Госпожа Кабураги пересела на стул поодаль и закрыла глаза. Лимонно-желтая кофточка на ее груди вздымалась волнами. Стеклянная дверь продолжала дребезжать. Казалось, что звуки эти болезненно царапали ее виски. Юити заметил, что женщина вдруг постарела года на три или четыре.

Пребывая в этом мечтательном состоянии, госпожа Кабураги ума не могла приложить, как скоротать оставшийся час назначенного свидания. Что-то должно произойти. Великое землетрясение, или взрыв, какая-нибудь катастрофа должна случиться и разнести их обоих вдребезги. Если не так, то она предпочла бы превратиться в каменного истукана за время этого мучительного свидания.

Юити напряг слух. У него был вид молодого животного, которое навострило уши, заслышав отдаленные звуки.

— Что такое? — спросила госпожа Кабураги.

Юити не отвечал.

— Что ты там услышал?

— Тише! Кажется, я слышу что-то…

— Противный! Ты просто дурачишься от скуки.

— Вот, я снова слышу! Это сирена пожарной машины. Нынче часто случаются пожары.

— И вправду… Они так гудят, будто проносятся мимо нашего дома. Интересно знать, где загорелось на сей раз?

Они посмотрели на небо. Все, что они увидели, был второй этаж главного особняка, теперь уже ветхой гостиницы, возвышающейся по ту сторону ограды садика.

Сирены приближались шумно; хаотичные завывающие звуки бились на ветру, переплетались с ветром и тотчас отступали. И только стеклянные двери продолжали дрожать.

Госпожа Кабураги встала, чтобы переодеться. Юити лениво подошел к печи и разворошил кочергой тлеющие угли. Раздались потрескивающие звуки, будто встряхнули кости. Огонь набросился на угли.

Юити, открыв дверь, подставил ветру голову. «На самом деле, что за прелесть! — подумалось ему. — Этот ветер вышибает из головы все мысли».

Вновь появилась госпожа Кабураги в слаксах и юбке. В полумраке коридора обновленная помада на ее губах проступала ярким художественным мазком. Завидев Юити с высунутой наружу головой, она ничего не сказала. Прихорошившаяся наскоро в последний момент, с перекинутым через руку весенним пальто и бесхитростным жестом, приглашающим на выход, она будто бы свидетельствовала всем своим обликом, что уже год как сожительствует с этим молодым человеком. Юити показалось, что этим притворством она намекала на что-то.

Он вышел проводить женщину до ворот — по ходу тропинки, которая пролегала от веранды до шоссе, имелась еще одна маленькая калитка из прутьев в живой изгороди, возвышавшейся в человеческий рост с левой и правой сторон. Из-за пыли зелень на изгороди потускнела, казалась безжизненной.

Цок-цок-цок — послышались по другую сторону калитки по мощеной тропинке звуки от высоких каблучков госпожи Кабураги. Юити следовал за ней, обутый в сандалии, что стояли на веранде, пока не натолкнулся на запертую калитку. Решив, что она заигрывает с ним, Юити с силой толкнул дверцу. Не пожалев своей желтой кофточки, она напирала с обратной стороны всем телом на плетеную бамбуковую калитку. В ее упорстве чувствовалась некоторая злонамеренная серьезность. Юити отпрянул.

— Что случилось? — спросил он.

— Довольно! Дальше не надо. Если пойдешь дальше провожать меня, тогда я не в силах буду расстаться с тобой.

Она прошла параллельно изгороди и остановилась. Изгородь заслоняла ее по самые глаза. Волосы ее — она была без шляпы — разметал ветер, обвивая их вокруг листиков подстриженного кустарника. Взметнулась вверх ее беленькая ручка с изящными змеевидными золотыми часиками на запястье и поправила волосы.

Юити стоял напротив госпожи Кабураги, их разделяла изгородь. Выше ее ростом, он легонечко облокотился поверх изгороди, уткнулся в нее лицом, посмотрел на женщину. Были видны только его глаза и брови. Вновь пробежался вдоль пыльной дорожки ветерок. Волосы ее перепутались и рассыпались по лицу. Юити опустил глаза от пыли.

«Ну что за досада! — подумала госпожа Кабураги. — Что-нибудь да помешает нам обменяться взглядами даже в такие редкие мгновения!»

