— Откуда хоть будете? — поинтересовался дедок.

— Из Фелитии, дедушка, — ответила за всех, не желая вдаваться в подробности.

— Эге, далеко вас занесло! — присвистнул от удивления старик. — Вы уж ступайте, с дороги отдохните — советую в дом Гюлхалум идти — и вечерком посидим-подумаем как вам помочь.

А мы просили о помощи? Или на наших лицах написано? Ладно, сейчас это не важно. Разумней последовать дельному совету. Это я по поводу отдыха, если что.

— Во-он, пятый дом от колодца, — махнул рукой старик влево. — Гюлхалум домовитая, даром что из приезжих: и накормит, и устроит, так что не боись, смело обращайтесь.

Дедок дал совет и был таков, я и глазом моргнуть не успела.

— Пойдем к Гюлхалум? — на всякий случай уточнил Эфиан.

О, какие дела — теперь нашим мнением интересуются.

— Почему бы и не пойти? Только с лошадьми решить вопрос надо. Вряд ли у нее найдется место и для них, — пожал плечами Жармю.

— Но у нее же можно будет и за конюшню узнать! — тут же нашелся эльф.

И зачем спорят? Ну, точнее зазря воздух сотрясают. Надоело их слушать. Хм, а не слишком ли часто мне все стало надоедать?

Тяжелое медное кольцо, позеленевшее от времени, на низенькой калитке заменяло колотушку или дверной колокольчик.

— Иду! — степенный женский голос донесся из дома, а потом на порожках показалась сама хозяйка.

Не слишком полная, скорее просто в теле, женщина средних лет. Тяжелые каштановые косы едва умещаются под вдовьим платком. Серый фартук с алой вышивкой понизу. Новенькие сапожки аккурат по ноге. И хитринка в карих глазах. Вот какой оказалась Гюлхалум.

— И что застыли на пороге? Заходите, коли в гости пришли, — усмехнулась женщина.

Видимо, не впервой доводилось принимать таких нежданных гостей.

— Благодарствуем, — опять первым вылез эльф. — Только у нас проблема одна есть: не знаем куда лошадок на постой деть.

— Так в общинный сарай сведите. А дорогу сына попрошу показать, — тут же предложила Гюлхалум. — Эй, Танай, поди-ка сюда!

Из-за дома показалась вихрастая голова пацаненка, явно сорванца. И с таким же хитрющим взглядом.

— Покажешь дорогу к общинному сараю, — строго велела мать. — И сразу же возвращайся: собак, поди, еще не кормил, курам зерна не сыпал, да и двор не метен. А ведь с вечера все сделать обещался.

— Ну, мам, я ж с Кишиткой на рыбалку ходил! — попытался оправдаться мальчишка.

— Хватит, нарыбачился уже. И было бы где, а то в луже копошитесь. Я сказала: туда и обратно! — Гюлхалум грозно нахмурила брови.

Танай обиженно шмыгнул носом, но ослушаться не посмел. Эфиан и Жармю, забрав у нас с Сирин поводья, повели лошадок в тот самый общинный сарай. Странное дело, но мне почему-то показалось, что они не горят желанием общаться с хозяйкой дома.

— Да хватит уж стоять на пороге, заходите в дом. Вас ведь сюда дед Мазиль послал? — лукаво улыбнулась Гюлхалум. — У меня кисель малиновый на печи стоит.

Кисель? Малиновый? Мм…

Оказалось, все очень просто: Гюлхалум — ведьма, потомственная. Но, если честно, да и со слов самой Гюли, ведьмой была ее бабка, прабабка и так далее вверх по генеалогическому древу. А вот мать сбежала с неугодным семье женихом, потому и знаний не досталось. Так, какие-то крохи. И даже состоявшееся после рождения внука (старшего брата Гюлхалум) примирение ничего не изменило.

— Да мать и сама не очень-то стремилась узнать, — сокрушенно качала головой Гюли, не забывая подливать в мою кружку киселя.

Мы сидели за столом у распахнутого окна и разговаривали, прихлебывая душистый густой кисель. Мы — я и Гюлхалум. Сирин, узнав, что нам выделены настоящие кровати в отдельной комнате, со стоном умирающей извинилась и отправилась отдыхать, то есть спать. Я ее вполне понимаю. Но уж слишком вкусным оказался кисель. А разговоры…

— Да разве можно такого не хотеть? — я искренне удивлена.

