Причем на странице появилось сообщение, что домен недоступен. Что было совершенно невозможно, потому что Питер купил права на ресурс /АЛЬЯНС/ на следующие десять лет.

Он вдруг почувствовал, что его переполняет возмущение. Впрочем, на случай вроде этого на «Вики» имелась запасная копия. Он отправился туда, собираясь написать сообщение о том, что произошло, и мобилизовать членов /АЛЬЯНСА/ на ответные действия… и обнаружил, что филиал на «Вики» тоже перестал существовать.

Питер без сил откинулся на спинку стула. Он уже давно не находился в такой ярости, даже вчера разозлился не настолько сильно. Конечно, какие-то мерзавцы ворвались в дом, где он жил, но то, что они уничтожили виртуальный дом, который он построил, было намного хуже.

И глупее. Потому что существовало множество форумов и имиджбордов, с которых он сможет отправить сообщение своим соратникам. И как только они сообразят, что происходит, то займутся теми, кто это сотворил. В прошлом /АЛЬЯНС/ провел несколько весьма впечатляющих акций. Когда Аманда узнала про компанию, выпускавшую модные органические шампуни и проводившую эксперименты на бродячих кошках и собаках, Питер организовал миссию: поздно ночью члены /АЛЬЯНСА/ взломали базы данных компании и нанесли удар по производственной линии, превратив целый завод в мыльный пузырь.

Питер дал себе слово, что для подонков, которые посмели уничтожить его творение, он придумает месть покруче. Оставалось только выяснить, кто они такие.

На мониторе библиотечного компьютера перестал вращаться символ загрузки. Питер нажал на несколько клавиш, пытаясь отыскать возможности обойти защиту, и сразу понял, что это будет труднее, чем он думал. Взлом системы требует скрупулезности и похож на игру в шахматы. Вариантов тысячи, и каждая попытка может привести к другому результату.

Питер занялся делом. По системе защиты очень многое можно сказать о компании. Эту создал настоящий профессионал, и, пытаясь ее взломать, Питер испытал восхищение. Он даже натолкнулся на парочку штучек, с которыми не встречался раньше, а такое случалось редко.

Время летело быстро. Пожилые люди, сидевшие за соседними компьютерами, ушли, нарушив тишину сборами сумок, зонтов и шарфов; их сменили подростки, пришедшие, чтобы написать свои четвертные работы. Но Питер ничего не замечал.

Когда его телефон снова пискнул, от неожиданности он подпрыгнул на месте; сигнал означал, что пришла эсэмэска, и Питер решил, что Аманда наконец собралась ему ответить. Он вытащил телефон из кармана и, посмотрев на экран, увидел одно слово «заблокировано».

Питер пальцем открыл крышку и прочитал: «Вставай».

«Видимо, спам», — подумал он. В последнее время подобные сообщения стали приходить все чаще, и Питер решил, что, как только у него появится время, придется заняться перекодированием телефона. Но это будет не сегодня.

Где-то в середине очередной попытки обойти защиту снова подал голос его телефон, и на этот раз текст был следующим: «Вставай, или я тебя заставлю».

Питер огляделся по сторонам. Несколько человек среднего возраста сидели, склонившись над большими книгами, подростки о чем-то тихонько перешептывались и хихикали; и еще он заметил пожилого человека. Казалось, никто не обращает на него ни малейшего внимания. Вряд ли кто-то из этих людей смог бы заставить сделать его, Питера, то, чего он не хочет. Он поколебался пару мгновений, потом написал: «Да пошел ты!» — и, нахмурившись, вернулся к своему прерванному занятию.

Через секунду ему на плечо легла рука.

Ноа, положив лэптоп на живот, растянулась на диване. Квартирка в Кембридже оказалась даже лучше, чем она ожидала, — с новенькой мебелью, большим телевизором и безумно удобной кроватью. Маленькая, но уютная, без всяких там безделушек и прочих глупостей. Даже лучше ее собственной, хотя за сто пятьдесят долларов в день следовало ожидать чего-то подобного.

Швейцар даже не дрогнул, когда она подошла к нему за ключами, молча протянул их и показал на лифт.

