– В другой раз, детка. Нужно еще одно дельце до утра провернуть. Удачи, милая зеленоглазка! Стань королевой завтра на моей шахматной доске! Очень на тебя с девочками рассчитываю!

– А сейчас давай гони в «Центральную». Нажмем слегка на управляющего, – сказал я, когда мы устроились в «мерсе» – Цыпа за рулем, а я, как всегда, на заднем сиденье.

– Считаю, что надо ребят туда подтянуть, – угрюмо заявил телохранитель, включая зажигание.

– Зачем? – не врубился я.

– Для полной гарантии твоей личной безопасности.

– Но ведь ты же со мной!

– Этого мало. У «Центральной» серьезная «крыша» – армянская группировка. Без надежной страховки соваться туда – себе дороже, Евген!

– Ерунда! – отмахнулся я. – Мы ведь не доить управляющего едем, а лишь побеседовать по душам. Не дуй на воду, браток. Поехали!

– Как знаешь, Евген, я тебя конкретно предупредил. У меня даже запасной обоймы нынче с собой нет. Поимей в виду.

– Что имею, то и введу! – плосковато сострил я, чтоб немного приободрить слишком уж нервного соратника. – Погоняй лошадей давай, перестраховщик!

Цыпа явно хотел еще что-то сказать, но передумал и тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежностью. «Мерс» рывком снялся с прикола на автостоянке и вылетел на трассу, вливаясь в общий поток.

Нужное мне четырехэтажное произведение гостиничного искусства располагалось недалече – всего в нескольких кварталах от клуба.

У двойных стеклянных дверей гранитным монументом стоял солидный швейцар с чисто военной выправкой. Небось какой-нибудь бывший полковник-строевик, досрочно уволившийся из армии в запас из-за хронической невыплаты денежного довольствия. Да, натворили дел в матушке-России горбачевско-ельцинские реформы не слабее татаро-монгольского нашествия.

Углядев, что мы прибыли на «Мерседесе», швейцар угодливо склонился в поклоне, предупредительно открывая перед нами двери. Быстро же гордость нации – защитники Отечества то бишь – превращаются в холуев. Впрочем, у них есть смягчающее обстоятельство: голод не тетка.

Пришлось по доброте душевной сунуть в верхний нагрудный карман швейцарской ливреи денежную купюру «на чай».

В обширном холле гостиницы никого, кроме портье, за стойкой не наблюдалось. Непростительная беспечность в наше суровое время. Охрана здесь явно на весьма низком уровне, а глупый Цыпленок пытался лепетать мне о какой-то опасности, кретин.

Портье выглядел совсем не внушительно – худосочный плюгавый тип с полусонными рыбьими глазами навыкате. Отлично зная, как находить общий язык с такого рода никчемными людишками, я сразу выложил перед ним двадцатидолларовую бумажку. Убедившись, что он ее разглядел, я прикрыл баксы ладонью:

– Кто из руководства гостиницы сейчас на месте?

– Фельдман Борис Николаевич, первый заместитель генерального директора.

– Как к нему пройти? – спросил я, подумав с легким сарказмом: до чего всё же наши евреи навострились под русских грамотно канать – и имя и отчество почти у всех российских иудеев славянские. Такие вот пройдошистые прохиндеи.

– А вы по какому вопросу, господа? – Портье вежливо, но пытливо уставился мне в глаза.

– По личному, милейший, по сугубо личному! – усмехнулся я и придвинул к собеседнику зеленую купюру. – Так как найти уважаемого Бориса Николаевича?

Плюгавый цербер задумчиво поглядел на двадцатку:

– По личным вопросам господин Фельдман принимает с десяти до одиннадцати. Приходите завтра.

– Но ведь сейчас всего лишь половина одиннадцатого! – подал голос нахально-находчивый Цыпа, сунув свой пудовый кулак с часами на запястье под нос портье. – Сами гляньте!

– Правильно, – спокойно согласился тот, почему-то даже не отстранившись от мощного Цыпиного «аргумента». – Но пол-одиннадцатого ночи, а не дня.

– Не будьте таким заплесневелым зашоренным формалистом. Это, между прочим, давно не модно! – Я мило улыбнулся и положил на первую купюру вторую, но уже повыше достоинством – полусотню.

