— Воду забыл, мастер, — ехидно бросил ему вслед эльф, за что и схлопотал небезызвестной деревянной ложкой аккурат по лбу.

Лоб остался цел, а ложка треснула. Пришлось мне рыться в ридикюле в поисках маленького ковшика, купленного в Меэринке — небольшом селе на Еженском тракте. Чем мне этот ковшик приглянулся, сказать не могу: неглубокий, деревянный, без вычурной росписи — только на ручке веточка плюща выточена, не был он особо ярким и необходимым. Но купила все-таки. А теперь ох как пригодился.

И вот, наконец, ужин готов. Выглядело это не очень, хотя запах был неплох.

— Что это? — Эфиан недоуменно воззрился на коричневую массу в котелке.

— Для похлебки воды было мало, специй много, крупы как положено, — небрежно пожал плечами Жармю, уверенно зачерпывая ковшиком собственное творение и плюхая его в свою плошку.

— И это ты считаешь оправданием? — возмутился эльф.

— Приятного аппетита, — вместо пояснений ответил молодой человек, отправляя в рот первую ложку варева.

Все заворожено следили за ним. Вот он тщательно прожевал варево, покатал на языке и проглотил. В стане царила полная тишина, изредка нарушаемая треском веток в костре. Но никто не отрывал взора от Жармю, ожидая какого-нибудь подвоха.

— Хм, перцу маловато, но с солью не переборщил, — прокомментировал парень.

Близнецы решились первыми: переглянувшись, осенили себя кругом большим[7] (первый раз на моей памяти — не считала их особо верующими) и решительно шлепнули в свои плошки по ковшику. Теперь внимательно следили за ними: как жевали, как глотали, как оценивали. Собственно словесной оценки и не было, все показали действия: братья наперегонки бросились к котелку, соревнуясь, кто первым ухватит ковшик. Дружное чавканье Феве соблазнило и нас с Сирин.

Дольше всех сомневался Эфиан. Он долго принюхивался к вареву в котелке, разглядывал его на свет (чуть в костер ковшик не уронил!), примерялся и так, и этак.

— Это вполне съедобно, даже немного вкусно, — не вытерпел Жармю.

— А я вот подожду, пока полчаса пройдет, если никто не умрет за это время, значит и правда съедобно, — пояснил свои действия эльф.

Жармю с сомнением поглядел на пустеющий котелок, что-то посчитал и небрежно пожал плечами:

— Твое право. Только не ворчи потом, что тебе ничего не досталось.

Осенний костер, словно солнышко в эту пору: не больно-то греет, да и то лишь один бок, повернутый к огню. А зимой еще хуже: сколько веток не бросай, теплее не будет. Но что вообще может согреть в мороз? Не знаю. Эх, похоже, у меня опять череда вопросов, ответов на которые снова нет. Ночь давно опустилась на землю, спутники мои спокойно спят, ко мне же сон и на миг заглянуть не хочет. А ведь с вечера я даже дремать начала. Видно голос у Эфиана такой. Он им играет, словно жонглер шарами на празднике вертит: то менестрелем говорит, то скоморохом, то будто колыбельную напевает.

Говорили не так уж и много, по большей части Сирин и Эфиан. Первая все задавала вопросы, второй отвечал на них да истории всякие рассказывал. Истории о звездах…

— Только зимой в руках Всадника можно заметить копье: солнце недолго землю освещает, вот Всадник и хранит ночной покой живых существ. Словно в память об ушедшем лете на востоке зимними ночами расцветает Роза. А рядом Ива клонит свои ветви к земле. Рысь же будто хочет перепрыгнуть Звездную радугу, чтобы поймать Птаху.

Хороший рассказчик Эфиан, ему бы баллады да гимны петь. А вот поди ж ты, с нами возиться: с терпением, спокойствием, радушием. И откуда силы берутся? Ведь десятый, если не двадцатый раз отвечает на вопросы Сирин. И ладно бы дельные вопросы были, все так — глупости да баловство: что эта звезда предсказывает, что та. А могут ли звезды предсказать судьбу? Ведь они там, далеко-далеко, и нет им дела до земных страстей. Они просто светят, просто несут свой свет в бесконечность. Жаль, это не мои слова: папа когда-то где-то прочитал сию мудрость. А так бы хотелось задать им вопрос, зная, что получишь ответ. Но почему бы и нет? Раньше ведь спрашивала. Пусть ответ не всегда понятен был, не сразу сбывалось, но Звездная радуга сияет над головой, будто специально подмигивает. Тем более вопрос один есть — важнее некуда: где теперь искать Фларимона.

