Ничего? Да нет, кое-что можно. Марио вряд ли будет вступать в схватку с кем-либо, цель — прорваться наружу. Это ведь простым Гончим, которые останутся внутри, навряд ли угрожает задумка Пламенеющей насчет временного закрытия прохода в наш мир. Этому же кадру подобный расклад совсем не на руку.
— За поворотом зал, где все и собираются, — скользнула в мой мозг мысль Лио. — Будь готов.
Глава 13
Из истории Игры
«И вот я без страха ожидаю прибытия охотников. Во мне не осталось ни сожаления, ни каких-либо нестандартных мыслей. Мне пришлось переделать свою психику, чтобы стать настоящим Гражданином. Кровь и смерть бурлила перед глазами, я видел гибель молодых парней. Но это сделало меня таким, каким я стал сейчас.
Мимо проплыла еще одна галлюцинация. Человек в боевом комбинезоне, но… не совсем человек. Внутри его лица, словно вплавленные в пустые глазницы черепа, сверкали змеиные глаза. Длинные вертикальные зрачки на желтом фоне. Они улыбались мне. Кажется, человека даже подмигнул. Неподвижный глаз на миг закрылся в хитром прищуре.
И я понял. Это снова символ. В каждом нестандарте гнездится змея. Холодная, мерзкая, хитрая, словно мифический Дьявол из канувшей в лету Довоенной религии. Ища свой путь нестандарт рискует разбудить змею, позволить ей управлять собой, своими мыслями и телом.
Но если отбросить еретические мысли, если думать только о благосостоянии и светлом будущем человечества — змея уйдет. Покинет твое сознание, не позволит причинить какой-либо вред благочестивым гражданам Республики. Уйдет…
Видение ушло, лишь только хлопнула дверь. Я больше никогда не видел этого странного человека с пустыми глазницами и вертикальными зрачками в них. Но всегда буду помнить этот взгляд и хитрый прищур. Больше никогда не пущу змею в свои мысли!
Я слышу шаги. Гончие приближаются, топот ног усиливается. Кажется, сейчас они войдут сюда.
Ручка двери провернулась, створка медленно открылась, тоненько пискнув на смазанных петлях.
Пусть они меня убьют. Но сожалений нет, осталась только горечь. Ведь убьют они не грязного нестандарта, а новорожденного гражданина. И я готов умереть, забрать с собой все грехи инакомыслия. Ведь я осознал свою неправоту и тщетность прошлой жизни.
Да здравствует Человечество! Да вечно пребудет Республика!
Кто-то идет…»
Роберт Коун, роман «Я выиграл (мемуары раскаявшегося)», 242 год нового исчисления
Мегаполис, вторник, двадцать часов двадцать минут. Вечер первых суток Игры.
Я бежал по коридору мимо длинной анфилады дубовых дверей. Дорогой изыск, очень дорогой. Не в каждом доме финансового магната можно увидеть подобные двери. Одна из них оказалась приоткрытой. И я вдруг остановился, уставившись на монитор системы слежения.
В комнате за стеной находился один из Игроков. Пятнышко сигнала мерцало под моностеклом. Снизу горела надпись «Роберт Коун, писатель. Осужден за инакомыслие. Вычеркнут из списков Игры! Не должен погибнуть!».
Очень интересно. Что же такого делает этот Коун, что его не выбросили вместе со всем на территорию зоны? Что он может значить для организаторов, если его жизнью так дорожат? Поверить не могу — Игрока оставили в уюте и тепле, когда в то же самое время подобные ему гибнут под пулями.
Я понимал, что не могу останавливаться надолго, но все же вошел. Упал на одно колено, перекатился — кто его знает, не оставил ли Марио здесь засаду.
Нет, никто не ожидал моего прибытия. Комната оказалась пустой, не считая невысокого мужчину в черном костюме-тройке. Он сидел в удобном офисном кресле за приземистым письменным столом из белого пластика. Холеные пальцы бегали по клавиатуре миниатюрного лэптопа.
Что и ожидать? Раз писатель — значит пишет. Вон как строчит по кнопкам своего компьютера. Подойти бы поближе, да его окружает мерцающий полог энергетического щита.
— Эй, что делаешь? — окликнул я этого труженика пера и клавиатуры.
