Ой-ей! Знала бы, что столько восторга будет от простой мысли, которая следовала с самого начала объяснений, давно б сказала.

— Только такие знания и возможности не каждому магу доступны, — внес свою лепту и ложку дегтя Жармю.

Ничуть не сомневаюсь, вот мальбургскому магу Заяну это не по силам. Да и не занимается он подобным.

— Жармю прав, — кивнул эльф. — Чем сильнее заклинание, тем больше силы у мага. А ведь здесь пространство заморожено, остановлено, направлено само в себя. Что наводит на не слишком радостные размышления: если в ни чем не примечательной деревне маг устроил такое, то, что будет в столице? Да не важно где, главное — явно будет.

Мда, такие бы силы, да на процветание родного королевства. Ан нет, обязательно нужно позлодействовать.

Договорить нам не дали: в дом влетела радостная Сирин с охапкой засушенных цветов, больше похожих на самое обычное сено.

— А вы знаете, что ливатропка буравчатая — лучшее средство от сглаза и первый амулет для хорошей дороги? — с горящими глазами вопросила Благочестивая.

Эфиан как-то даже окосел от таких криков. Жармю лишь привычно скривился. По всему выходит, ответ мне держать придется.

— Нет, не знаем.

— И я не знала, — с абсолютно счастливыми видом поведала Сирин. — Милостью Всевышнего повстречала я почтенную Инаиду. Она меня и надоумила, и ливатропкой буравчатой снабдила.

— А почему эта… ли-ва-тро-п-ка лекарствами пахнет? — в нос так и бил запах давешнего зелья от лекаря.

— Так у лекаря и брали, — честно призналась девица. — Почтенная Инаида живет там же, где и лекарь деревенский. Вообще-то она замужем за ним.

О, как замечательно: тут, прям, семейное дело устроено — что не вылечит лекарь, то гадалка объяснит как знак свыше, кому гадалка болезнь предскажет, далеко не пойдет, ведь лекарь рядом. Хотелось спросить: сколько ж Сирин отдала за этот веник, но лишний раз расстраивать человека не хочется.

И снова разговор был прерван, хотя на этот раз я была даже очень рада случившемуся: в многострадальный дом Крайма-рыболова (а как иначе, ведь столько жильцов вместил, да столько наслушался), громко хлопнув дверью, вошли близнецы. Феве были весьма заняты пережевыванием чего-то, даже нас не сразу заметили. Но лучше бы не замечали, потому как первая их фраза была:

— А обедать когда будем?

Обедать? Я и не завтракала вообще-то…

Стихает в доме. Спутники мои на покой отправились, даже неугомонные Феве. Слышно только как на кухне доэ-раббит толчется, опару на утро заводя. А мне не спится. Шишка разнылась капризным ребенком, да и ссадины на спине дают о себе знать. Еще и мысли о разговоре сегодняшнем покоя не дают. Объяснений Эфиана мне недостаточно. И простаку понятно, что без магии на реке не обошлось. Но почему тогда Жармю так распереживался? Да и не дают ответа слова эльфа на их прятки от королевского дознавателя.

— Я думал ты и о временном коллапсе расскажешь! — голос Жармю тих, но ехидства в нем сверх меры.

— Угум, еще и пространственном изломе могу поведать. Глупцом меня считаешь? — обиженно возмутился эльф.

— Зачем тогда вообще объяснять начал?

— Затем, что некоторым надо язык за зубами держать! Эредет не Сирин, байкой или надменным молчанием не отделаешься!

Шаркающие шаги дуэ-раббита заглушили речи Жармю и Эфиана, да и они прекратили разговор, посчитав место не достаточно безопасным и время подходящим.

А ведь права я была, когда думала, что не всю правду эльф сказал. И что? Уж кому-кому, но явно не мне говорить о лжи и правде. Сама грешна. Видимо таких грешниц, как я, сон и обходит стороной.

Туманное утро встречали по-разному: кто с надеждой, кто с раздражением, а кто и со страхом. Зависело все от того, как ночь провел. За завтраком из свежеиспеченного хлеба и вечернего молока стали обсуждать сегодняшние планы. Поскольку я была готова рискнуть и вновь усесться в седло, то отъезд решили не откладывать, и в путь мы отправились практически сразу: только Сирин сбегала куда-то. Сильно подозреваю, к гадалке. Но это ее дело, не мне судить.

