– В каком смысле? – Рафаил прекратил наконец поедать меня своими жгучими фальшивыми «агатами», в глазах явственно проявилось теперь затравленное выражение, что выглядело даже слегка забавно.

– Убийство несчастного Романа Борисовича имею в виду. Некрасиво, знаете ли, сваливать собственное преступление на невинного человека. Весьма неэтично.

Отвечать милейший Рафаил Вазгенович явно не спешил, да я и не настаивал на ответе. Он мне уже известен, и вопрос являлся чисто риторическим, в натуре.

Цыпа буквально скатился с лестницы, радостно сияя физиономией.

– Нашел, Евген! – пыжась от самодовольства, громко сообщил он, брякнув на стол тяжелый кожаный пояс и упитанный брикетик стодолларовых купюр, перетянутых желтой резинкой.

– Ты прямо как известный старинный ученый выражаешься, – усмехнулся я, взвешивая пояс с драгоценными слитками в руке. – Кажется, десять кило. Верно, Рафаил Вазгенович?

Тот молча кивнул, стараясь не встречаться со мною взглядом. Это не позднее раскаяние, ясно, а просто проявление банального животного страха. Мне даже стало немного жаль Рафаила в глубинах души.

Чтобы дать ему время чуток прийти в себя и освоиться с отчаянно-печальной для него мыслью о моей полной осведомленности, я отошел к иллюминатору.

На непроницаемо черную воду падала с неба зыбкая серебряная дорожка, словно указывая таинственный путь в неведомое. Этот таинственный вид затронул в душе какие-то нежные струнки, мне даже захотелось тут же совершить что-нибудь доброе и красивое. Я повернулся к столу:

– Знаете что, Рафаил Вазгенович, ежели желаете, то можете поужинать напоследок. Одну руку я вам отвяжу. Говядина еще не остыла, по-моему.

– Да пошел ты, хряк моржовый! – прорычал тот, неприлично брызгая слюной и бешено вращая глазами, будто я предложил что-то дико несусветное. Явно не оценил, козел, моего благородного порыва скрасить последние его минуты на этом свете. Давно уж я заметил, что люди в большинстве своем наглые неблагодарные животные, но Рафаил Вазгенович побил все рекорды скотства. Плюнул прямо мне в душу, можно сказать.

Я ненадолго задумался. Нет, о такой разновидности, как «хряк моржовый», мне ни в одной научно-популярной брошюрке читать ранее не приходилось. Тут Рафаил наверняка что-то напутал. Может, он хотел сказать «хрен моржовый»? Но что-либо уточнять у нахала я посчитал сильно ниже своего достоинства. Западло то бишь.

Как человек воспитанный, я не стал выказывать раздражения. Сердиться на созревшего кандидата в покойники просто смешно. Да и грех к тому же. Ну, переволновался клиент децал и вспылил – дело обычное и вполне понятное. Как гласит народная мудрость, понять – это наполовину простить. Я максималист и поэтому сразу простил его полностью, строго следуя святому библейскому постулату: «Прощайте врагам вашим, как и Я прощаю вам».

– Ладушки! Хозяин – барин. Не хочешь есть – твое законное право. Я не садист, чтобы насильно кормить. Цыпа, заканчивай тут, а я пока на палубе покурю, полюбуюсь на звезды.

Поднявшись по короткой лесенке на палубу, я запалил «родопину», глубоко вгоняя дым в легкие, чтобы хоть слегка согреться. Ветер почти отсутствовал, но было довольно свежо, по моей спине словно чьи-то суетливые холодные пальцы бегали.

На темном небе волей Господа ярко светились целые бриллиантовые россыпи, но я практически не замечал этой возвышенной красоты, прислушиваясь к звукам из кают-компании.

Цыпа показал себя настоящим молодцом – работал интеллигентно тихо и аккуратно, никаких криков или стонов даже мои чуткие уши не уловили.

Докурив сигарету до самого фильтра, я швырнул окурок за борт и не спеша вернулся в каюту. Здесь меня ждала некоторая неожиданность: братья – и даже их тела – в помещении отсутствовали. Как корова языком слизала.

– А я и не подозревал, братишка, что ты у нас натуральный живоглот. Кровожадный людоед то бишь, – чисто по привычке слегка подковырнул я верного подручного, уже все уяснив – круглое окно иллюминатора было настежь распахнуто.