Он не ответил, сидел с отсутствующим видом и продолжал колдовать над лэптопом.
Экран матово светился белоснежным окошком текстового редактора. Я присмотрелся к словам и мне стало дурно.
«И вот он вошел, окровавленный с ног до головы. Горящий взгляд, хищный оскал улыбки. На шее постукивали отрезанные пальцы врагов и вырванные с мясом глазные яблоки. Страшный человек. Нет, это существо я отказываюсь называть человеком! Мерзкий ублюдок, нестандарт. Один из тех, кем и я был когда-то.
Это Крест — кровавый убийца и мучитель. Сколько невинных мальчиков в комбинезонах Гончих он свел со свету? Враг цивилизации, враг всего человечества!
Эта тварь ничего не поняла. Он не осознал, не понял блага, которое принесла мне и другим Игрокам эта показательная Игра. Не понял, что надо следовать канонам, соблюдать целостность. Нет! Он пришел сюда, чтобы убивать благочестивых граждан. Чтобы насиловать, как надругался и убил ту девочку в помещении ресторана.
Проклятый убийца, нелюдь!
Да здравствует Республика, да пребудет в мире наше светлое общество!
Что ж, я готов к смерти. Давай, направляй на меня окровавленное дуло своего автомата…»
— Это пулемет, — поправил я его. — Я засуну тебе в глотку дуло своего пулемета. И буду давить на спусковую скобу до тех пор, пока не кончатся патроны.
— Что? — писатель наконец услышал мои слова.
Он повернулся в кресле и уставился на мена испуганными глазенками. Мерзкий червь!
— Вы ведь не убьете меня? Я же обычный винтик громадной машины под названием человечество. Я — не убийца!
— Дело пропаганды процветает, — моя улыбка, наверное, оказалась самой кровожадной из тех, что он когда-либо видел в своей никчемной жизни. — Сидишь тут, в безопасности. И малюешь строчки. О том как полезна концепция Игры, как противны нестандаты?
— Всего лишь придерживаюсь договоренности… Но я ведь не убийца. Простой писатель.
— О да! Ты никого не убиваешь. Но ты калечишь души миллионов. Ты! И тебе подобные… Урод вроде тебя не будет пачкать руки в дерьме и крови. Он лучше зальет ими сознание так называемого общества. Ты ведь, наверное, написал как честны Гончие, как бесчеловечны лица с нестандартным мышлением вроде меня?
Он промолчал, но нервные движения пальцев уверили меня в правоте сказанного.
Писатель — худшее из бед. А тем более, когда этот литературный творец кормится из рук Республики или любого государства. Проклятый пропагандист, промывающий мозги, калечащий судьбы всего человечества. Благодаря этим сволочам брат идет на брата. Благодаря таким как он происходит Игра. И невинные жертвы умирают под выстрелами ублюдков Гончих.
— А ты ведь хуже Кулинара. Он — псих, а ты совершенно здоров, но делаешь психически нездоровыми всех своих читателей…
Лио неслышно проскользнула в комнату. Она не сказала ни слова — все поняла моя умная девочка.
Защитный экран замерцал и утратил силу. Мне хватило как раз для того, чтобы просунуть пулемет в образовавшуюся брешь.
Коун заметался в ужасе, но тот же щит не позволил ему убежать.
— Вы ведь не убьете меня, — пропищал он, тяжело опускаясь на стул. — Я не могу умереть! Печатное слово — бессмертно!
Его белые пальцы вновь застучали по клавиатуре. На этот раз я не читал. Просто нажал на спусковую скобу. И смотрел.
Пули разорвали писателя в безобразное месиво окровавленной плоти и осколков позвоночника. Лэптоп взорвался, брызнув оплавленным пластиком. Заискрила проводка, защитный экран поблекнул и пропал, растворившись в полу.
— Идем, — шепнула девушка.
* * *
Пришли. Я здесь никогда не был, зато Пламенеющая знала, что эта дверь и ведет в тот самый зал. Интересно, а что же они не начали разбегаться, как только раздался взрыв? Неужто Холбик не предупредил? Не-ет, на него это не похоже. Сука, сволочь, но никоим образом не гнида по отношению к своей команде.
