— В комнату Горана. Там нам никто не помешает.

— Ты не слишком увлёкся пристрастиями герцога Мейкдона? — неприятно пошутил легионер, однако повиновался.

Заперев дверь изнутри, Алекс вытащил блестящий шарик.

— Пока — просто слушай, вопросы позже задашь.

Марк хмыкнул и выразительно показал на голову, намекая: не подморозился ли в горах, дружок?

— Смотри сюда и не моргай.

Переполненный скепсисом, толстяк практически моментально впал в транс, отчего его тёмно-синие глаза превратились в две тусклые пуговицы, веки опустились до половины, рот приоткрылся, а усы — обвисли.

Алекс размеренно и отчётливо принялся за рассказ, что означает небо для тея.

— Скользишь в облаках, равный ветру. Выше птиц. Выше суеты и низменных страстей. Преодолев непонятное ограничение, навязанное Всевышним. Победив собственный страх. Сравнявшись с ангелами!

Легионер даже не пошевелился. Лама утверждал, что тот будет слышать и воспринимать гораздо лучше, чем бодрствущий. Захотелось разбудить его, прервать странный, неестественный сон… Но лама учил иначе.

— Ты хочешь этого, Марк! Ты страдаешь без полёта! И можешь достичь высоты! Ты веришь в себя… веришь, что Сила тебе подвластна. Она живёт внутри огромным огненным зверем, могучая и послушная. Её много, Марк! Её хватит надолго! Она поднимет тебя в синее небо!

Наверно, никогда в жизни Алекс не был столь убедителен, говоря то, что чувствовал сам.

— Сила в тебе! Она бурлит! Ей нужен выход! И выход этот — в полёте. Через минуту ты забудешь мои слова, но усвоишь твёрдо: отныне небо — твоё. Сила — твоя. Скоро мы выйдем наружу, и ты взлетишь. А сейчас на счёт «три» — просыпайся. Раз! Сила распирает. Два! Сила рвётся на свободу! Три! Подъём!

Марк растерянно моргнул.

— Что со мной было? А ты чего мокрый весь?

— Не тратим время на болтовню! Бежим…

Решивший сегодня не удивляться странностям друга, с виду окончательно сбрендившего, легионер послушно потопал на улицу, в одном камзоле на мороз. Нешуточный в феврале.

Небо белое, а не синее, как в гипнотической мантре. И довольно низкое. К тому же — вечереет. Да какая разница!

Алекс сунул Марку крыло Горана, сам набросил на плечи своё, управляясь с ремнями.

— Разыгрываешь? Я вешу больше быка.

— Плюнь. Прислушайся к себе. Сконцентрируй Силу, как умел полтора года назад. Готов?

Марк отпустил пряжку подвеса на предельную длину и с трудом застегнул сбрую на широкой груди.

— Дьявол! Сила как будто действительно вернулась. Не хуже, когда занимался…

— Брось болтовню! Разбег!

Услышав, что тяжёлый топот сапог прервался, Алекс оглянулся. Получилось! Марк отнюдь не остановился, а начал набор высоты. Пусть вес чрезмерный, крыло мало для него, он взлетел и постепенно приподнялся над плацем легиона.

— Не отставай! Только вверх!

Трудно сказать, донеслись ли до Марка эти слова, перекрываемые злобным февральским ветром, совсем не благоприятным для неопытного летуна, но он упорно продолжил карабкаться в высоту.

Они над крышами домов. Над башнями крепостной стены. Над шпилями соборов!

Алекс увидел крайнее напряжение на лице товарища, кое-как сражающегося с порывистым ветром. Трудно! Но чтобы добраться до этой трудности, Марк преодолел главную — неверие в собственные силы.

Когда он спускался на плац, казалось — заходит на ламбрийский корабль для сброса бомб, перегруженный, на редкость тяжело и не изящно. Это мелочи, основное сделано, и все проблемы за легионера никто не решит. Дальше — сам, только сам.

Глядя на счастливое и ошарашенное лицо Марка, Алексу подумалось: трудно теперь будет убедить людей императора, что ламы отказали в универсальном средстве увеличить летучесть дворянства.

— Не знаю, как благодарить… Я твой должник на веки вечные… Как ты это сделал?

— Никак. Честно. Доходчиво объяснил, что ты справишься. Всё. И ты справился.

Выдыхая морозные клубы пара, здоровяк направился к казарме.

