— С ней почему не предохранялись?
— Откуда я знал, что СПИД поймал от этой Козули!
— Как Козули?! — подскочил Виктор Трофимович. — Ты говорил Зозули.
— При чем здесь Зозуля? Козуля ее фамилия!
— У тебя что, вконец крышу сорвало? Ты говорил Зо-зу-ля!
У Виктора Трофимовича взмокли подмышки. Левое веко задергалось. Он готов был своими руками повесить зараженного.
— Какая вам разница — Зозуля или Козуля меня заразила?! Я, скотина такая, Галочку невинную на смерть обрек! Она доверилась! А у меня на ВИЧ отрицательный результат!! Как с этим жить? Как?!
— Отрицательный? Точно?!
— Нет, я ради шутки вешаться собрался. Вот она передо мной бумажка с анализом.
— Ну, ты дундук! — в данный момент Виктор Трофимович готов был расцеловать суицидника. — Ну, темнота! Ну, глухомань! Мой тебе совет — возьми веревку вешательную, натри скипидаром и отхлестай себя по голой заднице! Может, поумнеешь…
— Нет, я повешусь!
— Если результат отрицательный, баран ты ни разу не образованный, значит, ты не инфицирован. Минус в данном случае — самый что ни на есть плюс для таких дураков, как ты. Никакого СПИДа у тебя нет!
Виктор Трофимович открыл книжку и с удовольствием вычеркнул занесенных в список СПИДоопасных Галочку и Козулю.
— Точно?! — заорала трубка. — Точно!!!
— Нет, я буду с тобой приколы шутить.
— Слушай, — теперь на «ты» перешел псевдоВИЧинфицированный, — где ты сидишь? Сейчас беру такси и еду к тебе с бутылкой…
— Езжай лучше к Галочке и не забудь на свадьбу пригласить.
— Первым гостем будешь!
— Коробку презервативов подарю налевака ходить.
— Что ты?! Налево теперь ни ногой!
— Не зарекаются любя, предохраняются почаще.
На этой мудрости Виктор Трофимович положил трубку и только начал укладываться на диван, раздался звонок. Вновь показалось — суицидный.
— Сколько времени? — спросила трубка с явно похмельным выхлопом.
Виктор Трофимович пошел на борьбу с новым самоубийством по методу «клин клином…»
— Вешаться собрался? — взял быка за рога.
— Ага, хозяин точно за яйца подвесит, если опоздаю к семи! Вчера так ушатался, не могу въехать, где? как? и сколько времени?
— Половина первого, — спас от подвешивания клиента за богоданные места врач.
— Отец, базару нет, — в качестве благодарности радостно рявкнула трубка и запела гудком.
«Нет, так нет, — снова начал укладываться подремать Виктор Трофимович. Приняв позу, параллельную линии горизонта, государственно подумал. — Надо с предложением в горздрав выйти: писать на результатах анализов коротко и дураку понятно: „СПИДа не обнаружено“. Мозги у народа вконец отсохли от терроризма, наркомании и проституции, на ровном месте в петлю лезут».
А засыпая, заповторял: «Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа, дай железный иммунитет от заразы…»
К ЧЕРТЯМ СВИНЯЧИМ
Проснулся Геннадий Фаддеевич Кукузей от дрели. Воя на изнуряющей ноте, она до мозгов пронзала пространство откуда-то из-за стен. Трудно сказать, с каким успехом сверло дырявило неживую материю, Геннадия Фаддеевича в пять секунд прошило насквозь, сон улетучился, как и не было.
«Что они, вконец озверели?!» — нелюбезно подумал о соседях.
С каких, спрашивается, атрибутов любезности взяться: ночь в полном развороте, темнота, хоть глаза всем подряд коли, самое время трудовому человеку расслабиться в кущах Морфея, а ему в уши заместо колыбельной — сверло.
Геннадий Фаддеевич возжег лампу в изголовье. И нехорошие слова бесенятами заплясали на языке. Стрелки часов еще только разменивали четвертый час, до верещания будильника спать да спать!.. А тут…
Жену дрель не брала. Она, во всей красе раскинувшись на основных площадях двуспальной кровати, насморочно сопела.
«А мне стоит всхрапнуть, — испепеляющим взглядом оценил безмятежный вид супруги, — сразу локоть до самых печенок воткнет».
Геннадий Фаддеевич зашевелил ушами, определяя местоположение нарушителя тишины.
