Мда, что-то меня не в ту сторону заносит. Так увлеклась непонятными и ненужными рассуждениями, что не заметила подозрительного сияния в руках Фларимона (только бы не золото, Всевышний, ну хоть в этом смилуйся!).
— Эредет, — вежливый поклон в мою сторону.
— Фларимон, — надеюсь, такой же вежливый реверанс, как и положено благородной даме, в ответ.
Так, формальности соблюдены. Что дальше? А дальше… В руках Фларимона действительно сияла… сиял… Венок… из фиалок… Который мне бережно водрузили на голову. И не падает, словно то платье, что на меня сшито. Да и не золото в основе, а метал незнакомый. Или знакомый? Ну конечно же, что и в кольцах верности! А фиалки из аметистов сложены. Всевышний, откуда же у Фларимона такое чудо?
— Нравится? — с робостью, даже страхом спросил Фларимон.
«Как такое может не нравиться?» — хотелось закричать в ответ, но губы прошептали только одно слово:
— Чудо!
И еще одно маленькое чудо засияло в комнате — улыбка на губах принца. Вот уж действительно, словно принц и принцесса из сказки. Жаль в моей сказке счастливый конец не предвидится. Но я знала это с самого начала: сама ведь предложила отменить обряд.
Фларимон несмело касается моей руки, проводит кончиками пальцев по дубовому венку и с грустью вздыхает:
— Нам пора…
Пора? Куда? Ах, да, бал. В нашу честь. И что я там забыла?
Откровенно говоря, понятия не имею, что я забыла на этом балу. Да, вежливость предполагает, а благодарность за предоставленный кров прямо-таки обязывает присутствовать на нем. Но желания ничуть не прибавляется.
Еще эта лестница: не поддерживай меня Фларимон (со стороны, наверное, как настоящие супруги смотримся), без лишних усилий могла бы скатиться по ступенькам — разновеликие, неровные, кто их только строил? — и красочным комом чего-то фиолетового предстать перед гостями. Но все получается иначе. И приходится идти на бал.
Лично мне весьма интересно, причем не из праздного любопытства: как именно меня представят? Как дочь лорда или жену принца? Или просто по имени, без всяких титулов и приложений? Это ведь не Фелития, а Алом, здесь свои законы церемониала.
Вот и последняя ступенька перед большими дверями, ведущими в парадный зал — доносится рокот голосов, завывания печального менестреля, бряцание по струнам лютни и прочие шумовые прелести. Странная конструкция: лестница упирается прямо в дверь. Это что, лбом открывать надо?
Однако предположение проверить не удалось, оно и к счастью: едва мы остановились, как двери распахнулись, и зычный голос не то церемониймейстера, не то герольда (а то и просто бравого вояки на построении отряда перед высшими командирами) возвестил:
— Принц Фларимон Лоринтийский из Фелитии с супругой леди Эредет!
Приехали, в смысле обозначились. Значит, я — леди, а заодно и супруга принца. Всевышний, ну зачем было обо всём, причем всем, говорить? Как теперь обряд отменять?
С ровным выражением лица (очередная маска, отдаленно похожая на поведение Жармю в первые дни после знакомства), будто это не бал, а прогулка по парку, Фларимон медленно проследовал в другой конец залы, намереваясь приветствовать хозяев дома и торжества. Поскольку меня все еще держали за руку или под руку (временами то одно, то другое), вроде как в целях безопасности, причем моей, то и я вынуждена была следовать намеченным курсом. Через весь зал. На виду у всех гостей. Правда, весело? Вот и я думаю, что у колдуна веселее было. Но вежливость, воспитание и даже злость не позволили показать чувства окружающим. Да им только намекни на истинное положение дел, как такую сплетню раздуют, что и отшельники в горах узнают!
Вновь стою у окна, усиленно пытаясь слиться с окружающей обстановкой. А если вспомнить, что относительно недавно умирала, то скоро желание сменится вынужденной необходимостью: обмороки никто не отменял, и хотя их у меня не было, никогда не поздно попробовать. Отвлекает только одно: практически непрекращающиеся споры между Кими и Эфианом — они по очереди читают нотации друг другу.
