Он принялся через каждые пять минут стрелять из карабина, чтобы указать своим товарищам направление, которого они должны держаться, спеша к нему на помощь. Ничто так не угнетало несчастного, как страшное, грозное молчание, окружавшее его. Особенно беспокоила его одна мысль: если враг захочет прибегнуть к огню, то достаточно будет охапки сухих веток, чтобы погубить его самым жестоким и варварским способом; он и не подозревал, что Кишнайя уже думал об этом, но вынужден был отказаться от этого плана, так как ни у него, ни у Веллаена не было необходимых материалов. Они так быстро собрались в путь, что забыли взять, что нужно. Что касается первобытного способа добывания огня посредством трения двух сухих кусков дерева, то пришлось отказаться от него; они находились в данный момент на низменном месте, покрытом болотами на протяжении нескольких миль кругом, и все куски дерева, собранные ими, были так пропитаны сыростью, что из них нельзя было извлечь огня.
Время шло, не внося никаких изменений в положение Сердара, когда ему послышались чьи-то шаги, приближавшиеся к его тюрьме; чья-то тень затем на несколько минут преградила доступ света через отверстие, которое он сам сделал, раздвинув ветки во время своего падения… Что случилось? Это не могли быть его друзья, они криком дали бы ему знать о себе! Они позвали бы его! А тут ничего!.. Ничего кроме этой безмолвной и грозной тени. Не наступил ли момент нападения и не решили ли его враги наконец показать ему свою силу?
Он не имел больше времени продолжать свои предположения… Свет показался в отверстии, и в ту же минуту какая-то бесформенная масса, похожая на сверток лиан, переплетающихся между собой, упала на дно ямы.
Волосы его поднялись на голове и кровь застыла в жилах! Широко раскрыв глаза, немой от ужаса, смотрел он на упавший сверток, в котором он узнал десяток кобр. Змеи густо сплелись клубком и издавали уже зловещее шипенье.
Сердар был человек энергичный; он не мог только сразу подавить присущее всем чувство отвращения, но едва проходило у него первое волнение, как он легко и быстро подавлял его и ясный, трезвый ум его тотчас же снова начинал работать, указывая ему наиболее практичный способ действия. Так поступил он и в этом случае; другой на его месте не устоял бы против искушения ударить карабином в свернувшийся клубок, и ему, действительно, в первый момент пришло было в голову сделать это, но он немедленно отстранил от себя эту мысль: карабин его, заряженный пулей, мог бы насквозь прострелить только одно из этих опасных пресмыкающихся, но остальные, услышав выстрел, немедленно набросились бы на него, а так как человек после одного только укуса кобры погибает через десять минут, то после такого количества укусов смерть наступила бы в одну минуту.
Он остановился на единственно правильном решении, к которому в подобном случае заставляет прибегать опыт: оставаться в полной неподвижности, так как эта змея нападает на человека и животных лишь тогда, когда ее рассердят.
Тогда началась сцена, от которой могли поседеть волосы даже у самого храброго: Сердар сидел, забившись в угол и наблюдая за тем, как кобры мало-помалу отделялись друг от друга и, продолжая шипеть, расползались в разные стороны с очевидным намерением отыскать выход. Некоторые направились прямо к нему, и несчастному пришлось призвать на помощь все свое хладнокровие; одно-единственное движение могло указать ужасным животным, что перед ними живое существо, — и он погиб; но этим не кончилась еще пытка, которую ему пришлось вынести. Когда кобра не спит в глубине своей норы под мхом или под кучей листьев, она очень любит обвиваться вокруг древесного ствола и, удерживаясь спиральными кольцами нижней части своего тела, раскачивает верхнюю часть его, открывая широко свою пасть, зевая, шипя и надувая свои липкие щеки, а затем движением, напоминающим жест желающего дать пощечину, выпускает изо рта клубы тошнотворных и зловонных испарений.
