— Я согласен, мистер Диккенс, что роман о приключениях этого мальчика имеет, как вы выражаетесь, общественное значение, но фирма Мэкрон не имеет к вашему произведению никакого отношения.

— Но я не вижу никакого нарушения своих обязательств перед вами, — пожимает плечами Диккенс, — печатая «Оливера Твиста» у Бентли. Я пишу роман не о мятеже лорда Гордона.

— Вот именно, мистер Диккенс! Вы изволите говорить то же, что хотел сказать я…

И Мэкрон пытается осклабиться, но это ему не совсем удается. Он кончает фразу как будто небрежно, но глаза его по-прежнему шарят по лицу Диккенса.

— А я тем временем понапрасну жду исторического романа «Гебриэль Вердон»…

Диккенс раздражается, но сдерживает себя:

— Согласитесь, мистер Мэкрон, что у нас, писателей, есть право обращаться к тем темам, которые нас увлекают. В настоящее время меня не увлекает тема «Гебриэля Вердона». Когда-нибудь я напишу о мятеже лорда Гордона, мне так кажется. Но не теперь. Вот и все.

И Диккенс нажимает сухим гусиным пером на лист бумаги. Пером уже нельзя пользоваться. Мэкрон это видит. Еще совсем недавно, каких-нибудь два года назад, вот этот щеголеватый молодой человек не позволил бы себе проявлять раздражение в разговоре с издателем, которому он нанес ущерб своим увлечением другой темой. Тогда этот молодой человек был непомерно рад сотне фунтов, полученной за свои скетчи. Тогда он взирал на издателя как на благодетеля. А теперь… Молодой человек прекрасно понимает, что нанес издателю ущерб, и ломает перо от раздражения. Мэкрон решает сразу перейти в атаку:

— Я вижу, мистер Диккенс, что вы не считаете необходимым наметить срок хотя бы приблизительный, когда моя фирма получит первые главы «Гебриэля Вердона», которого я предполагал бы издавать выпусками. Из этого я заключаю, что вы допускаете возможность увлечься, как вы говорите, другой темой, но не исторической. Не так ли?

Диккенс молча склоняет голову. Мэкрон выдвинулся всем корпусом вперед, теперь он сидит на кончике кресла.

— Вот видите, сэр. Таким образом, ваш отказ писать «Гебриэля Вердона» наносит мне ущерб.

— Я не совсем понимаю вас, — говорит Диккенс. — Повторяю, я не пишу «Гебриэля Вердона» и не заключаю на него договора с другим издателем.

— С коммерческой точки зрения мы, деловые люди, несем убытки, если не получаем выгоду, на которую имеем право.

— Я не коммерсант, мистер Мэкрон, и такой вывод не могу принять, — говорит Диккенс, вытаскивает из жилетного кармана часы и смотрит на них. Этот коммерсант, если судить по его тону, переходит в решительное наступление, и о деликатности можно забыть.

— Очень жаль, что вы не можете принять такой вывод, мистер Диккенс, — сухо говорит Мэкрон. — Но мы, коммерсанты, его принимаем. И потому я вынужден предупредить вас, что попытаюсь возместить ущерб, нанесенный вами моей фирме.

Диккенс поднимает брови и говорит саркастически:

— Благодарю вас, сэр, за прямоту и не скрою, что мне любопытно знать, какое отношение я имею к вашей решимости возместить ущерб, который я вашей фирме не наносил.

— Я хочу предупредить вас, мистер Диккенс, что я решил выпустить «Скетчи Боза» отдельными выпусками. Ежемесячными выпусками, сэр, — говорит Мэкрон, и лицо его делается каменным.

Диккенс откидывается на спинку кресла.

— Что вы хотите сказать, сэр? Вы издали мои скетчи в двух томах и теперь хотите издавать их выпусками?

— Вот именно, сэр. Так же, как вы издавали «Посмертные записки Пиквикского клуба».

— Но выпуски «Пиквика» были новинкой для читателя! Если же вы издадите скетчи выпусками, все решат, что я прибег к такому способу из жадности. Какого мнения будет обо мне читатель, который не будет даже знать, что на этом издании наживаетесь вы, а не я? Это невозможно.

— Любой юрист разъяснит вам, сэр, что это возможно, пока издательское право на скетчи принадлежит моей фирме, — спокойно говорит Мэкрон.

Пауза. Диккенс знает, что этот коммерсант прав. Какое ему дело до мнения читателя об авторе «Пиквика»? Щеки Диккенса розовеют от волнения. Он повторяет машинально:

— Это невозможно.

