— Но могли поймать. Не страшно? — По ходу Жориного рассказа у Крашева зрела мысль, еще не до конца понятая даже им самим.

— Страшно — не страшно, а было… Отлежался немного коврик и туда же — на барахолку. Летом по садам лазил, по огородам. Фарцевал потихоньку. Одесса не Коми — прожить легче.

— А за что же ты на «химию» попал? — Крашеву стало вдруг легко. Он понял, что́ сейчас предложит этому Жоре из Одессы, этому детдомовцу, учащемуся техникума, мастеру-«химику» бывшей ударной комсомольской стройки.

— Это уже отдельная история, — сказал Жора. — Но воровство здесь ни при чем. Да и воровать я после этого прокурора бросил. Думаю, попаду к нему — умру со стыда. А там и стипендия за год, на второй курс хватило. Подрабатывал… А потом практики пошли — тогда были такие длинные практики… Преддипломная — девять месяцев, и деньги платили. На преддипломной мне уже восемнадцать стукнуло, я женился, а потом и на «химию» попал.

— Так ты женат? К жене поедешь? — Что Жора женат, Крашев не ожидал.

— Была жена, да уплыла. Я из-за нее на «химию» и попал. Да я же говорю: другая история. Сегодня не тот день, чтобы об этой дуре вспоминать…

— Тогда вот что. Иди к нам в отряд. Ты же сам говоришь, что тут можно все. Но ведь можно и заработать. А у нас во — ребята! Ну, Жора… Давай мастером. Нужен ты Одессе без денег…

— Одессе я нужен, — немного обидчиво сказал Жора. — И без денег. Одесса — не жена, а мать. Соскучился… — добавил он, погрустнев. — Пять лет в этом дерьме. Но, похоже, мысль ценная. Правда, много вас — тридцать человек, но мысль ценная. Бывший «химик» — член ССО — перековка, а? — Жора чисто и задорно рассмеялся.

— Идет, — сказал на следующее утро Жора. — Одесса подождет. Согласен. А твое начальство меня возьмет?

— Возьмет, — добавил Крашев. — У нас мастера нет. Давали третьекурсника, да я отказался, а сейчас вижу: не под силу мне.

Они вошли в вагончик мастеров и уселись на те же места, что и вчера вечером.

— Только у меня куча условий и требований, — сказал Жора. — Первое… Делим обязанности. Я отвечаю за работу, которой еще нет. — Он улыбнулся. — Ты — за снабжение материалами, еще не знаю какими, техникой, еще не знаю какой. И за тобой общие вопросы: поддержание дисциплины, сухого закона и так далее.

— Идет, — сказал Крашев. — Но это и так ясно.

— Подожди, это только начало. — Жора поднялся из-за стола, подошел к открытой двери и, как и вчера, посмотрел на заводской корпус, но во взгляде его было что-то иное. — Деньги, конечно, навоз, но если мы уже решили в них поковыряться, то делать многое надо не так, как обычно делают. За три года моей «химии» каких только отрядов, групп, бригад здесь не было. И чего только не было… Но к делу, — Жора опять сел за стол. — В мои дела ты лезешь только на рекомендательных началах. Я в твои — тоже. Но для полноценной работы требую: двенадцатичасовой рабочий день; отдых, баня и так далее — раз в две недели; введение ежедневных коэффициентов качества труда каждого бойца отряда и предоставление мне права проставления этих коэффициентов.

— Стоп, — сказал Крашев. — В основном принято, но в отношении коэффициента, — он замялся. — А если ты будешь необъективен?

— Можешь создать апелляционную комиссию: ты, бригадиры, комиссар, ну и я, конечно. — Жора улыбнулся. — Недоволен — подавай жалобу. Сачок много не находит.

— Идет. — От четкости, ясности и деловитости Жориных предложений Крашева охватило волнение, и было чувство, как на стартовой черте, а впереди — трудный забег и радость от этого предстоящего забега. — Давай дальше.

— У тебя еще будут заботы по кухне: продукты, дрова. Но можешь освободить от работы расторопного бойца — сделать завхозом. Многие так делают. Кстати, как повара?

— Вроде неплохие. — Крашев помялся. Поварихи — студентка и жена одного из бойцов — у них были, но кухни не было, и бойцы перебивались в местной столовке.

— Еда — один из основных вопросов. На местную забегаловку надеяться нечего — только время в очередях потеряем да желудки порасстроим. Нужна своя кухня. Свои повара. На кухню выделять одного дежурного. Кого послабее или нешибко больного, или несильно травмированного.

— Типун тебе, — сказал Крашев.

