Факир при первых же словах падиала вспомнил, что первый раз в своей жизни здесь, в Колодце Молчания, он забыл исполнить религиозные предписания, которые каждый индус должен исполнять ежедневно на восходе и заходе солнца. Сон товарища он принял поэтому за предупреждение богов и, простершись ниц, прочел громким голосом молитвенное воззвание, первую половину которого произнес во сне Дислад-Хамед. Потом, спустившись по ступенькам до самой воды, омывающей конец лестницы, он совершил предписанное правилом омовение и прочитал обычный речитатив, которым заканчивается утренний церемониал:

Подкрепив себя этой молитвой, которая должна была умилостивить богов, факир почувствовал прилив новой энергии и уверенность, что не пройдет еще этот день, как они выйдут из ужасной тюрьмы. Он поднялся к своему товарищу, продолжавшему спать, разбудил его и сказал:

— Падиал, во время твоего сна мысль Вишну посетила меня и внушила мне план, от которого зависит наше спасение.

— Кто говорит со мной? Где я? — спросил сторож, унесенный сном далеко от печальной действительности.

— Это я, Утсара, твой друг… Приди в себя, — отвечал факир.

— О! Зачем ты нарушил мой покой? Я находился в своей хижине, в кругу своей семьи, приносил богам возлияния и читал священные молитвы.

— Падиал, теперь не время снов, надо действовать, если ты хочешь видеть свою семью наяву.

— Ты сам знаешь, что у нас нет никакой надежды выйти из этого ужасного подземелья, мы столько раз пытались… А спать было так приятно. Сон это — забвение…

— В том состоянии, в котором мы находимся, без пищи для подкрепления сил, сон — это смерть, падиал! А я не хочу умирать здесь.

— Что же ты хочешь сделать?

— Я уже говорил тебе, что получил внушение свыше. Слушай меня и не перебивай! Время не терпит, и если мы пропустим благоприятную минуту, то нам придется ждать завтрашнего дня для исполнения моего плана. А кто знает, хватит ли у нас сил на это…

— Говори, ни одно слово не сорвется у меня с языка.

— Ты заметил вчера светлый круг; он показался на дне колодца в тот момент, когда солнце проходило над его отверстием. Нет сомнения, что существует сообщение между водой, омывающей лестницу, на которой мы стоим, и колодцем на поверхности земли. Так вот, когда сегодня снова появится этот круг, мы должны воспользоваться несколькими минутами, в течение которых он освещает точку сообщения двух резервуаров: нырнув под воду, мы доберемся до светлого круга; а попав туда, нам ничего не будет стоить добраться до выходного отверстия по внутренним выступам стен и выйти на свободу… Что ты скажешь о таком внушении? Не само ли небо послало мне его?.. Ты не отвечаешь!

— Увы, мой бедный Утсара! Весьма возможно, что твой план удастся, но…

— Ты не умеешь плавать? — прервал его факир.

— Плавать я умею, — грустно отвечал Дислад-Хамед, — но я никогда не нырял и не в силах буду следовать за тобой.

— Хорошо, — отвечал факир, — я попробую один. А результатом воспользуемся мы оба; тебе даже легче будет, чем мне…

— Как! Ты хочешь меня покинуть и еще смеешься над моей несчастной участью…

— Клянусь Шивой, падиал! Ты еще не совсем проснулся… Ребенок понял бы, что я говорю. Неужели ты не знаешь, что мне известны все тайные входы во дворце Омра; чтобы не возбуждать подозрения, я вернусь к тебе ночью через верхнее подземелье, как я это сделал, когда два дня тому назад пришел к тебе.

— Прости меня, — сказал бедняга, начинавший дрожать всем телом при мысли, что останется один в этом мрачном убежище, — но я так ослаб без пищи, что не понял тебя.

— Знай, падиал: Утсара не принадлежит к тем, что бросает своих товарищей в несчастье; хотя во всем, что произошло есть и твоя вина, но ты будешь спасен, клянусь тебе тенями предков, если только план мой удастся. Об одном только я попрошу тебя, когда вернусь, — помочь мне отомстить злодею Кишнайе.

— О! В этом охотно поклянусь тебе, — отвечал падиал вполне искренним тоном, не дававшим возможности усомниться в его правдивости.

— Хорошо, Дислад!.. Теперь позволь мне приготовиться… Мне нельзя терять ни минуты времени, когда появится светлый круг.

Когда факир собирался похитить ночного сторожа у тхугов, он снял с себя всю одежду, и на нем оставалась только повязка, обмотанный вокруг чресл. Он снял ее и передал товарищу, чтобы ничто не мешало ему, когда он отправится вплавь по узкой трубе, служившей сообщением для двух резервуаров. Какой-нибудь самый незначительный выступ мог зацепить за полотно и помешать его движениям.

Сделав это, он набрал рукой воды и принялся растирать ею все суставы на ногах и руках, чтобы предотвратить возникновение судорог в самый критический момент отважного плавания.

— Как жаль, что вчера я из-за тебя потерял свой кинжал, — сказал он падиалу, продолжая размягчать свои члены, — я выйду отсюда без всяких средств к защите.

— Я нашел его, — отвечал сторож, — но не говорил тебе об этом, чтобы ты снова не обратил его против себя… Вот он!

— Благодарю… Он пригодится.

Затем он заплел длинные волосы, падавшие ему на плечи, и укрепил их узлом на макушке головы.

— Вот я и готов, — сказал он, — остается подождать. Главное — не пропустить надлежащей минуты и воспользоваться коротким промежутком времени, когда будет освещено место сообщения. Никогда еще время не было так дорого для меня.

Стоя на последней ступеньке и устремив пристальный взгляд в черную глубину, оба с лихорадочным волнением ждали появления светлого круга, который должен был принести им освобождение или смерть… Они с нетерпением ждали какого бы то ни было конца; они боялись, что не успеют обменяться впечатлениями до появления солнечного луча, и минуты казались им вечностью…

Готовясь прыгнуть в воду при первом появлении света, Утсара сказал своему товарищу:

— Как только я скроюсь, поднимись по лестнице до того места, где кости: если вокруг дворца все пусто и если можно будет войти в него днем, я сейчас же приду освободить тебя.

— А если ты не придешь? — спросил падиал, вздрагивая.

— Неужели ты считаешь меня способным забыть свое обещание?

— Нет, но мне пришла в голову мысль, которая заставляет меня бояться за тебя.

— Какая?.. Ты колеблешься; не бойся, я готов на все.

— Не может ли случиться, — продолжал нерешительно падиал, — что сообщение между этим резервуаром и колодцем окажется настолько узким, что ты, попав туда, не будешь в состоянии двинуться ни взад, ни вперед; в таком случае…

— Я погибну от удушья! Ты это хотел сказать?

— Да, я думал именно об этом.

— Так что ж, мой бедный Дислад-Хамед; я также думал об этом, но ни ты, ни я ничем здесь помочь не можем, а потому лучше не ломать себе голову над подобными случайностями… Я добьюсь успеха или погибну… Если ты не увидишь меня через несколько часов, то напрасно будешь смотреть завтра в эту точку: свет не покажется на дне резервуара, если мое тело закроет собой трубу сообщения.

При этих словах, которые факир произнес с беззаботным видом, несмотря на то, что готовился пожертвовать свой жизнью, сторож Биджапура почувствовал, как к нему снова возвращается прежний страх… И какая действительно ужасная смерть ждала его — медленная, беспощадная, и к тому же в таком месте, которое его воображение населяло уже призраками и фантастическими существами!