И думает: «Надо помешать этому решению Мэкрона. Но как?»

И Мэкрон думает, смотря на взволнованное лицо Диккенса: «Где же ваша самоуверенность, сэр?»

Он выдерживает паузу и затем встает. Он говорит, и теперь его губы складываются в улыбку:

— Впрочем, есть возможность сохранить расположение читателя к столь известному автору, как мистер Чарльз Диккенс. И вместе с этим — возместить мне ущерб. Моя фирма расценивает его в тысячи фунтов. В тысячи фунтов! Подумайте, сэр.

Он откланивается и направляется к двери.

Диккенс был взбешен. Не будь он теперь известен, он мог бы не писать роман для журнала Бентли. А теперь этот шантаж Мэкрона. Именно, шантаж!

Но к юристу не имело смысла обращаться, — вопрос был ясен, это подтвердил и Форстер. Стало быть, надо найти выход. Диккенс твердо решил помешать Мэкрону издавать ежемесячными выпусками изданные им раньше скетчи. Мэкрон прекрасно понимает, что Диккенс не может согласиться на такое издание, в этом все дело.

Форстер решил переговорить с мистером Чепменом: не согласится ли он выкупить у Мэкрона право на издание скетчей?

Когда Диккенс узнал, что Мэкрон потребовал у Чепмена и Холла две тысячи фунтов за уступку скетчей, он исчерпал все ругательства, которые не слишком оскорбили бы деликатный слух Форстера.

Еще не прошло двух лет с той поры, когда Мэкрон сунул ему сотню фунтов за те же скетчи, которые теперь не желает уступить меньше, чем за две тысячи! Оказалось тем не менее, что фирма Чепмен и Холл, обсудив сделку, надеется извлечь из нее выгоду. Имя Диккенса очень популярно. Но две тысячи фунтов — сумма значительная; едва ли можно извлечь выгоду из этой сделки, если переиздать скетчи в двух томиках. Придется все же издавать ежемесячными выпусками. Диккенсу надо понять, что Мэкрон твердо решил издавать скетчи выпусками. Значит, надо делать выбор между Мэкроном и фирмой Чепмен и Холл; разумеется, некоторым читателям покажется странным издание выпусками хорошо известных скетчей, быть может, у них мелькнет мысль о погоне автора «Пиквика» за крупным гонораром, но тут уж ничего не поделаешь.

Диккенсу пришлось согласиться на издание скетчей Чепменом и Холлом.

Обретенный им после окончания «Пиквика» досуг начал его тяготить. Если он и устал слегка, кончая «Пиквика», то теперь он отдохнул, а «Твист» шел легко. Почему бы не повторить опыт и не начать второй роман — большой роман, может быть больше, чем «Твист»?

Но какой? Развлекательный, как «Пиквик», или следует выбрать тему, подобную той, какую выбрал для «Твиста», — тему, на которую законодатели обратят внимание, хочется им или не хочется? Тему, которая взволнует читателя и заставит газеты и журналы признать, что автор «Пиквика» может всерьез бороться с порядками, наносящими немалый вред обществу.

Но надо признать все же, что «Твист» как-то сворачивает с дороги, по которой он повел его. О приюте и работном доме чем дальше, тем меньше пишется. Описание учеников и приятелей Феджина и их темных дел в сущности не вызывает у читателя никакого недовольства общественными порядками. С работным домом и воспитательным приютом куда проще. Вот вам, леди и джентльмены, правдивая картина этих прославленных учреждений, автор не видит никаких достоинств в новой системе призрения, которая почитается прямо-таки чудодейственной. Вы, леди и джентльмены, можете не верить, это ваше дело, но если поверите, то сделаете нужные выводы. Что же касается не весьма респектабельного общества, куда попадает несчастный сирота, маленький Оливер, то какие выводы может сделать читатель?

Признаться, никаких. Но что можно поделать с такими, как Феджин, его ученики или этот разбойник Сайкс и другие разбойники? Какие меры надо принять, чтобы они не существовали, эти опасные люди? Оливер будет связан с ними, — это придаст, конечно, интерес роману, читатель будет ужасаться и читать роман. Это все хорошо, но получается так, что читатель не знает, кого винить в существовании Сайкса. Не винить же в самом деле Палату общин или общество, что существуют преступники. Во-первых, этому никто не поверит, а во-вторых, если даже захочешь показать это в романе, едва ли что-нибудь выйдет.