— Надо отметить… Нет! Надо худеть. Если я и с брюхом так поднимаюсь, то в нормальном виде сдам лётную норму прим-офицера.

— А то и фалько. Давай в тепло.

Внутри хорошее настроение у покорителя неба чуть увяло.

— А я сообщу тебе не очень приятную новость.

— Что-то с Ианой?! Она пострадала за ламбрийское происхождение?

— Пострадала, но не из-за этого.

— Говори. Не томи!

Алекс так штурхнул более крупного товарища за отвороты мундира, что тот закачался.

— Была ранена на войне. Оправилась только к тому злосчастному балу, где ты не придумал ничего лучшего, как пригласить на танец Эльзу Мейкдон. Теперь она объявила о помолвке с чистокровным синьором.

— Терон?!

— Да… Будь любезен, убери руку с эфеса шпаги. Он — наш товарищ.

Марк рассказал подробности. Дело не ограничилось треугольником Иана-Алекс-Терон. В рыжеволосого певца без памяти влюбилась Ева Эрланд, пленённая его песнями по дороге из Аделфии в Леонидию. Тот представил её Марку, не оставшемуся равнодушным.

— Словно нас кто-то проклял, дружище. Клянусь Святым Эстинуарием, даже с умыслом невозможно запутать ситуацию сильнее. Иана… не буду уверять, что любит тебя, но её что-то гложет. Отдаёт нашему другу руку, но не сердце. Моя Ева сохнет по Терону, а я вообще в стороне. Никому не нужный, безродный увалень.

Не поручусь, что умысел не имел места, решил Алекс. Слова герцогини на балу врезались в сознание. Если не мой, то ничей… Устроила личную жизнь… Фактически сама призналась в кознях.

Но помолвка ещё не замужество, хоть и очень серьёзный шаг. Тея дала слово пойти под венец, отказ от него — против законов чести.

— Марк, твой статус вырастет. Ты будешь не просто фронтовой офицер, но полноправный дворянин, благородный. Тей Маркус Тэйлс — звучит?

— Да… Если Ева это оценит.

Алекс едва удержался, чтобы не процитировать какую-нибудь банальность из репертуара Горана. Нет, если речь идёт о любви — пошлости не место. Так и до реплик Мейкдона можно докатиться, о «настоящей» мужской дружбе.

— Где они сейчас Иана, Ева, Терон?

— Ева в семейном особняке Эрландов, на правом берегу Леонии. Иана живёт у неё. Терон… Если его нет в казарме, завершил дневную службу и со всех ног бросился туда, петь сладкоголосые песни в надежде охмурить Иану, а на самом деле только мучая Еву.

— Клянусь всеми чертями ада… Ты вхож туда?

— Вхож. Но не зовут.

— Я зову. Идём!

По заснеженным улицам они добрались за четверть часа. По пути Алекс спросил:

— Ты хоть раз пробовал объясниться с Евой?

— Нет. Боюсь — бесполезно.

— Я совершил ту же глупость. Сейчас исправлю, чего бы оно ни стоило.

— Там Терон. Он зол, ревнив. И очень сильный боец.

— Страшнее ламбрийского дирижабля, полного стрелков с винтовками? Марк, мы не испугались тогда! Почему должны бояться нашего старшего товарища и двух самых очаровательных девушек в мире?

На этой волне настроения они ворвались в гостиную.

— Алекс! — выдохнула Иана, распахнув чёрные огненные глаза.

— Алекс? — в голосе Терона ни капли тепла. Скорей сожаление: почему ты не околел в горах.

— Марк, никогда не видела тебя таким, — Ева единственная заметила перемену в своём воздыхателе.

Отбросив церемониальные правила этикета, более того — плюнув на обстановку, окружение, присутствие соперника, Алекс приблизился к Иане и взял её руки в свои.

— Дорогая! Я давно был обязан сказать вам… Ещё, наверное, на иллинийском судне, но не мог сразу разобраться в своих чувствах, а потом бился о стену, которую сам же возвёл, обещав Терону вернуть вас в Икарию в целости и неприкосновенности для его ухаживаний. Но я не могу более! И нет бесчестия в том, чтобы признаться: я люблю вас!

На этом терпение рыжеволосого лопнуло. Он довольно грубо ухватил Алекса за плечо.

— Не кажется ли вам, тей, что вы чересчур многое себе позволили в разговоре с чужой невестой, скоро уже — женой?

Марк правильно предупреждал. И сейчас глянул с немым укором: я же говорил!