Портье наконец-то перестал кочевряжиться и, смахнув баксы со стойки себе на стол, констатировал, скромно потупя взор:

– Вы очень убедительны, господа. Бориса Николаевича найдете на втором этаже в комнате под номером двадцать два.

Поднявшись по широкой лестнице с ковровым покрытием на нужный этаж, мы быстро отыскали номер хитромудрого русского еврея.

Дверь оказалась не запертой. Комната была ярко освещена. Горели не только хрустальная люстра под потолком, но и три настенных бра. Прямо праздничная иллюминация нас встречала. Я посчитал это за хорошее предзнаменование.

Господин Фельдман выглядел точно так, как я себе и представлял: излишне полноватый, с заметной проседью в рыжих волосах, с лоснящимся, гладко выбритым лицом и ушами «пельменями». В добротном твидовом костюме и розовой рубашке без галстука. Он вальяжно сидел в одном из кресел, окружавших круглый стеклянный стол, и весело блестел на нас своими агатовыми глазами.

– Проходите, господа, не стесняйтесь! – полуулыбнулся Борис Николаевич, совсем не удивившись неожиданному вторжению. – Что за проблемы привели вас ко мне в столь неурочный час? Присаживайтесь, Евгений Михайлович, вместе со своим спутником и чувствуйте себя как дома.

– Вы меня знаете? – слегка опешил я.

– Разумеется! – ухмыльнулся хозяин гостиничного номера. – Кто же не знает владельца стриптиз-клуба «У Мари» и отеля «Кент»? Даже наш портье помнит вас в лицо! Вы в городе личность очень известная, господин Монах, не надо скромничать!

– В натуре? – Я даже немного расстроился, но сделал вид, что весьма доволен личной популярностью. – В таком случае, мы легче поймем друг друга и, уверен, сможем договориться.

Я уселся в кресло напротив Фельдмана, Цыпа последовал моему примеру.

– Очень интересно! – без всякого энтузиазма отозвался Борис Николаевич, прищурившись. – Даже архиинтересно! И о чем же, дорогой Евгений Михайлович, вы желаете договориться? Надеюсь, не о том, чтоб стать куратором нашей гостиницы? Хочу сразу поставить вас в известность, что этот финт не пройдет. Вы, безусловно, человек с серьезной репутацией, но и мы не лыком шиты, господин Монах!

«Вот морда иудейская! – в сердцах подумал я, сдерживая сильное раздражение, рвавшееся наружу. – Далась ему моя кликуха!»

Одарив собеседника своей коронной доброжелательной улыбкой, вложил в голос самые убедительные ноты:

– Борис Николаевич, вы совершенно напрасно так нервничать изволите. Никто рэкетировать вас, любезный, не собирается, уж поверьте слову серьезного – как сами утверждаете – человека.

С лица Фельдмана заметно спало мускульное напряжение, взгляд из пристально-настороженного стал просто внимательным, только что прямая спина снова расслабленно вернулась в мягкие объятия кресла. Он даже задумчиво покосился на компактный холодильник-бар в углу комнаты, видно, гостеприимно желая предложить нам выпить. Но почему-то передумал, козел.

– Так о каком предмете вы хотели со мной потолковать, уважаемый Евгений Михайлович? – уже совсем иными словами и другим тоном переспросил заместитель гендиректора.

– Сущий пустяк, Борис Николаевич! – заверил я, для пущей убедительности подняв ладони вверх. – Яйца выеденного не стоит, в натуре!

– Очень интересно, – вяло отозвался Фельдман. – А можно как-то конкретизировать?

– Пожалуйста! Ваше заведение славится в городе чисто пуританскими нравами – даже в ресторацию девушку без сопровождающего спутника не пускают. Ну это не мое, в общем-то, дело. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Претензий никаких не имею, но просьбочка одна-единственная есть в наличии.

– Любопытно, – Фельдман подозрительно уставился в мое честное лицо. – И какая же именно?

– Прошу разрешить завтра приход на территорию гостиницы нескольких наших девчат. Для меня это жизненно важно, а вам никаких особых хлопот, уверяю, они не доставят. Будут вести себя натуральными пай-девочками. Я даже готов заплатить наличными за такую маленькую, но дружескую услугу. Подумайте – вы же деловой человек!