Катю такой подход чрезвычайно заинтересовал. Она по биоритмической предрасположенности – «сова», и, как и у всех служащих «сов», утро прекрасной дамы – самая скверная пора дня. Катя старается не опаздывать на работу и вообще никоим образом не показывать коллегам, что она как-то пользуется своим положением зазнобы заведующего: она в свое время проштудировала Карнеги, собирается расти дальше и знает о том, что, как бы высоко ты ни стоял, не стоит портить отношений даже с офисной уборщицей. Желая бороться с рутиной и руководить собой, девушка во что бы то ни стало решила приходить на работу пораньше – как Альберт – и таким образом получать от жизни дополнительную радость. Получилось с первого раза: масса новых впечатлений, наметилась какая-то там незримая трещина в закоснелой конвергенции мышления, словно взглянула на мир с другой позиции. Пока, правда, не удалось преодолеть устоявшуюся привычку – утреннюю спешку.

Кофе вдвоем… Катя смотрит в окно, наслаждаясь лицезрением спешащей на работу людской массы, рассеянно улыбается, вполуха слушает витийствующего Альберта и кивает. Альберт давно и всерьез увлекается психологией, сам изучает все подряд и полтора года прилежно посещает клуб «Синтон», где совместно с другими продвинутыми товарищами и товарками тренируется жить «весело и вкусно» (это их руководитель так выражается), преодолевать все тяготы и лишения этой суровой жизни и влиять на судьбу, на себя, на окружающих. Несмотря на младой возраст, психологически подкованный Альберт очень много знает, наделен недюжинными аналитическими способностями и может кое-чему научить. А еще он рационалист до мозга костей – в этом плане у него пунктик. Жизнь делится на две части: все, что рационально, – это полезно и хорошо, а что не рационально – вредно и плохо. Зона комфорта и рациональность – вот две главные составляющие бытия, которые наш молодой повеса ставит во главу угла, обчитавшись до одури разнообразной литературой по прикладной психологии, закалившись в клубных психотренингах и составив на этой основе свою нерушимую жизненную позицию. Альберт всегда старается занять наиболее комфортабельное место, будь то автобус, пароход, стол в офисе, ниша в жизни и так далее. В течение этих нескольких утр он занят тремя полезными делами сразу. Он преподает Кате свою концепцию о зоне комфорта, тем самым эвентуально вовлекая ее в некоторую психологическую зависимость от себя – на будущее пригодится; жадно впитывает впечатления от Катиного присутствия – трепетно ловит ноздрями приправленный хорошим парфюмом сладкий аромат такого близкого женского тела, сканирует визуально прелестный облик сокофейницы, прочно обустраивая его в кладовых своего воображения, наслаждается томным волнением в чреслах и тренируется общаться с прекрасными дамами – в повседневной жизни такая возможность представляется достаточно редко…

– Слушай – ты чего тут прозябаешь? – рассеянно спрашивает Катя, продолжая глазеть в окно и с милой непосредственностью подтягивая колготки. – С твоим умом, способностями, с твоим… положением?

«Я хочу тебя, Катя. Я возьму тебя прямо сейчас на столе начальника отдела!» – вот так хочется сказать Альберту. Да, гордо расправить плечи, мужественно сказать это, взять девушку на руки и, ворвавшись в кабинет начальника стремительным шагом, опрокинуть ее на стол. Там такой стол удобный, монументальный, как скала, наверняка не будет шататься и скрипеть. Ага, опрокинуть на стол, впиться страстным поцелуем во влажные мягкие губы и, с треском разорвав колготки совместно с трусиками, слиться с прелестницей в единую биоэнергетическую сущность. На трусики и колготки денег хватит – не проблема. Катя должна стыдливо прикрыть глаза рукой – в первый раз все же! – и томно стонать от переполняющей ее страсти. Пусть, если хочет, бормочет какие-нибудь глупости, типа: «Любимый мой! Как я ждала этого! Какой ты сильный и неутомимый! Чресла твои – вместилища огня! Стан твой – кедр, блин, ливанский…»

А если ненароком припрется начальник отдела, надо будет подмигнуть ему и этак простецки, по-джеймсбондовски, посоветовать: «Погуляй, Игорек – мы тут немножко заняты…»