— Еще как можно, — хмыкает Гюли. — За каждое действо платить надо, и бабка не боялась платы. А мать боялась. Да и семейная жизнь оказалась важней.

— Но почему бабушка вас не научила?

— Ну… Было дело. Я частенько видела, как она заговаривает ушибы, раны. Особенно у нее получались обереги для скота: потеряется корова или овца и до вечера не находится, так хозяин сразу бежал к бабке; та связывала топор и нож, что-то шептала, и до самого утра ни человек, ни зверь скотину тронуть не сможет. А если забывала на заре заговор снять, так и сам хозяин не у дел оставался: животинку видит, а подойти не может. Так вот однажды, лет десять мне тогда было, я осмелилась подойти и попросить бабку — научи и меня так делать. Она долго смотрела на меня, этак пристально-пристально, а потом и говорит: «Ни к чему тебе, внученька, и так жизнь нелегкая будет». И как в воду глядела: не сыром в масле каталась. Да я и не жалею, ни одного денечка не жалела, — призналась Гюли.

Не жалела она о замужестве: как и мать, вышла за чужеземца, чем расстроила деда, мечтавшего женить на внучке племянника лучшего друга; а потом с мужем они в Алом и уехали. Вот только вместе десять годков и прожили, на одиннадцатом муж погиб: кони в упряжке понесли, все разбежались, а дите чье-то на дороге осталось, муж Гюлхалум ребенка спас, а сам… Тяжело теперь Танаю приходится: он ведь мужчина, глава семьи. После смерти мужа Гюли с сыном в Скамму и перебрались, а раньше в городе жили, в Шитайе.

— Но все ж кое-какие крохи и мне перепали: могу уста замкнуть, если человек зазря злословить начинает, обмануть меня сложно, да и кое-что в травах понимаю, — женщина улыбнулась с чувством превосходства.

Нет, не надо мной, а над судьбой: и при выпавшем раскладе карт сумела найти свои козыри. Да, кровь — не водица, знания с ней и передаются, только не каждый это понимает. Точно так же и у пиктоли: и в десятом поколении взыграет кровь, желай не желай, а род сильней окажется.

— Поэтому вы нас не побоялись принять?

— Вовсе нет. На моей родине приход гостя — большой праздник. Если к тебе пришел гость, значит Всевышний не оставил тебя своей благодатью. Прогнать гостя — большой грех. А кто ж грешить на пустом месте будет? — карие глаза лучились лукавством.

— Понятно, — улыбаюсь в ответ. — Гюли, а вот… не подскажите: до Шитайя далеко?

— Да дней десять обозного пути. Но вы ж налегке и раньше управиться можете, — ответила женщина и потянулась за новой порцией киселя.

— Тогда почему дед Мазиль говорил «вечерком посидим-подумаем как вам помочь»?

Гюли тут же рассмеялась. А что я такого сказала? Всего лишь повторила слова старика.

— Ох, Эредет, не сердись, — наконец отсмеялась хозяйка дома. — Вот ведь старая сводня!

— Что?

— Да дед наш славится своими способностями сосватать кого угодно! Обычно женщины свахи, но у нас Мазиль этим промышляет. А у вас парни видные, всем девчонкам на загляденье. Да и не только им: молодицы покраше и те внимания их искать будут. Вот старый хрыч и решил залучить вас на вечернее гулянье, а там по обстоятельствам действовать, — поспешила все объяснить Гюли. — Кстати, который твой?

— Моего здесь нет, — улыбка выходит немного усталой, немного печальной — и то, и другое вам ведь понятно.

— Ну и зря, — сердито припечатала Гюли.

— Нет, вы не поняли. Мой… он не здесь, он путешествует, надобно так, — я принялась оправдываться и оправдывать.

— Оба умом не страдаете, — вынесла вердикт Гюлхалум. — Ну да Всевышний вам судья.

И то верно, даже оба утверждения верны. А вы не согласны?

Вопреки ожиданиям деда Мазиля вечер для нас прошел спокойно, потому как никуда мы не пошли, а решили воспользоваться гостеприимством Гюлхалум. Тем более что нам такой стол накрыли!

Эфиан и Жармю поначалу с опаской поглядывали на хозяйку, но к концу застолья разговорились и принялись расспрашивать Гюли о делах деревенских.

— А почему нас так испугались? — решился задать главный вопрос Эфиан.