«Какой гад ночь со днем перепутал? — задался шерлокхолмовским вопросом. — Опять Чумашкин?»
Чумашкин был новым русским с верхнего этажа. Год назад купил над головой у Геннадия Фаддеевича две квартиры: двух— и трехкомнатную. Прорубил между ними дверь, и нет жить по-человечески на этих просторах, в двухкомнатной, в ванной, заделал парную.
Когда перестраивался, всех соседей достал долбатней. Устали бегать к нему со скандалами: сколько можно издеваться? И он притомился отбрехиваться. Нашел мастеров-полуночников. Те в самый сон, часа в три, затевали сверление и другой строительный шум. И партизанами не открывали на звонки соседей.
Собственно — против парной Геннадий Фаддеевич ничего не имел. Сам любил взбодрить кожу веником до ракообразного состояния. Имеется в виду, когда раков к пиву варят. Напариться и пивком жар внутренний унять Геннадий Фаддеевич считал первейшим удовольствием. Будь с кошельком Чумашкина, сам бы парную дома заварганил. Чтобы, как зачесалось, в шесть секунд раскочегарить и с веником на полок — держите меня, кто смелый!
Чумашкин, он хоть и новорусский, а все одно — Чумашкин.
Посади субъекта свинофермы за стол… Вдобавок к парной в ванной, сделал из кухни бассейн. То есть плиту, мойку и остальные принадлежности домашнего очага — геть, а во всю освободившуюся ширину и длину водная гладь в добрый метр глубиной… На тот предмет, чтобы нырять из парной, как в прорубь.
Жить с водоемом над головой не мед, а прямо наоборот — деготь. Только сядешь вечерком чайку испить, обязательно мысль кляксой ляпнет: а что как потолок не выдержит купания ракообразно распаренных телес? Как обрушится вместе с «прорубью»? Как полетят в чашку мочалки и голые задницы?
С такими тараканами в мозгах не до чая! Бежит Геннадий Фаддеевич, чертыхаясь, в дальний угол квартиры, где не висит над головой дамокловый бассейн.
И вот, похоже, этому ихтиандру тесно на кухне нырять стало, расширяет акваторию на всю оставшуюся квартиру.
«Чтоб твой банк лопнул! Чтоб тебя налоговая за вымя взяла! — зверея, лепил проклятия Геннадий Фаддеевич. — Чтоб у тебя член на лбу вырос! Чтоб тебя черти забрали!»
Расхрабрившись, хотел даже постучать в потолок шваброй. Но передумал. И сосед может в суд подать, и жена спасибо не скажет.
К тому же показалось: сверлят в другой стороне.
«У проститутки что ли?»
Дом пользовался большим спросом среди денежных граждан. Когда-то, в 60-е годы, строился для медработников и учителей, а сейчас другие работники, как мухи на сладкое, норовили въехать. Геннадию Фаддеевичу не раз предлагали с крутой доплатой обменяться, но он держался.
Дом стоял в очень живо написанном природой и человеком месте. На бреге. Волны без устали катили мимо окон. Высунешься, а у тебя перед глазами не автобусы с троллейбусами или подштанники на веревке — речные просторы успокаивают нервы. Тут же рядом сквер вместо шума городского листвой шуршит. Тогда как до городского шума меньше чем раз плюнуть, центр в пяти минутах черепашьего хода.
Недавно за стеной проститутка поселилась. Геннадий Фаддеевич лицензию ей на профпригодность не подписывал и свечку не держал, но жена говорила:
«Проститутка, сразу видно. Нигде не работает, одевается, как из Парижа, мужиков разных водит, и пол в коридоре палкой не заставишь мыть. Проститутка, и к бабке не ходи».
Пол она однажды мыла. Геннадий Фаддеевич видел. Вышла на площадку, в одной руке двумя пальцами, как дохлую крысу за хвост, держит тряпку, в другой — чашка с водой. Плеснула на пол, бросила в лужицу тряпку, заелозила ногой.
Глаза бы отсохли на такое глядеть.
«Убила бы! — злилась жена Геннадия Фаддеевича. — Проститутка чертова».
Квартира эта всегда была, как говорила супруга, «слаба на передок». Раньше в ней Валька-парикмахерша «слабела». Но у той веселье с мужичками было образом жизни. На коммерческую основу не ставила. Отчего пришлось квартиру продать.