Даже в отсутствие доказательств вероломных намерений белогвардейцы организовали массовые аресты финнов и карелов, подозреваемых в большевистской агитации или симпатиях к большевикам. Частью этой репрессивной кампании был провокационный акт, заключавшийся в жалобе лейтенанта Е. Богданова, белогвардейского офицера в Кеми, поданной Вудсу 12 апреля. Богданов утверждал, что в общении с ним Ахава нарушил субординацию и вел себя грубо, и потребовал, чтобы тот был соответствующим образом наказан. Вудс провел расследование и решил, что в основе конфликта лежало «различие в политических взглядах». Чтобы избежать ухудшения и без того напряженной ситуации, он посоветовал Ахава вновь присоединиться к Финскому Легиону и уйти вместе с ним на юг. 22 апреля капитану Ахава дали гражданскую одежду и посадили на поезд[264]. Через несколько дней сербские солдаты, действовавшие по приказу белогвардейцев, подстерегли Ахава во время его поездки и убили[265]. Неизвестно, узнал ли Вудс об этом убийстве в то время или позже — в его мемуарах это событие не отражено.

Несмотря на регулярные заверения в лояльности карелов, которые Вудс отправлял в Мурманск, 8 апреля «Таймс» опубликовала сообщение, в котором пересказывались слухи о мятеже в Карельском полку. По странному совпадению в следующем же номере газеты был помещен панегирик «Королевским ирландским карелам», о котором уже упоминалось выше — это была часть кампании Черчилля, с помощью которой он готовил общество к отправке сил поддержки. Как описывает Вудс в мемуарах, Карельский полк выразил негодование по поводу первой заметки, и он лично отправил Мейнарду телеграмму с вежливой просьбой об официальном опровержении (см. с. 128-129). Когда Мейнард попытался уклониться, Вудс отправил ему гораздо более прямую телеграмму: «Поскольку опубликованное сообщение официально исходило из Военного министерства, мне остается полагать, что Военное министерство и общественность считают мою деятельность на посту командующего нелояльной и вышедшей из-под контроля» (с. 129). После этого Мейнард отправил в Военное министерство официальное заявление, в котором подтвердил лояльность карелов, хотя и подстраховал себя с помощью фраз, из которых ясно, что он не разделял абсолютную веру Вудса в полк:

29 апреля «Таймс», еще больше запутав своих читателей, перепечатала заявление Военного министерства под заголовком «Непоколебимые карельские союзники».

Белогвардейская кампания, заключавшаяся в дезинформации и преследованиях, оказала влияние и на сам Карельский полк. Несмотря на искреннюю лояльность по отношению к Вудсу, дезертирство принимало все большие масштабы, особенно с приближением лета, когда стало ясно, что вскоре полк переведут под русское командование. К лету из первых добровольцев Вудса, принимавших участие в прошлогодней успешной кампании, в полку оставалось лишь несколько человек. В апреле и мае, как уже упоминалось выше, силы генерала Прайса наступали на юг, чтобы захватить прочный плацдарм против большевиков на северном берегу Онежского озера. Олонецкий батальон принимал участие в этой операции (во время которой были убиты двое из бывших офицеров Вудса, майор Дрейк-Брокман и лейтенант Мьюир)[267]. Однако на фронте Мурманск карелам не доверял.

3 мая Вудс был временно назначен командующим недавно созданного Кемского военного округа, а 11 мая это назначение было подтверждено[268]. Очевидно, это назначение имело целью смягчить последовавший удар. 20 мая Мейнард издал по силам «сирен» приказ № 31, в котором распорядился «реорганизовать» Карельский полк. В приказе, изданном за подписью второго штабного офицера Мейнарда, майора П. Дж. Маккези (который в феврале совершил инспекцию карельских частей и, в отличие от своего старшего коллеги Льюина, был хорошо настроен по отношению к Вудсу), признавалось, что карелы хорошо проявили себя в прошлом году в боях против немцев и белофиннов, но отмечалось, что «условия, в которых набирались первые добровольцы, совершенно изменились, и полк в целом не выполняет цели, которая бы оправдывала большие затраты на его содержание».

Приоритетная цель заключалась в «уничтожении» большевизма, поэтому реорганизация полка проводилась, чтобы дать возможность тем карелам, кто искренне хочет лучшей доли для своей страны, доказать, что они готовы внести свой вклад в восстановление закона и порядка, и дать им возможность в будущем, когда будет завершено восстановление и модернизация России, с гордостью указать на свой вклад в осуществление этой желанной мечты[269].

Вместо трех существующих батальонов полка (четвертый, как уже упоминалось, еще в марте слился с Олонецким полком) активную службу должен был нести только один Карельский добровольческий батальон, а другие подразделения переформировывались в саперно-строительные части, гарнизонную и пограничную охрану и невооруженный трудовой батальон. Добровольцев в их ряды предполагалось набирать только из Беломорской Карелии (все карелы, поступившие на службу на юге, приписывались к Олонецкому полку), а на довольствие они становились в русской армии. Приказ вступал в силу с 30 июня.

Как признался Мейнард в своих мемуарах, правда заключалась в том, что Карельский полк распустили, поскольку ему больше не доверяли[270]. Тот факт, что Вудс сохранил командование над новым полком и его звание полковника было официально утверждено через прессу (т. е. повышение на местном уровне, которое произошло в прошлом году, получило формальное подтверждение публикацией в лондонской «Газетт»), едва ли утешил его или приободрил горстку людей, которых он смог набрать, чтобы заменить первоначальных добровольцев. Назначение в полк новых британских офицеров, которые прибыли вместе с силами поддержки Черчилля и не были знакомы с условиями северной России, также не улучшило положение дел. Не стало оно лучше и в результате большевистской пропаганды среди местного населения и солдат полка.

В начале июня недавно прибывший офицер Королевских ВВС набросился на карельского солдата, а потом попытался добиться его ареста. Карельские войска выразили резкое несогласие, и дальнейших неприятностей удалось избежать лишь после того, как вызвали Вудса, который пообещал провести расследование этого инцидента. Даже после этого Добровольческий батальон «отказывался подчиниться приказу вернуться в казармы, пока полковник Вудс не вернулся и не объяснил им через Григория <Лежева>, что такие приказы должны выполняться». Это показывает, что карелы продолжали испытывать личное доверие к своему командиру. Он, в свою очередь, продолжал верить, что, если ему дадут немного времени, он сможет справиться с нынешними проблемами полка[271].

Для этого Вудс предпринял несколько мер. Во-первых, он выпустил секретную директиву для всех британских офицеров в округе, напоминая им о необходимости поддерживать свою собственную дисциплину и соблюдать правила приличия, чтобы служить примером для местных войск. Прежде всего, британский офицер не должен был гулять в общественных местах, засунув руки в карманы; прогуливаясь с дамой, он также не должен был «настолько увлечься взглядами и разговорами своей спутницы, чтобы не замечать приветствий проходящих мимо солдат». Настоятельно рекомендовалось как ему, так и его спутнице воздержаться от физических проявлений привязанности, поскольку такое поведение «является предметом насмешек, а не зависти наблюдателей»[272].