем известно, что для советской доктрины главной ценностью являются не фунты стерлингов, а люди. Если подвести итоги операции под этим углом зрения, то оказывается, что кронштадтцы потеряли двух человек (один на «Памяти Азова» и один на «Андрее Первозванном»), а британский флот сгоревшими и убитыми — девять, взятыми в плен — тоже девять.

Пленные, после того как залечили у нас свои раны, были обменены на советских граждан. Остается открытым вопрос, заданный балтийским электриком Качкиным: ради чего сгорели три молодых и храбрых лейтенанта и шесть не менее отважных и здоровых матросов, брошенных британской политикой под дула советского дозорного миноносца «Гавриил»? Очевидно, ради политики твердолобого правительства Великобритании, по секретной директиве которого адмиралтейство тайком послало эти катера на Балтику.

Воровато пришли они в Бьорке и спрятались в Териоках, где втайне задумали операцию, торопясь, чтобы комитеты «Руки прочь от России» не смогли сорвать их планов. Скрытно напали, потеряв людей и катера. А те, которые уцелели или избежали плена, повернули вспять и позже тайком ушли в Англию. Секретно выдавали награды, скрывая от народа действия флота, и стыдливо обошли этот эпизод в официальной истории: нечем было гордиться.

Это и есть подлинный итог кронштадтской «побудки».

Бывший «Михаил Лунд», а ныне «Коммунист», принадлежащий Государственному балтийскому пароходству, целую неделю гостил у себя на родине — в Зундерландском порту, где тридцать два года тому назад появился на свет. Целую неделю развевался на нем красный флаг, дразня англичан. Наконец все было готово: трюмы до отказа наполнены углем, вновь приобретенный якорь поднят на место, пары разведены, все формальности с берегом окончены. Можно трогаться в путь. Нам предстоит пересечь два моря — Северное и Балтийское, чтобы доставить груз в Ригу.

Утром четырнадцатого ноября английские буксиры вытянули наш пароход на морской простор. А когда отдали концы, на мостике звякнул машинный телеграф, передвинув стрелку на средний ход. Корабль загудел, посылая прощальный привет крутым берегам Шотландии. А потом, взяв курс на зюйд-ост 62° минус 17° на общую поправку, устремился вперед полным ходом. Ветер был довольно свежий, но он дул в корму, увеличивая только скорость судна.