Первая из них, приблизившись к Сердару, выказала очевидное намерение внимательно рассмотреть странный предмет, находившийся перед ней; она обвилась вокруг его ног, вползла на колени, скользнула вдоль тела с каким-то зловещим шипением, медленно подобралась к лицу и шее. Теплота последней видимо, понравилась ей; она свернулась там клубком, свесив голову на грудь несчастного, и осталась в таком положении. За ней последовала вторая… третья, и, наконец, все, так как им, по-видимому, не нравилась сырость ямы, и они были счастливы, найдя место, где могли понежиться. Они разместились на ногах, на руках, на теле, превратившись в отвратительные браслеты или пояса; толкая по временам друг друга, они раздражались, шипели, подымая кверху голову, как бы собираясь съесть друг друга, причем изо рта у них капала слюна, падая на лицо, шею и руки их жертвы… Одна из кобр, шаря головой в его одежде, нашла отверстие и забралась к нему на грудь; приятная теплота этого места ей понравилась, и она расположилась там на покой… Нет, это было слишком! Вся энергия Сердара пропала… он потерял сознание, но к счастью для него остался в таком же положении благодаря стенкам ямы, и кобры, все более и более довольные, продолжали двигаться, шипеть, забавляться на бесчувственном теле Сердара…
Что же делали в это время другие участники описываемой драмы? И неужели несчастный должен был умереть, не дождавшись помощи от своих друзей?
Кишнайя и его сообщник сидели в кустах и не понимали, почему в яме по-прежнему так тихо; они ждали шума борьбы, криков и проклятий, а между тем там царила такая же тишина, как и до появления туда змей.
Заклинатель Веллаен был уверен в том, что Сердар со своей стороны также воззвал к духам-покровителям, которые защитили его так, что ни он, ни Кишнайя не заметили этого. Но последний, менее суеверный, поскольку был умнее, пожал плечами в ответ на это и осмеял сначала своего товарища, но затем сам мало-помалу поддался тому же суеверию, и оба стали спрашивать друг друга, не лучше ли будет пойти и снять ветки, прикрывающие отверстие ямы, чтобы убедиться в этом. Но боязнь карабина взяла верх над суеверием, и они решили терпеливо ждать окончания приключения.
Из предосторожности злодеи спрятались в самой густой чаще на тот случай, если спутники Сердара придут к нему на помощь. Они поспешат, само собою разумеется, говорил Кишнайя, поскорее спасти его, и не станут заниматься поисками виновников покушения на его жизнь.
В молчании спутников Сердара не было ничего необыкновенного; события сложились таким образом, что предосторожности, принятые для общей безопасности, дали совсем не те результаты, на которые они были рассчитаны. Дойдя до участка, предназначенного каждому из них для исследования, Сами, Нариндра и Рама немедленно приступили к поискам, и первый из них вспомнил данное ему поручение еще раньше, чем Сердар добрался до своего участка.
Случаю угодно было дать молодому Сами возможность найти проход почти у самой середины своего участка и именно в таком месте, где с первого взгляда никто и не догадался бы об его существовании. Позади группы почти отвесных скал тянулся целый ряд обломков утесов, похожих на ступеньки лестницы, вытесанные каким-то гигантом; достаточно было небольших усилий, чтобы не утомляясь взобраться по ним до самой вершины. Когда молодой индус, достигнув гребня горы, увидел перед собой обширную равнину Индийского океана, он не мог удержать громкого восклицания торжества: здесь был залог не только спасения их всех, но и успеха великих проектов Сердара… Не медля ни минуты, подал он условленный сигнал, и выстрел его карабина, перекатываясь эхом с одной скалы на другую, прогнал мириады птиц, гнездившихся здесь по уступам скал; вслед за своим выстрелом он услышал ответный выстрел Нариндры, который в свою очередь, выполняя условие, дал знать Раме.
Укротитель пантер добросовестно повторил тот же маневр, но Сердар в это время уже попал в приготовленную для него засаду, а так как он, преследуя Кишнайю, пробежал почти милю в глубь долины, то густая листва настолько ослабила движение звуковых волн, что звук выстрела не достиг его. Те же результаты дали и выстрелы из ямы: они тем менее могли достигнуть ушей его товарищей, что последние после данного ими сигнала поспешили, как и было условлено, собраться вместе.