– Да мне вообще-то тут нравится… – покраснев до корней волос и отирая влажные ладошки о брюки, мямлит Альберт. – Тут хорошо, в принципе…

И все-таки тащить Катю в кабинет – проблематично. И дело не в том, что Альберт панически боится красавиц и никогда не посмеет даже ручку погладить прекрасной даме, не то что – тащить куда-то. Тут вот такой рациональный аспект: девица-краса выше Альберта сантиметров на пять, весит больше, устойчиво посещает школу айкидо и при случае сама может кого угодно тащить, бросать, кидать и так далее – у нее даже бицепс в два раза больше. Альберт в свои двадцать три выглядит застенчивым юношей-десятиклассником: тонкий как тростиночка, стройный, очкарик, на подбородке пух, физкультуру презирает как пережиток пещерного века. Томно стонать и декламировать любовные лозунги девушка не станет – Альберт, как знаток психологии, тонко чувствует, что за мужика она его не считает. А за что считает? Да за этакое нечто в штанишках: умненькое, продвинутое донельзя, доверительно-ласковое – больше похожее на подружку, нежели на самца. Кате же нравятся самцы – это определенно. Такие, как заведующий филиалом: косая сажень в плечах, гренадер, забияка, преуспевающий деляга, бабник – зрачки в форме фаллоса, глянет на женщину – как в трусики залезет! Альберт никогда таким не будет, его удел – зона комфорта и рационализм.

– И чем же тут хорошо? – уточняет Катя, глянув на часы – минут через пять идиллия кончится, начнут прибывать нервозные шумные «совы» – десять дам разного возраста – и в комплекте к ним этакий филин лохматый – Леха, хронически утренне неприветливый. Кто-то непременно явится позже начальника отдела, вот потеха-то будет!

– Ну… Уютно тут. Работа легкая, платят прилично. Квартира теперь совсем рядом…

– И неужели не хочется чего-то большего? – Катя встает, забирает чашки и, направляясь в кабинет, резюмирует с каким-то презрительным сожалением: – Я бы на твоем месте все бросила к чертовой матери, рванула бы в этот… в Белогорск ваш и перевернула бы там все вверх дном…

Оставшись один, Альберт потерянно улыбается и неодобрительно качает головой. Катя – хищница. Большой чувственный рот, блестящие искрометные глаза, развитое прекрасное тело… Амазонка. Неудержимо торопится жить и в этой жизни непрерывно расти над собой. Заведующий тоже хищник – явно выраженный, этакий саблезубый тигр. Леха-гад также принадлежит к данной категории, только он – хищник мелкотравчатый, этакий шакал офисный. Все они вечно бегут, хотят чего-то урвать и постоянно пребывают вне зоны комфорта, сидючи в которой драться за место под солнцем как-то неловко и неспособно.

Альберт всех этих хищников никогда не понимал.

Леха, как и Катя, частенько задает ему вопросы такого рода и искренне негодует: ну какого черта ты, чадо домашнее, штаны здесь протираешь, когда у тебя такие перспективы?! Альберт всегда пожимает плечами и вежливо улыбается. А куда, спрашивается, эти перспективы убегут и какие метаморфозы с ними произойдут, если Альберт перестанет «протирать штаны» и начнет производить какие-то телодвижения? Что бы ни случилось, все предопределено заранее, нет смысла вмешиваться в ход событий.

В данном расхождении мнений, по всей видимости, повинны не только антропоморфные различия типажей, но и социальное положение. Леха-программист – инженер в седьмом поколении, все его предки искони тратили свой интеллект на неповоротливый механизм отечественной науки и жили более чем со скромным достатком. Катя-краса, как это говаривали ранее, – «лимита» из Воронежа, дочь школьной учительницы и военного. Девиз ее негласный: «Телом и умом!», тут все понятно. Зав. филиалом – физручий сын, отец и мать – учителя физкультуры. Спасибо здоровым предкам, вылепили красавца-гренадера! Грудью, усами и еще кое-чем проложил себе дорогу к красному диплому (поговаривают, регулярно имел то ли супругу ректора, то ли самого ректора), затем ловко втерся куда надо, женился на сорокалетней дочурке президента «Отечественного кредита» и с похвальным рвением удочерил двух ее взрослых девчат от первого и второго браков…