— У тебя, как я погляжу, только на словах инфаркт.
— Тебе бы такое. Ходить по-человечески не могу. Как рак пячусь…
«Следующую жену из Раков буду брать, — думал Николай, тащимый на прицепе. — По гороскопу идеальная для меня супруга».
Но вдруг вспомнил мудрую формулу из рассказа Шукшина: «Жену выбирай, не выбирай, — все равно ошибешься…» — и крепко засомневался в целесообразности обмена шила на мыло.
БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ
— Во, на Западе цивилизовано! — пришел на кухню с газетой Арнольд Петрович Затеряев. На его лице выделялись допотопной оправой «плюсовые» очки и двухдневная пегая щетина. — Прежде чем брачную ночь открыть, навалиться друг на друга с объятиями, они контракт заключают: что и как, если вдруг любовь сдуется.
— Любовь прошла, завяли помидоры, детей об стенку, нам с тобой не по пути! — засыпая картошку в суп, пропела Ангелина Ивановна. — Умные люди, не чета нам, знают, что брак может быть с брачком. Твой кореш, Лагутин, двадцать лет сюсюкался с Наташкой «кошечка» да «лапочка», по всякому вопросу готов был ее в задницу целовать, а начали разводиться, из-за каждой драной тряпки глотку рвал!
— Этой стерве дай волю, она без трусов бы оставила!
— У вас все бабы стервы!
«А нет что ли?» — едва не вырвалось у Арнольда Петровича, но вовремя прикусил язык. Отсек торопыгу от скользкой темы. Повернул повестку дня в другую сторону.
— Гель, а давай свой брачный контракт составим, — Арнольд Петрович приготовил авторучку и лист бумаги.
— Сивый мерин весь, а туда же — прицел на Запад подавай. На кой нам контракт?
— Кому что принадлежит наметим. Понарошку… Холодильник, например, кому запишем?
— Мне, естественно! — без секундных раздумий отрубила Ангелина Ивановна.
— С каких это чебурашек?
— Мы когда его брали? Когда я в положении ходила.
— Ну, — Арнольд Петрович не мог взять в толк, к чему клонит жена.
— Загну. Ты в это время с Лизкой-путанкой скочетался. Забыл?
— Че ты утей гонишь! «Скочетался» я, видите ли…
— Че-че! Кабче! Я с пузом сижу, как памятник изобилию, а он придет затемно и духами Лизкиными за версту разит. У нее одной «Сальвадор Дали» был.
— Мы вечеровали тогда, — быстро нашелся Арнольд Петрович, — как раз «ноль седьмой» заказ осваивали, неисправности валом были. А с Лизкой стол в стол сидели. Нехотя провоняешь.
— Мы с тобой сидели тесно, забеременела честно. Ты мне, сивый мерин, не развешивай лапшу про сверхурочный труд. Не первый год замужем.
«Нужен был Лизке мерин», — подумал Арнольд Петрович, но проглотил не имеющее под собой почву оскорбление и, крепя сердце, записал холодильник в графу «Геля».
— Кухонный гарнитур скажешь тоже тебе? — с вызовом перешел к дележу следующей недвижимости Арнольд Петрович. — Он, если помнишь, на мои деньги, что на шабашке заработал, куплен.
— А доставал кто? Мне его Галка Морозова сделала. Которую ты в подсобке зажимал. Она все рассказала.
«Вот шалава! — с горечью подумал Арнольд Петрович. — А ведь не отбивалась, наоборот, — к себе зазывала. Слон в юбке!»
— Ладно, доставала, так доставала, — недовольно сказал он и записал кухонный гарнитур в ту же графу, что и холодильник. Затем пробежал мысленно по богатству, нажитому в супружестве, и отрубил. — Стенку будем делить по-братски: тебе две секции и мне — три.
— С какого рожна?
— В тот год, как ее купили, — с ехидцей начал Арнольд Петрович, — ты в Москву на курсы повышения квалификации ездила.
— Ездила. И что?
— А то! Приехала, как бревно железное, холодная. Повысилась до ледяного космоса, месяца три валетом спать ложилась. Храплю я, видите. А как обнимать тебя — что Брестскую крепость голыми руками брать.
— Ну, ты вспомнил! — деланно захихикала Ангелина Ивановна. — Что тогда-то молчал? Болела я…
— Замнем про болезнь для ясности, так что мне три секции, даже — четыре…
И закрепляя успех со стенкой, открывшей победный счет в графе «Я», Арнольд Петрович занес руку вписать туда еще одну позицию.
— Телевизор тоже мне.
— Облезешь и неровно обрастешь! — оправилась от первой неудачи Ангелина Ивановна. — Забыл, как привет из командировки привез.
— Какой привет? — насторожился супруг.
— Какой-какой! Вен… От дамы. Три пера называется! В переводе — французский насморк…
— Ё-мое! По пьянке было-то, дура одна подлезла. Воспользовалась невменяемым состоянием… Изнасиловала почти…
— Пить не надо.
«Что за любовь без питья», — чуть не слетело с языка Арнольда Петровича. Но тормоза самосохранения выручили. Отвлекли пришедшим на память анекдотом: «Доктор, помогите, как выпью — не могу закончить половой акт. — Так вы не пейте. — Тогда начать не могу».
Рассказывать супруге жизненный анекдот не стал.
— Мерин сивый! — еще раз оскорбила жена.
— Ты зато кобылка племенная! — защитился Арнольд Петрович и решительно произнес. — Спальный гарнитур себе пишу. Мы его купили в тот год, как ты к художнику бегала.
— Бестолочь ты! — возмутилась Ангелина Ивановна. — Он рисовал меня!
— Не знаю, не знаю, что вы там, в мастерской, наедине живописали?
— Ты же видел мой портрет на выставке! — активно оборонялась Ангелина Ивановна. — Видел!
— Портрет с тетрадку, он его полгода малевал…
— Дурак! Это не фотография, щелкнул и готово. Он же не халявщик. Член Союза художников. Варианты, наброски делал…
— Да-да варианты. То голяком, то в чем мама родила, то в чем в бане ходят!
— Я в глухом платье на портрете…
— Портрет-то до пояса, а дальше, может, обнаженная натура для вдохновения позировала…
— У тебя, сивого мерина, одно на уме! — бросила Ангелина Ивановна и нашла контраргумент в борьбе за спальный гарнитур. — А ты тогда к Верке уходить надумал! Че — не было такого?! «Она мне машину купит!» — передразнила мужа.
— И купила бы!
— А че не ушел?
— Че-че! С Манькой дюже горячо! Ладно, хватит! Мне пора на дачу собираться!
Арнольд Петрович встал из-за стола.
— Зна-а-а-ем, зачем ты туда зачастил. С женой Курдупова спать!
— У тебя что — совсем крыша заюзила?!
— Курдупов на дежурство, а ты к ней под жирный бочок прыг! Нет, скажешь? Нет?! Сивый мерин!
— Тебе 62 года, а такой бред косовертишь! Да она дурней тебя в пять и страшнее в десять раз!
— Ах, я страшная! — выхватила у мужа листок с дележом имущества Ангелина Ивановна и разорвала его. — Вот что ты у меня получишь по контракту! Вот!!
И сунула под нос супругу красноречивую — маникюр был ярко-красный — фигуру из трех пальцев.