Ноа вошла в квартиру, убрала остатки завтрака в холодильник, включила батарею почти на двадцать семь градусов и сбросила ботинки. Потом она стащила с кровати второе одеяло, завернулась в него, плюхнулась на диван и принялась просматривать папки.

От невероятного количества научных терминов и специального жаргона перед глазами у нее темнело, и ей с трудом удавалось сохранять внимание. По большей части, в файлах содержались графики и таблицы: показания кровяного давления, частота сердечных сокращений, температура, что-то под названием «пульс/окс».[7] Сведения более чем за три недели. Ноа могла часами заниматься компьютерными кодами, которые часто расшифровывала интуитивно, но это было выше ее понимания. Многие файлы представляли собой записанные от руки наблюдения докторов, которые потом отсканировали, и, если не считать даты на самом верху, разобрать их вообще не представлялось возможным.

Впрочем, напечатанные документы почти ничем от них не отличались. Ноа даже половины значков и символов не понимала, а запросы в Интернет выдавали сотни разных вариантов.

Через несколько часов она сдалась. Перед глазами все расплывалось, и она почувствовала, что у нее начинается мигрень. Зато наконец ей удалось согреться. Ноа закрыла компьютер и, кутаясь в одеяло, отправилась к холодильнику. Она понюхала сэндвич и поняла, что по-прежнему не хочет есть. Тогда она налила стакан воды и выпила его, стоя около окна.

Квартира находилась в нескольких кварталах от Гарвард-сквер на пятом этаже старого кирпичного здания. Остальные дома были, по большей части, для одной семьи — самых разных архитектурных стилей, от колониального до греческого Возрождения. Траубридж представляла собой улицу с односторонним движением, которая уходила на север, с черным асфальтом дороги и тротуарами из красного кирпича, слегка приподнятыми, точно берега реки.

Зима уже была не за горами. Всё вокруг как будто отбелили и вывесили сушиться, и это всё обрело стерильно-белый оттенок. Ноа почувствовала, как ее охватывает грусть, словно осень прошла мимо, и теперь она пыталась к этому привыкнуть. В особенности если учесть, что она пропустила даже свой день рождения. И не в том дело, что она как-то особенно его праздновала, — по крайней мере, уже довольно давно. Первого числа каждого месяца тем, у кого недавно был день рождения, в Центре после обеда раздавали купленные в магазине кексы. А одна из приемных семей решила устроить вечеринку в подвале своего дома, но Ноа прожила с ними всего несколько недель и не успела обзавестись друзьями, которых могла бы пригласить. В конце концов, получилось даже противнее, чем в Центре. Ее приемная мать, радостно улыбаясь, показала на свечи и спросила, чувствует ли Ноа, что стала старше. «Да, четырнадцать паршивее тринадцати», — ответила тогда Ноа.

Теперь ей исполнилось шестнадцать. И, как это ни забавно, она действительно чувствовала себя по-другому.

По улице прошел мужчина с собакой на поводке, и больше никого. Выйдя из кафе, Ноа отправилась сюда кружным путем, несколько раз выходила из метро и садилась на разные автобусы, постоянно проверяя, нет ли за ней слежки.

«Может быть, это самая обычная паранойя?» — спросила она себя. Завтра, когда она попытается открыть свой ящик на почте, ее ждет настоящая проверка. Ноа планировала прийти туда как можно раньше, задолго до открытия. Примерно в половине квартала от «МейлПлас», где она абонировала почтовый ящик, было кафе. Ноа не сомневалась, что оттуда ей будет прекрасно виден вход и она сможет понять, не торчит ли около него кто-нибудь подозрительный, кому там делать совершенно нечего.

Ноа допила воду и отошла от окна. Сумерки уже опустились, и она наконец почувствовала, что устала, задвинула шторы и отправилась в постель.

Питер резко развернулся и увидел у себя за спиной типа в костюме, который вчера ворвался вместе с громилами к нему в дом, — Мейсона. И снова вид у него был скорее раздраженный, чем сердитый, а глаза — диковинного оттенка серого, почти сливавшегося с белками.