Осторожно выбираюсь из теплого кокона плащей (с дрожью аж вспоминаю, как Жармю отдавал новый плащ: будто из милости великой. И почему сразу не отдать, ведь мы его плащ привезли?). Так, все вроде бы спят, даже один из близнецов, несущий вахту у костра, тихонько посапывает. Интересно, вот то, что говорят об эльфийском слухе, байки или правда? Надеюсь, на сей раз все обойдется.

А ночь-то холодней, чем мне думалось. Надо было натянуть старый и новый плащи на себя. Но что теперь вздыхать, тем более если оба остались у костра — хотела место теплым сохранить. Глупая, ей-ей! В неверном свете нарождающейся луны мало что разглядеть можно, зато звезды не затмевает. И у какой звезды вопрошать?

— Всевышний… Прошу о помощи…

Нет, так не пойдет. Нужно решительней и не столь плаксиво. Угум, легко советовать, а вот сказать… Но не успела я и рта раскрыть, как из-за кустов шагах в пяти послышался шум. Нежданные гости просто так, или кто закусить нами решил?

— Вот уж бу-бу-бу… А я как бу-бу-бу… — слов понять нельзя, но непохоже, что со злыми намерениями идут.

В темноте не очень разберешь, но мне кажется, это девушка, во всяком случае, личность женского роду. А кто может ходить по такой темени практически без страха? Ведьма или…

— Наатцхешта? — изумлению моему нет предела, ведь нежданная гостья — та самая наатцхешта, у которой я была в Давро.

— Нет, Снегурочка! — зло рыкнула наатцхешта, пытаясь выпутаться из плаща.

А это еще что за зверь такой? Ой-ей, носом чую — что-то будет.

— Ну, вот скажи: я что — справочное бюро? Или служба скорой помощи? — наатцхешта сердито воззрилась на меня — даже в темноте было видно как сверкают глаза.

И слова вроде бы знакомые, но о чем она говорит — непонятно. Возможно, звезды тоже не поняли ее слов, но интересно стало и им: серебристо-голубой свет скользнул по полянке, на которой мы стояли, чуть-чуть рассеяв темноту. Хм, на память я вроде не жалуюсь, но нынче наатцхешта выглядела иначе, чем в тот раз. Походный наряд из кожаной куртки да теплых штанов, длинный плащ, накинутый на плечи, из-под которого выглядывает белая рубашка с кружевной отделкой по краям, на тонких запястьях витые шнурки-браслеты, короткие вьющиеся волосы, не достающие до плеч. Жаль, цвета глаз не рассмотреть. Но что-то подсказывает мне, в них сияет зелень самых первых листьев, еще не раскрывшихся, но уже поющих гимн весне. А еще что-то подсказывает, сердится наатцхешта на меня. И чем я ее прогневила?

— Странные вы — люди. Сколько не говори, сколько не убеждай, все одно — нужно самим шлепнуться в лужу, упасть в яму, в общем, шишек набить и только тогда поверить в сказанное, — возмущенно начала наатцхешта.

— Э… это из-за того, что я опоздала в Шуюк? — робко вопрошаю, ожидая урагана в ответ.

— Не только. Ну, почему ты вечно сомневаешься в себе? Почему думаешь о себе хуже, чем есть на самом деле? — наатцхешта уперла руки в бока.

— Я? Хуже? — изумляюсь неожиданному повороту разговора.

— Да, ты. Кто ж еще? Уж точно не Сирин, — хмыкает наатцхешта в ответ.

Ничего не понимаю… Даже ноги ослабели, так и хочется плюхнуться на землю — иной-то опоры нет.

— Ты меняешься, взрослеешь, но все еще… Как бы это сказать? Видишь себя такой, какой была, но не есть.

Ой, бедная моя голова: что-то я совсем запуталась. Или это кто-то другой запутался.

— А мы сейчас точно обо мне говорим?

— Эх, точно-точно… Но, видимо, без толку, — махнула рукой наатцхешта. — Сколько тебя не убеждай, пока сама не увидишь, не поверишь.

— А как можно увидеть себя, если нет зеркала? — вроде бред полнейший несу, но… мы понимаем друг друга.