А ведь все относительно неплохо начиналось. Поприветствовав хозяев замка (вот сомневаюсь я, что Фларимон с утра не встречался с дядей Мийем, а уж тем более княженкой!), принц практически сразу усадил меня в какое-то кресло. На миг показалось, что он уйдет, но Фларимон лишь окинул равнодушным взглядом собравшихся и встал позади кресла: то ли охранник, то ли ревнивый муж. Ну, для окружающих скорее второе, а для меня… Думать не хотелось, честное слово.
Увы, но спокойствия на балу никто не обещал, да и я сама могла предвидеть многое из случившегося. Чем отличается бал в любой провинции Фелитии (не говоря уже о столице) от бала в Аломе? Танцами. Так просто и сложно одновременно. Считается, будто молодежь обожает танцевать и только танцевать. А в княжестве довольно трепетно относятся к юным особам, поскольку князь Алмодик считает себя молодым (это в его-то неполные пятьдесят!). Поэтому аломские балы сплошь состоят из танцев. Никаких сценок с актерами, никаких песен менестрелей, никаких торжественных переходов и гуляний туда-сюда. Общим остаются только сплетни, куда ж без них. Тем не менее, по традиции старшее поколение ворчит, что де в их время было все лучше. Вот тут-то и случился первый казус. Дело в том, что, желая показаться во всей красе, уважив при этом отца, княженка (а кто ж еще занимался организацией бала?) распорядилась начать бал с кнёлеза — старинного танца, причем настолько, что мало кто из присутствующих помнил его.
Как и положено хозяйке, Хемелинка решила открыть бал. Выбрав партнером по кнёлезу моего супруга, однако. Мог ли Фларимон отказаться? Думать не хочу об этом, по всё тем же причинам, о которых говорила раньше. Причем принц не посрамил честь подданного Фелитии, с блеском исполняя все повороты и дорожки. Дядя Мий, смущенно глянув в мою сторону, предложил руку госпоже-леди Сирин Благочестивой. Отказаться было недостойно благородной дамы, хотя старинная смесь полонеза и хоровода не вызывала бурной радости. Возможно, будь партнером Сирин молодой барон Малеферс, то кто знает, какие повороты показала бы девушка. Кимиэль молчком цапнула Эфиана за руку и потащила в центр зала, дабы присоединиться к танцующим. Показать недовольство было для эльфа ниже его достоинства, и потому на его лице прочно держалось обреченно-надменное выражение.
Испугано переглянувшись, Жармю и Южей одновременно шагнули за мое кресло, словно прячась, и довольно пожали друг другу руки. А мне что с ними делать? На миг в голове появилась картинка, как эти двое носятся по зале с моим креслом, выводя все нужные пируэты и шаги. Но мысль о последствиях оного безобразия — меня и укачать может! — быстро свела радость и ехидство на нет. Собственно, желания танцевать и у остальных гостей не оказалось, а вот на кресло мое слишком подозрительно смотрели. Сами что ли спрятаться там хотели?
К чести Фларимона, надо сказать, что, торжественно проводив княженку к отцу, столь же торжественным шагом он… подошел ко мне. Поскольку Жармю клещом вцепился в кольцо на спинке кресла, покинуть укрытие пришлось Южею. И как бы жалобно он не смотрел, принцы остались неумолимы, в том смысле, что местом делиться не желали. Меня почему-то в расчет не брали, даже не интересуясь мнением. Больше Фларимон ни с кем не танцевал, упорно держась позади кресла. И как бесполезны были жалостливые взгляды княжича, столь же безответными оказались все попытки княженки увлечь принцев хотя бы в хоровод. Фларимон лишь вежливо улыбался, ничего не обещая, а Жармю делал вид, будто не замечает ее.
Честно говоря, я немного сомневалась в чувствах Сирин: столь легко открыть в себе привязанность (со слов Благочестивой — это великая любовь, не меньше) к человеку, от которого столь же легко бегала? А потому опасалась всяческих неожиданностей и не совсем приятных сюрпризов. Но Сирин, похоже, решила все-таки забыть Жармю, полностью сосредоточив внимание на женихе: все танцы только с ним, все разговоры лишь о нем, все взгляды лишь ему. Что ж, уголек в костре всяко теплее звездочки в небесах. Всевышний в помощь! Да и не мне ее осуждать: самой бы в своей жизни разобраться.
