2) Доверенное лицо должно установить, в каких кругах вращается некая актриса баронесса Эйк, проживающая на набережной Курфюрстендамм, 46 или 47.

3) Советское посольство хотело бы через упомянутое лицо узнать, какой отклик нашла последняя речь Рузвельта в немецких ведомствах, особенно в министерстве иностранных дел».

Гитлер, ознакомившись с докладной запиской Ликуса, выразил желание, чтобы подобные сообщения из советского посольства постоянно фиксировались и докладывались ему.

Относительно просьбы Кобулова, касавшейся откликов на выступление Рузвельта, Риббентроп, самодовольно усмехнувшись, заметил: «Мы можем «информировать» наше доверенное лицо, как хотим».

Во всем остальном РСХА принимало решение самостоятельно. Германская контрразведка раскрыла утечку закрытой информации рейха и могла насторожиться. В ее поле зрения попала немка, которой явно интересовалась советская разведка. Германская сторона получила также возможность подготовиться и дезинформировать Кобулова по вопросу германоамериканских отношений, как ей это заблагорассудится. Тем временем Центр настоятельно рекомендовал обратить внимание на то, «кто стоял за спиной источников резидентуры». В опасную игру втянулась советская разведка, связавшись с агентом гестапо.

Когда в конце войны Лицеист попал в поле зрения военной контрразведки СМЕРШ и она выяснила его подлинное лицо, в центральном аппарате внешней разведки отказались поверить горькой истине. Тем не менее Берлинкс был объявлен во всесоюзный розыск, хотя искать его следовало в США, куда он бежал после окончания войны.

Попытка разведки использовать Лицеиста для доведения до немецкой стороны выгодной СССР информации и оказания влияния на руководство Германии едва ли была успешной. Гитлер, когда ему сообщали о донесениях Петера, в которых утверждалось о добрых намерениях русских, видимо, пропускал их мимо своих ушей. Гитлеру попросту не нужны были уверения в том, что «слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными»[34]. С поводом или без него, он уже изготовился для смертельного прыжка на Советский Союз. На последнем донесении агента Петера, полученом фюрером 2 июня 1941 года, в котором звучал все тот же мотив, Гитлер гневно начертал: «Лгун!» — и распорядился арестовать Берлинкса. Лишний свидетель большой дезинформации с участием фюрера и министра Риббентропа становился ненужным и даже опасным. Но штандартенфюрер СС Ликус, заботясь о своей репутации, постарался замять дело. Латыша срочно перебросили в Швецию, где он еще долго путал карты иностранных разведок.

Полной веры Лицеисту в Москве все-таки не было, и в серьезных вопросах он в расчет не принимался. Об этом свидетельствовало указание в Берлин от 10 апреля, потребовавшее усиления работы по добыче информации об агрессивных планах Гитлера в отношении СССР. В документе, в частности, говорилось: «По вопросам авиации следует озадачить Старшину, через Шведа выяснить дислокацию немецких частей в Румынии, через Испанца получить сведения о личном составе германских ВВС. Корсиканцу поручить собирать данные о положении в военно-химической промышленности, используя для этого Грека. О состоянии военно-морского флота получить информацию через Итальянца. Ориентировать Брайтенбаха на выявление расположения германских воинских частей и строительства укреплений в прилегающих к СССР районах».

О Лицеисте здесь нет ни слова. Возможно, истинную его цену все-таки знали. Но тем не менее ущерб от этой «подставки» оказался огромным. От провалов не застрахована ни одна разведка мира. Однако то упорство, с которым Кобулов с одобрения руководства разведки встречался с провокатором гестапо, трудно объяснить, если рассматривать его с позиций здравого смысла.

Поток тревожной информации, отправляемой из берлинской резидентуры в Москву, не уменьшался. Поступившие в июне 1941 года сведения от Корсиканца и Старшины поставили точку в вопросе о том, решил ли Гитлер напасть на Советский Союз и в какой именно срок. Советская разведка проникла в секрет секретов Гитлера и получила, казалось, исчерпывающий ответ, хотя это было совсем непросто.

Готовя нападение, Гитлер распорядился принять меры по его тщательной маскировке, прикрытии всякого рода ложными слухами и домыслами. Фельдмаршал Кейтель, например, издал в связи с этим специальные директивы от 15 февраля и 12 мая 1941 года о проведении компании дезинформации. Первая из них предписывала внушать противнику мысль о том, что готовится вторжение, но не в СССР, а в Англию, Грецию или Северную Африку. Вторая директива, предназначавшаяся на тот период, когда сосредоточение германских войск у советских границ уже будет невозможно скрыть, допускала признание концентрации сил, но ее следовало представлять исключительно как маневр, рассчитанный на то, чтобы окончательно сбить с толку англичан, захватить их врасплох, так как они наверняка воспримут действия германской стороны как подготовку к войне с СССР.

Однако Корсиканец и Старшина, несмотря на расставленные вермахтом рогатки, разного рода утечки слухов по дипломатическим каналам, журналистские спекуляции, сумели разобраться в истинных намерениях нацистского руководства. Добытые ими данные были достаточно красноречивы.

Внешняя разведка доложила 9 июня 1941 года высшему советскому руководству следующую информацию:

«Со слов начальника русского отдела штаба авиации Геймана

1. На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине, об использовании советского военного флота против Англии.

Старшина

2. Все подготовленные военные мероприятия, составление карт расположения советских аэродромов, сосредоточение на «балканских» аэродромах германской авиации должны быть закончены к середине июня сего года.

Со слов майора Гертца

3. Все начальники аэродромов в генерал-губернаторстве[35] и в Восточной Пруссии получили задания подготовиться к принятию самолетов. Спешно оборудуется большой аэродром в Инстербурге.

4. Сформировано будущее административное управление оккупированной территории во главе с Розенбергом[36]».

Подойти к оценке этих данных можно по-разному, но в любом случае следовало учитывать, что Харро Шульце-Бойзен поддерживал с начальником русского отдела штаба авиации Гейманом преимущественно служебно-деловые отношения. Сведения от него поступали «втемную». Иное дело Эрвин Гертц, начальник отдела контрразведки министерства авиации, которого Старшина привлек к участию в антифашистском Сопротивлении. Разговоры с ним носили более откровенный характер.

Приведенная информация в целом свидетельствовала о приближении германо-советских отношений к роковой черте и являлась вполне достоверной.

В то же время заявление Геймана о предъявлении Германией СССР предварительного требования в отношении Украины явилось одной из версий о предварительном германском ультиматуме, за которым последует война. Находясь в близком окружении Гитлера, Гейман мог выражать и личную точку зрения рейхсмаршала, и быть рупором распространяемой им дезинформации. Это был очень тревожный сигнал, и оценить адекватно было в тот момент затруднительно.

Резидентура в Берлине искала возможность выяснить, насколько информация Геймана соответствует действительности.

11 июня 1941 года высшему советскому руководству внешняя разведка направила следующую информацию:

Старшина

1. В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен (выделено мною. — В.П.). Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и потому следует считаться с возможностью неожиданного удара (выделено мною. — В.П.). Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать на новую штаб-квартиру».