— Хоть два, а хошь-не хошь: на тридцать человек один дурак да найдется — травмируется. Кстати, общая техника безопасности за тобой, на рабочем месте — за мной. А по кухне — в два дня решить надо. Бери аванс — денег на еду, не жмоться — корми на убой. И качество, качество. Поварам — тоже коэффициенты, если хотят заработать. Кто они?

— Одна — наша студентка. Из деревни. Откуда-то из-под Перми. На два года старше нас, — добавил он, увидев, как скривился Жора. — Окончила училище. А вторая совсем взрослая, мать двоих детей. У нас студент после армии — его жена.

— Ладно, — сказал Жора. — Давай кухню. И готовить так, чтобы все окрестные собаки на запах сбегались и выли от горя… Пойдем дальше… Работа. Это за мной. И есть хар-р-рошая работа — жаль, много вас.

— Ты уже несколько раз повторяешь, что много. Больше сделаем — больше заработаем.

— Объясняю, — Жора посмотрел на Крашева. — Система оплаты — аккордно-премиальная. Премия — до сорока процентов. Это если работа хорошо сделана. От сметы на зарплату, ну и премию идет… — Жора помедлил. — Ну, для ровного счета пусть двадцать процентов. Это очень много, но допустим. Сколько ты хочешь заработать?

— Не знаю, — Крашев неопределенно пожал плечами. — Старшекурсники и по тысяче привозили. Так они говорят.

— Бывает, — сказал Жора. — Возьмем тысячу. То есть тебе надо тридцать тысяч зарплаты для отряда — ну и значит, брать работу со сметой сто пятьдесят тысяч. Ошибешься, возьмешь больше, в срок не сделаешь — премию не заплатят. Возьмешь меньше, протянешь, размажешь — тоже ни шиша не будет. Вот я и говорю — много вас, а есть хар-р-рошая работа, и материалы есть, и делать ее некому — ваши старшекурсники отмахнулись, сложна больно — им кирпичные коробки подавай, а лучше всего землю копать, ее не учтешь. Вот так вот. Но смета всего тысяч восемьдесят, не больше… Ну, что, берем?

— Берем, — махнул рукой Крашев. — Там поглядим.

— Берем, — решил и Жора. — И мусор больше ни под каким предлогом не убирать — мы свое отубирали, пусть «химики» убирают — им срок идет. А работа такая: устройство полов из мраморной крошки на втором этаже корпуса.

— Чего же тут сложного? — сказал Крашев. — Мешай да стели. Потом шлифуй аккуратно.

— Что сложного? — Жора достал из стола отсиненные чертежи. — Разбираешься? — Крашев кивнул. — Вот смотри в разрезе. Вначале делаем гидроизоляцию в пять слоев. Потом бетон стелем, и не аккуратненько, а сверхаккуратненько — вода сбегать должна. Потом шлифуем… Работа тонкая — недаром от нее старшекурсники отпрыгнули, а им предлагали, я знаю.

— Берем, — уже решительно сказал Крашев. — Не мусор же убирать.

— Хорошо, — Жора сложил чертежи. — С предложением к главному инженеру выйдешь ты, я — «химик», хотя и бывший… И последнее… — Жора внимательно посмотрел на Крашева. — Мы можем все сделать на «отлично», умереть на работе, но получить копейки. Хорошо и в срок сделанная работа — это полдела, а остальное — наряды. — Жора покачал головой. — Наряды, наряды и наряды… Ну, нарисую я их сам. Причем, нарисую без липы — работа дорогая, много ручной… Но есть нормировщица, есть начальник участка и вот тут… — Жора сделал упор. — Тут нужны неформальные отношения. Нужно, чтобы и начальник участка и нормировщица в тот момент, когда мы будем подписывать наряды, нас любили. Тебя вообще-то любят?

— Как сказать? — Крашев улыбнулся. — Мать любит, друг есть — хорошо относится, ну там соседка… — Крашеву неудобно было говорить про Анну. — Словом, соседка письма шлет… Мне кажется, любят.

— Это хорошо, — Жора был серьезен. — Вот и надо, чтобы и начальник участка и нормировщица тебя любили. Хотя бы в тот момент, когда ты им наряды на подпись понесешь. Любили бы тебя, как меньшого брата, как сына, не знаю еще как и за что, но любили. Но для этого, прямо с сегодняшнего дня, мы должны помнить об этом и что-то делать. Не знаю… Носить цветы нормировщице. Она, старая дура, это любит. Спрашивать о здоровье детей у начальника — он у нас вербованный, из Ленинграда — жена и дети там остались. Интеллигент, кстати… Так что думай, думай…