Финансовая, а также правовая самостоятельность позволяли русским дворянкам жить раздельно с мужьями и управлять семейными землями в разных губерниях. Княгиня Татьяна Васильевна Юсупова презирала своего второго мужа, но с большим энтузиазмом руководила его имениями. Ее письма к управляющему имением показывают, что она, живя в Петербурге, следила за его деревнями в Романовском уезде и что крестьянам из этих мест случалось обращаться с просьбами к ней лично. «Сегодня явилась ко мне крестьянка из вотчин супруга моего… Псковской губернии… просила меня по слабости здоровья своего выдаче ей вечной отпускной для определения во Псковскую богадельню; я видя ее неспособность к работам… и без родству… прошу вас доложить о сем обстоятельстве князю… и испросить… ея отпускную», — написала она в 1817 г. В другом письме княгиня просит управляющего найти место на одной из фабрик для своей дворовой женщины, которая обучена красить пряжу, «но… без занятии забыв оное значительное рукоделие». Юсупова также сообщала о продаже различной продукции из их имений (так, в июне 1817 г. сумма продаж составила 2001 руб.) и о том, что собрано 7 тыс. руб. оброка^{505}. Очевидно, что супружеские разногласия не мешали князю прибегать к помощи жены ради того, чтобы дела в его обширных владениях шли гладко. Сын Юсуповой от первого брака тоже верил в деловые способности матери и, уезжая за границу, оставил свои поместья, расположенные в четырех губерниях, на ее попечение.

Письма управляющего А. Казначеева к Анне Раевской с 1838 по 1855 г. подтверждают, что супружеские пары не только владели, но иногда и управляли своим имуществом независимо друг от друга. Казначеев подробно пересказывал ход судебных процессов по поводу поместий Раевской, советовался с ней о продаже дома в Симферополе. Любопытно, что в одном из писем он просит Раевскую передать кое-какие известия супругу, «так как муж Ваш не читает моих писем»^{506}.[169] Очевидно, Раевская управляла своим имением, почти не прибегая к помощи мужа, и подобная практика была не такой уж необычной, учитывая склонность дворянских супружеских пар подолгу жить раздельно. Обстоятельства не только не препятствовали женщинам принимать деловые решения и заключать сделки, но и заставляли помещицу самостоятельно заниматься собственными делами.

Независимо от того, как глубоко вникали сами хозяева в дела своих имений, и помещики, и помещицы в значительной мере опирались на управляющих. Это в первую очередь относилось к тем владельцам, чьи имения были разбросаны по разным губерниям. В отличие от традиций землевладения в Западной Европе, в России дворянские поместья редко располагались компактно, и бывало, что помещик никогда не наведывался в некоторые из них. Многие из самых богатых дворян почти круглый год жили в Москве или в Петербурге или делили время между столицей и одним из своих имений. Таким образом, немалая часть занятий делами по имению заключалась не в личном надзоре и руководстве со стороны помещика, а в регулярной переписке со всевозможными приказчиками и встречах с управляющими, которые докладывали владельцам о положении хозяйственных дел.

Авторы мемуаров редко описывали в деталях повседневное руководство поместьями, но архивные материалы позволяют дополнить наши представления о том, что заботило землевладельцев и чем занимались их уполномоченные лица. Уже само изобилие корреспонденции в материалах по имениям свидетельствует о значении регулярных контактов между помещиком и управляющим: для помещика, разбирающегося в делах, не было неважных вопросов. И это относилось даже к богатейшим землевладельцам. В наставлениях царицы Прасковьи Федоровны ее управляющим в Козловском уезде отражены типичные хозяйские заботы. В одном письме за 1717 г. царица велит управляющему прислать к ней в Петербург впавших в немилость старосту и приказчика. В другом послании она пишет, чтобы он получил оброк с мельницы. Прасковья Федоровна вмешивалась и в земельные споры. Ее дочь, царевна Прасковья Ивановна, еще одна крупная землевладелица, требовала от управляющего отчетов в том, сколько дохода принесла продажа зерна в ее имениях, сколько собрано яиц, сколько прибавилось ягнят, гусят и цыплят. Иногда крестьяне обращались к царевне как к своей помещице напрямую: несколько крепостных просили освободить их от уплаты оброка за 1738 г., потому что их дома сгорели^{507}.

Надзор за продуктивностью и доходностью имений был лишь одной из задач, стоявших перед добросовестными помещиками. Капитан Кологривов, подавая в суд на сестру, утверждавшую, будто она купила деревню у их матери перед смертью последней в 1812 г., перечислил некоторые обязанности, связанные с землевладением: «Родительница моя самовластно управляла сельцом Поликарповым, в котором по большей части пребывание свое имела; от одного ея имени происходил платеж за крестьян государственных повинностей, исполнение рекрутской обязанности, сбор установленнаго оброка, и тому подобнаго; выдавала по своей воле в замужество женок и девок в другия свои деревни…»^{508} Как мы увидим, немало сил тратили помещики и помещицы и на судебные тяжбы с соседями и родственниками, особенно по болезненному вопросу о границах между владениями. Разумные помещики старались избежать бесконечных тяжб, заказывая землемерную съемку своих земель. В начале XIX в. княгиня Репнина в письме к матери объясняла необходимость как можно скорее провести межевание в деревне, находившейся в их совместном владении. Репнина просила также, чтобы к их взаимной пользе и к выгоде крестьян мать разрешила ей реорганизовать управление их землями и передать всю деревню в ведение одного управляющего^{509}.

В распоряжениях и письмах дворянок XVIII—XIX вв. отражены вечные хозяйские проблемы и заботы, не зависящие от размеров имений. В письмах помещиц часто звучит раздражение тем, что управляющие не выполняют приказов или, по своему обыкновению, утаивают истинное положение дел в хозяйстве. «Весьма удивляема твоему управлению, что ни о чем не пишешь, что есть ли у тебя в сборе оброчных денег или нет, и зачем не собраны. Знатно, что ты пьянствуешь, а дела ничего не управляешь», — резко отчитывала Анна Шереметева своего управляющего в 1719 г.^{510} На гнев Шереметевой спустя столетие эхом откликается письмо Елизаветы Полянской, посланное в контору ее имения: «Выслушав ваши жалобы на бурмистра Агафона Данилова и узнав, что он пьет, нашла справедливым отставить его, а на место его посылаю… крестьянина Владимира, он человек честный и трезвый»^{511}. В 1813 г. управляющий А. Попов с возмущением отвечал на упреки своей барыни: «Хорошо ли я управлял, худо ли я управлял, но управлял как разумел, и как собственностию моею». Далее он упомянул в качестве оправдания внушительные доходы с поместья за те годы, что он там хозяйствовал^{512}.

Помимо писем владельцы составляли пространные инструкции управляющим о том, как им следует распоряжаться делами в отсутствие хозяев. Существуют подробные исследования таких помещичьих наказов XVIII в.^{513} Однако авторы этих исследований не обратили внимания на то, что дворянки тоже составляли наказы и не меньше мужчин-землевладельцев заботились о порядке в делах имений. Документы показывают, что многие владелицы живо интересовались повседневной хозяйственной деятельностью в поместьях. В 1781 г. Наталья Мордвинова послала старосте своего белорусского имения инструкцию, где по всем хозяйственным делам отдала распоряжения — от указаний, когда сеять рожь и покупать скот, до напоминания помочь деревенским беднякам. Мордвинова не просто подписала этот документ, а явно сама его составляла: половина текста написана ее рукой^{514}.