До Хледвига добрались к вечерней заре, что было против моих ожиданий. То есть народ так расписывал дорогу, что, казалось, доехать до города мы сможем лишь завтра, и то при хорошем раскладе, который даже не ожидался. Помня свое обещание, а еще больше вину, Эфиан все время опекал меня, постоянно приглядывая как держусь в седле. Поэтому и первым делом в Хледвиге направились на постоялый двор неподалеку от въездных ворот.

Пока Эфиан договаривался на счет лошадей (к слову, Зорька вела себя тихо и покладисто, чувствуя вину за вчерашнее), мы кучкой стояли у входа в корчму, примыкавшую к постоялому двору — видимо, у них такое разделение обязанностей: один кормит, другой на ночь приютить может.

— А вот пода-а-йте на пропитание! — провыл буквально под ухом какой-то нищий.

Калека… Нехорошо обижать калек. Только настоящих, а не то, что этот: рука под драным тулупом спрятана, глаз за повязкой виднеется, да и штанина пустой только днем свисает.

— Шел бы ты, — сквозь зубы прошипел Жармю.

Вот именно в данном случае я его вполне понимаю и даже одобряю.

— Тоже мне, рыцарь! Да такой же, как ты, мне целых два серебряника пожаловал! — обиженно огрызнулся «калека», пошкандыбав в сторону постоялого двора.

Такой же? Хм, и почему мне сразу думается о Фларимоне? Нет, я не верю, что он дал притворщику деньги. А вот само его пребывание в городе вполне реально. Потому как у кого еще могут быть фиалковые глаза и каштановые волосы? Только у Жармю, но он рядом.

Похоже, Жармю тоже заинтересовался словами нищего, но оставить нас до прихода эльфа не смог. Едва тот подошел, парень бросил еле слышное: «Я сейчас» и направил стопы к «калеке». Эльф недоуменно посмотрел ему вслед, но говорить ничего не стал.

Набежавшая ватага мальчишек, увлеченно гоняющих меж собой какую-то тряпку, заглушала все слова. Эх, мне бы хоть чуть-чуть поближе стать! Или они чуть погромче бы говорили.

— Была у нас в детстве забава: игра в убегалки, — неожиданно поделился Эфиан, глядя на забавляющихся мальчишек.

— Да? И как в нее играли? — стараюсь проявить интерес, хотя на самом деле снедает любопытство о другом: о чем разговаривают Жармю с «калекой»?

— Мы с друзьями прятались за дверью в башню Красоты, которую должна была посетить любая уважающая себя представительница женского рода, и создавали небольшой мираж. Когда кто-нибудь из девчонок заходил в башню, мираж будто оживал: страшилище-чудовище делало пару шагов вперед, хотя на самом деле оно стояло на месте. Девчонки с визгом взлетали на самый чердак башни, а мы считали, кто за сколько добежит до верху.

— Часто играли? — уже интересуюсь всерьез.

— Часто. Пока… — замялся эльф.

— Пока?

— Пока однажды в башню не зашел мой дядя, — обреченно выдохнул Эфиан.

— И?

— И я неожиданно понял, что левитация — это очень просто.

Мда, какие только забавы не придумывают эти мальчишки.

Увы, исход мальчишеской ватаги и конец разговора Жармю с калекой совпали. Ничего мне узнать не удалось. Ну, почти — из обрывков фраз поняла, что калека указал направление, в котором отбыл похожий на Жармю рыцарь. Да, я могу и ошибаться, но поймите меня — словно утопающий цепляешься за любую соломку. К тому же наатцхешта советовала слушать, и тогда я услышу ответ. Будем считать, так оно и случилось. Теперь можно и перекусить.

Теплая вода в дубовой кадушке так разморила, что и вылезать не хочется, прям тут и уснуть. Одно спасение — шишка на голове не согласна с моим мнением, желая устроиться на диво мягкой постели. Но пока вода еще тепла, шишка не так уж и болит, значит можно понежиться. Как же я отвыкла от этого! А ведь раньше и дня прожить не могла без водных процедур. Даже вспоминать страшно, как мучилась, когда ополоснуться не могла. Теперь же… Сколько дней в седле да на земле провела? Не важно это. Что тогда важно? Есть маленькая, робкая, но все-таки надежда, что мне удалось найти след Фларимона. Не без помощи Жармю, разумеется. Правда, говорить об этом я не собираюсь: о моем замужестве он не знает, да и зная, вряд ли бы помог.