По мнению Степанова, необходимо учитывать эти настроения при развитии отношений с Корсиканцем.
От встречи к встрече Эрдберга с Корсиканцем информация, полученная от источника, становилась все более настораживающей, тревожной, раскрывала новые стороны деятельности нацистского руководства и генералитета вермахта по наращиванию подготовки Германии к нападению на СССР.
В марте, например, Корсиканец сообщил Эрдбергу, а последний доложил в Москву следующее:
«1) Комитет по четырехлетнему планированию, возглавляемый Герингом, составил расчеты по экономической эффективности антисоветской акции, но пришел к выводу о том, что она не принесет ожидаемых результатов. По мнению Корсиканца, получившего сведения от чиновника упомянутого комитета, выкладки производились по указанию Гитлера или Риббентропа и должны были быть закончены к 1 мая 1941 года.
2) Реализация антисоветского плана сдержанно обсуждается в руководящих немецких инстанциях. При этом подтверждается концентрация германских войск на восточных границах. Построение и расположение частей вермахта на советской границе аналогично построению немецкой армии, предпринявшей в свое время вторжение в Нидерланды[15].
3) Продолжающиеся полным ходом аэрофотосъемки советской пограничной полосы осуществляются с высоты тысячи метров немецкими самолетами, которые поднимаются с аэродромов Кенигсберга, Бухареста и Киркенеса[16].
4) Решение вопроса о военном выступлении против Советского Союза весной этого года принято с расчетом на то, что русские не смогут поджечь при отступлении еще зеленый хлеб и немцы воспользуются урожаем.
5) От двух германских генерал-фельдмаршалов знакомому нашего источника стало известно о том, что выступление Германии намечено на 1 мая этого года.
6) Военное выступление Германии против Советского Союза является уже решенным вопросом.
По мнению начальника генерального штаба сухопутной армии Гальдера, Красная Армия в состоянии оказать сопротивление только в течение первых восьми дней, после чего будет окончательно разгромлена. Оккупация Украины лишит Советский Союз его основной промышленной базы. Затем немцы продвинутся в направлении Кавказа и отторгнут его от СССР. Урал, по расчетам генштаба, может быть достигнут в течение двадцати пяти дней. Нападение на Советский Союз диктуется военным превосходством Германии над Россией. В настоящее время...»
Берлинская резидентура, по-видимому, была в какой-то мере ошеломлена хлынувшим потоком сведений о начавшейся в Германии интенсивной подготовке к войне против СССР, осторожно выбирала выражения для информации и иногда настолько сдержанно, что трудно было понять, что в действительности кроется за ними. Но постепенно она пришла к выводу о том, что является свидетелем весьма серьезных процессов, начавшихся в Германии, угрожающих безопасности СССР, и что следует перестраивать свою деятельность.
Вместе с тем каких-либо конкретных замечаний Короткову по поводу отправленной информации не поступало, и это вызывало у него растущее беспокойство. 20 марта 1941 года он обратился непосредственно к наркому с личным письмом, в котором высказал соображения о складывающейся обстановке в свете добытой им информации.
«Т. Павлову[17] — лично
...Разрешаю себе обратить Ваше внимание на следующее: в ходе работы с Корсиканцем от него получен ряд данных, говорящих о подготовке немцами военного выступления против Советского Союза весной текущего года».
В подтверждение своей мысли Коротков сослался на уже приведенные и другие сообщения.
«...Отдавая себе отчет в том, что сведения Корсиканца не являются исчерпывающими, тем более когда речь идет о вопросах такой важности, я перечислил его данные и сделал ссылки на другие источники с тем, чтобы отдел[18] сам представил полный анализ всех материалов, полученных от Корсиканца и других источников.
В моих глазах Корсиканец заслуживает полного доверия, и мне кажется, что данные о том, что немцы всерьез взвешивают вопрос о нападении в скором времени на Советский Союз, соответствует действительности. По вопросу о том, решена ли акция или нет, от Корсиканца не поступало еще достаточных сведений для каких-либо выводов».
Допуская, что в Центре могли скептически относиться к самому Короткову, он делает дипломатический ход, предлагая встретиться с Корсиканцем резиденту Захару «как более опытному товарищу», чтобы он подтвердил оценку источнику или вынес «обратное впечатление о нем». Не исключено, что это предложение могло появиться под влиянием самого Захара.
«Отношениям с Корсиканцем стараюсь придать характер личной дружбы и внимания... Материалы о Корсиканце, по-видимому, не сконцентрированы в Центре в одном месте, что затрудняет работу, прежде всего анализ передаваемой им информации.
Степанов».
Письмо Короткова отмечено широтой мысли. Это было открытое и прямое предупреждение о нависшей над СССР опасности. Лишь профессионально сделанная оговорка о том, что пока нет подтверждения принятому Гитлером решению о войне, не отвечала, как нам известно, действительности, но и это сомнение было скоро развеяно.
Предложения Короткова о сосредоточении информационных сообщений Корсиканца в одном деле и проведении сравнительного анализа их, несомненно, свидетельствовали о недюжинных аналитических способностях советского разведчика.
Озадаченный и, вероятно, слегка задетый Центр именно поэтому ничего не ответил на личное обращение Короткова. Но может быть, Коротков вообще обратился не по тому адресу? Написать же о том, что смелый шаг Короткова был бесполезным и прошел бесследно, вряд ли было бы справедливо.
Информация берлинской резидентуры не давала покоя наркому госбезопасности В.Н. Меркулову.
Меркулов (1895—1953) работал с Берией в Закавказье и вместе с ним оказался в Москве. Он был заместителем всесильного наркома внутренних дел. В феврале 1941 года его назначили главой впервые созданного самостоятельного Наркомата госбезопасности (НКГБ). Он, правда, просуществовал не долго, всего пять месяцев, и был поглощен бюрократическим монстром — огромным ведомством внутренних дел. Меркулов слыл человеком умным и опытным, но осторожным, предпочитавшим в сложной ситуации отмалчиваться и уходить от прямой ответственности.
Читая сообщения Корсиканца от 11 марта 1941 года, он поинтересовался у Фитина: «Нет ли по этим вопросам других источников, кроме Корсиканца? Как можно проверить сведения, никому из агентуры не сообщая об их содержании? Задание[19] дать в общей и осторожной форме».
Фитин немедленно поручил своему заместителю выполнить распоряжение наркома: «Т. Судоплатову. Заготовить указание Захару согласно резолюции наркома».
Документ резидентуры покатился из кабинета в кабинет по наезженной колее центрального аппарата, над которым каждый, кто с ним соприкасался, размышлял в меру своего опыта и способностей, решая его судьбу, касавшуюся безопасности великой державы. П.А. Судоплатов 12 марта пригласил к себе начальника немецкого отделения П.М. Журавлева, опытного разведчика, руководившего резидентурами в Италии, на Ближнем и Среднем Востоке, Балканах, инициативного и вдумчивого работника, а также оперуполномоченного того же отделения З.И. Рыбкину.
Все трое согласились с тем, что сведения, поступающие от Корсиканца, носят очень тревожный характер, именно поэтому они требуют проверки и подтверждения. После прикидок остановились на том, что помочь в этом деле могли бы такие ценные источники, как Брайтенбах, Лесовод, Горгона.
