Соборное уложение предусматривало право на наследование земли для замужних дочерей при отсутствии у них братьев, но лишь в том случае, когда умерший дворянин оставлял после себя родовые имения — вотчины. Таким образом, замужние дочери могли наследовать родовые земли, если не имели здравствующих братьев, но при этом, согласно Уложению, были обязаны делить это наследство со своими тетками — сестрами покойного отца{49}. Зато унаследовать отцовское поместье дочери не могли, даже если у них не было братьев: со служилых земель им полагался лишь так называемый прожиток. Все земли, оставшиеся после того, как дочери получали свою долю, распределялись между мужчинами-родственниками умершего, не имевшими собственных поместий[15]. Если же здравствовали сыновья покойного, то его дочери, как замужние, так и незамужние, полностью отстранялись от наследования вотчин. Их наследство ограничивалось прожитком, или пенсионом{50}, с отцовских поместий. Размеры прожитка устанавливались Уложением, а предназначался он в приданое. Наконец, закон предоставлял еще одну возможность для женского наследования: по усмотрению владельца можно было давать в приданое и беспрепятственно завещать женщинам-родственницам купленные вотчины.
Наследственные права вдовы были сопряжены с теми же сложностями, что и у ее дочерей, и еще сильнее обусловливались ее второстепенной ролью в семье мужа. В средневековой Руси до появления поместий вдовы, имевшие детей, пользовались правом пожизненного пользования имуществом мужа, движимым и недвижимым, пока снова не выходили замуж{51}. Но в XVII в. овдовевшей дворянке полагалась всего лишь четверть движимого имущества мужа и прожиток из его поместных земель, а также возврат приданого. Принадлежа к другому роду, вдова не могла унаследовать ни родовые, ни выслуженные вотчины своего мужа, хотя купленные вотчины свободно переходили от мужа к жене{52}. Но зато вдова пользовалась значительной властью над своей долей поместий мужа: документы говорят о том, что она могла не только завещать прожиточную землю, но и вернуть ее себе и перераспределить, если считала нужным. Так, потеряв мужа в конце XVII в., Мария Юсупова снова вышла замуж и сначала передала свое поместье второму мужу, а потом пасынку, Федору Ушакову. Но буквально накануне ухода в монастырь Юсупова пересмотрела и это решение и, забрав у Ушакова половину поместья, отписала ее своему брату Семену Небольсину{53}.[16] Если человек умирал, не имея служилых земель, то вдова получала прожиток с его родовых вотчин, но ей не разрешалось ни отчуждать эти земли, ни использовать их в качестве приданого во втором браке{54}.[17]
При всей запутанности Соборного уложения его многочисленные статьи, относящиеся к женскому наследованию, опирались на стройную систему посылок. Стоявшая за этими законами логика была явно патерналистской. Имущественное право Московского царства всячески стремилось не отдавать в руки женщин вотчинные земли и налагало ограничения на женские права пользования имуществом[18]. Но при этом государство проявляло очевидную заботу о материальном благополучии вдов и незамужних дочерей своих служилых людей. В итоге проблема женского наследования в рамках различных форм земельного держания занимала центральное место в Уложении 1649 г.
В его статьях, посвященных правам вдов, тщательно рассматривались все возможные случаи наследования, причем проводилось различие между женщинами, которые произвели на свет потомство, и теми, у кого детей не было. Однако ни в Уложении, ни в более поздних законах XVII в. не были разработаны с той же подробностью наследственные права дочерей[19]. В Уложении были тщательно изложены правила касательно дочерей, чьи отцы умерли: незамужние дворянские дочери пользовались ограниченными правами на отцовские поместья, в то время как родовое недвижимое имущество в отсутствие мужского потомства дочери могли наследовать независимо от их семейного положения. Однако по поводу приданого здесь не говорилось буквально ни слова. В сущности, статьи Уложения касались приданого только в связи с проблемой содержания незамужних дочерей: прожиток молодой женщины из поместий ее отца предназначался в качестве приданого, которое она в будущем приносила мужу и которое тот записывал на себя.
Перспективы дочерей, выходивших замуж при жизни отца, были гораздо туманнее. Пространная редакция Русской Правды предписывала братьям незамужних сестер обеспечивать их приданым по мере возможностей («како си могут»); автор Домостроя советовал родителям копить имущество в приданое дочерям{55}. Но в допетровском праве не содержалось указаний о том, на какой процент богатств семьи могла рассчитывать дочь, выходя замуж. В Соборном уложении этот вопрос тоже был обойден, как и не проведено различие между приданым и наследством. Наделение приданым в России начала Нового времени регулировалось не письменным правом, а обычаями{56},[20] а потому вопрос о том, каковы будут размеры приданого и будет ли оно включать в себя землю, отдавался полностью на усмотрение донатора. На практике же дворяне в допетровской России нередко очень щедро снабжали дочерей приданым, выдавая их замуж[21]. Однако закон не предусматривал никакого выхода для тех дворянок, кому в приданое давали меньше, чем предписанный Соборным уложением прожиток их незамужних сестер (или его денежный эквивалент). Если наделение невесты только движимым имуществом и не означало «фактического лишения дочери наследства» (по вышеприведенному выражению Д. Хьюз){57}, то молчание правовых источников по поводу этой стороны женского наследования свидетельствовало о незащищенности дворянок в имущественном праве.
Женское наследование и Петровские реформы
Несмотря на изъяны, характерные для законов женского наследования в начале XVIII в., многие из русских дворянок могли надеяться рано или поздно получить земельную собственность во владение или в пользование. Тем не менее позиции женщин в наследственном праве были незавидными: дворянки не имели никаких гарантий того, что их приданое будет включать в себя землю и составит достойную часть родительского богатства, и не питали никаких надежд на наследство в будущем, если у родителей имелось мужское потомство. Кажется также (если доверять материалам судебных процессов), что надежды женщин не выходили за рамки Соборного уложения. Весь XVII век дворянки, особенно вдовы, активно участвовали в имущественных спорах, требуя через суд возврата приданого от родственников мужа и защищая права своих детей. При случае некоторые даже пытались обойти законы о наследстве, выдвигая претензии на вотчины или оспаривая завещания{58}. Но не сохранилось никаких документов, которые свидетельствовали бы о попытках дворянок оспорить право своих родителей определять состав приданого или о том, что замужние дочери после смерти родителей требовали бы прибавить что-нибудь к их приданому сверх уже выделенного.