Ветер унялся. Они поглядывали друг на друга. Госпожа Кабураги терялась в догадках, уже не знала, какое чувство хотелось бы ей прочитать в глазах Юити. «Я люблю нечто такое, о чем не имею ни малейшего понятия, что-то мрачное, — размышляла она. — Что-то чистое, прозрачное, темное…»

Самого Юити тем временем снедала тревога, что все непостижимое его умом зависело в это мгновение от малейшего проявления его чувственности и что прочие соглядатаи не перестанут выискивать в нем что-то сверх того, что сам рассудок его мог уразуметь; и эти мысли непрестанно кружились в его голове, словно он думал о ком-то постороннем.

Наконец госпожа Кабураги прыснула со смеху. Это был натужный смех, сопроводивший их расставание.

Юити подумал, что эта разлука, хоть и на два часа до ее возвращения, была подобна репетиции окончательного разрыва между ними. Он вспомнил множество торжественных строевых репетиций для военных инспекций и выпускных церемоний в годы учебы в средней школе. Один представитель от класса брал пустой — без диплома — лакированный поднос и почтительно возвращался от кресла директора школы.

Проводив госпожу Кабураги, он вернулся в комнату, примостился вблизи печи и стал перелистывать американский журнал о моде. Тотчас раздался телефонный звонок от Нобутаки. Юити сообщил, что его жена уже вышла в город. Воспользовавшись тем обстоятельством, что рядом с ним не было никого, Нобутака пустился безо всяких опасений в приватные разговоры, дотошно расспрашивая шутовским ласково-кошачьим голосом:

— А что это за молодой человек прогуливался на пару с тобой давеча по Гиндзе?

Это была его извечная манера допытываться по телефону. Юити набычился, будто тот сидел напротив него.

В ответ Юити сказал:

— Просто друг! Он попросил меня посмотреть вместе с ним ткань для костюма, вот я и пошел с ним.

— Что ж ты ходишь с этим «просто другом», держась мизинцами?

— Ну, раз нет особых поручений, то я кладу трубку.

— Подожди, не клади! Ютян, прости меня, пожалуйста! Когда слышу твой голос, то не могу сдержаться. Я сейчас же возьму машину и встречусь с тобой. Ладно? Никуда не уходи, прошу!

— …

— Что не отвечаешь?

— Хорошо, я буду вас ждать, господин директор.

Нобутака примчался через тридцать минут. В машине, вспоминая Юити за последние несколько месяцев их знакомства, он не мог припомнить ни одной грубости, ни одной оплошности с его стороны. Никакая роскошь, никакое великолепие не вызывали у него удивления. Притом в нем не наблюдалось и жалкого тщеславия, которое, вероятно, отнюдь не было бы из ряда вон выходящим. Он ничего не хотел, однако получал все — и всегда без ответного выражения благодарности. Если его выводили в общество «длинных рукавов»[54], то при полном отсутствии претенциозности и хорошем воспитании достоинства этого красивого молодого человека непомерно переоценивались людьми. Вдобавок ко всему Юити выказывал душевную жестокость. Все это являлось причиной излишнего возбуждения фантазии Нобутаки. Будучи склонным к скрытности, он преуспел в своем умении не оказаться пойманным с поличным, несмотря на ежедневное общение с женушкой, но как человек, который любит позлорадствовать над другими, порой терял благоразумие.

Кабураги Нобутака без церемоний, прямо в пальто поднялся в комнату своей жены, где его ждал Юити. Служанка с озадаченным видом стояла за спиной хозяина, который не спешил снимать пальто.

— Что ты разглядываешь тут? — раздраженно выпалил он.

— Ваше пальто, хозяин! — нерешительно сказала она.

Он скинул с себя пальто, швырнул его в руки служанки и приказал громогласно:

— Ступай вниз! Если что понадобится, то я позову!

Он подтолкнул Юити под локоть, отвел его за шторы и поцеловал. Всякий раз, когда он касался округлой нижней губы Юити, у него мутилось в голове. Золотистые пуговицы на груди униформы Юити и зажим на галстуке Нобутаки, столкнувшись, издали звук, похожий на клацанье зубов.