Цыпа, по заведенной между нами традиции, поддержал игру, оскалившись в широкой «крокодильской» улыбке:

– Зажевал интриганов вместе с их шмотками. Боюсь теперь, изжога будет аль несварение желудка.

– И все же, почему ни одного всплеска не было слышно? – полюбопытствовал я, так как с детства люблю расставлять все точки над «и».

– А я клиентов через иллюминатор очень нежно выпихивал, держа за шиворот, – хвастливо пояснил Цыпленок. – До воды с полметра всего, ушли на глубину, как гвозди, – без шума и пыли.

– Ладушки! Все хорошо, что хорошо кончается. Кстати, ты, случаем, не умеешь с парусами управляться?

– Нет, – телохранитель растерянно захлопал своими пушистыми ресницами, только сейчас, видно, сообразив, что нам как-то ведь надо еще до берега добираться. – А ты, Евген?

– К сожалению, из меня такой же яхтсмен, как из тебя законопослушный гражданин. Не смыслю в этом деле ни бельмеса. Ну и черт с ним! И не из таких ситуаций благополучно выбирались. Давай-ка шмоном займемся. Где-то здесь должны быть спасательные жилеты. До берега вплавь придется добираться, ничего не поделаешь, браток.

Два спасательных жилета отыскались без особых проблем – в стенном шкафу на вешалке. Резиновый надувной матрац я еще раньше заметил на койке в углу. Сдернул его на пол – тоже весьма нам пригодится в сложившихся «мокрых» обстоятельствах – как в прямом, так и в переносном смысле этого прилагательного.

– Ашот, оказывается, хозяйственным мужиком был, запасливым, – вслух громко похвалил я покойника, свято блюдя добрую старинную заповедь: о мертвых говорить либо хорошо, либо ничего.

На камбузе среди солидных запасов различных продуктов питания я нашел бутылку подсолнечного масла и прихватил ее с собой в кают-компанию.

– Ты это чего? Жарить картошку собрался? – поинтересовался явно изумленный телохранитель, воззрившись на меня как на реального кандидата в дурдом.

– Пальцем в небо, братишка! – тут же опроверг я его идиотское предположение. – Без маслица мы с тобою моментально околеем от холодрыги. Вода-то наверняка меньше десяти градусов. Раздевайся! – и первым показал наглядный пример, скинув с себя одежду и оставшись в одних узеньких плавках. – Шмотки погрузим на резиновый матрац, чтоб не намокли.

– А с этим что, на себя наденешь? – Цыпа кивнул на пояс с золотыми слитками.

– Нет уж! Опасаюсь грыжу заработать, – усмехнулся я. – Цепляй груз на свой живот, браток, я тебе полностью доверяю. Как говорится, молодым везде у нас дорога, молодым всегда у нас почет!

Пока телохранитель пристраивал драгоценную ношу на своей талии, я вскрыл бутылку с растительным маслом и старательно натерся им до противно-липкого состояния тела. Плохо досягаемую для моих рук спину мне смазал Цыпа. Я ответил ему тем же, после чего мы оба надели спасательные жилеты.

– А теперь нам край необходимо отыскать кингстоны, – заявил я, рыская взглядом по сторонам. – Тут я пошукаю, а ты порыскай в машинном отделении.

– А что это за фиговины? – спросил любознательный, но явно малообразованный подручный.

– Книжки полезные надо читать! – в который уже раз дал я Цыпе ценный совет. – Например, военные мемуары. В них точно указано: чтобы затопить судно, следует открыть кингстоны и впустить забортную воду. Отправим яхту на дно, не станем дарить ментам свои личные отпечатки. Все концы в воду, так сказать. Усек?

– Это я понял. Но как они выглядят, кингстоны? – продолжал упорствовать непонятливый соратник.

– Ну... – я задумался, но быстро бросил это глупо-бесперспективное занятие и был вынужден признаться: – Точно не знаю. Наплевать! Ищи что-то похожее на закрытые отверстия в днище яхты.

– Типа винного горлышка, заткнутого пробкой? – предположил утомительно-дотошный Цыпленок.

– Черт его знает. Возможно. Давай ищи, короче, – отмахнулся я, теряя терпение и деятельно принимаясь за следопытские изыскания загадочных кингстонов.

Но как ни старались мы с Цыпой отыскать какие-нибудь закамуфлированные дырки в деревянных бортах – все дохлый номер. Четверть часа пропала впустую. Впрочем, не совсем. Мне на глаза попался тяжелый полутораметровый стальной лом, и я его сразу торжественно вручил соратнику: