В уставших серых глазах появилась явная мольба. Возможно, так и строятся судьбы? Книжка с чарами есть, теоретические навыки — тоже. Глядишь, окажу пользу обществу.

— А давайте, — я взмахнула рукой.

Стул предательски пошатнулся.

— Когда готовы выехать? — облегченно спросили оба чиновника разом.

— Да хоть сейчас.

Мешок со скудным скарбом валялся под стулом, иных пожитков или накоплений не наблюдалось. Как и дома.

— Имеете ли лошадь?

Отрицательный моток головой.

— Знаете, выпишем одну из государственных. Но, ради богов, отправляйтесь сие же мгновение.

— Но я ведь могу украсть её и никуда не поехать.

— Там такие лошади, — чиновник скривился, — они даром не нужны самому захудалому вору. Удачи на новом месте.

Мне передали направление и спровадили с благодарностями, из-за которых стало ясно — от одного гиблого задания служащие благополучно избавились.

Так молодая чародейка и вступила в новую жизнь. Впереди ждала недельная дорога до княжества, хромая лошадка гнедой масти с редкой гривой, всеобщий хохот при выезде из города на ковыляющем существе (между прочим, на широкой дороге моя «хромоножка» дала такого жару, что я едва не вывалилась из седла) и куча открывшихся перспектив.

Куча — правильное слово.

Весь первый день я тщетно пыталась слиться с лошадью и не вывалиться из старенького седла. Хромоножка тяжко вздыхала после каждой кочки и норовила, подмахивая задом, выпихнуть меня на землю. Наша парочка успешно распугивала редких путешественников — те считали, что я путешествую как минимум на помершей лошади.

Хромоножка великолепно оправдывала статус умирающего существа: она то сильно покачивалась, грозясь завалиться на бок, то замирала и печально рассматривала безоблачное небо, часто дыша, то разгонялась так, что обзавидовались бы скакуны при дворе правителя.

После полудня она зашлась в надрывном кашле и замерла на месте, навострив маленькие рыжие ушки и подогнув неправильно сросшуюся после давнего перелома ногу.

— Решишь помирать — предупреди. Хоть пообедаю. — Я щелкнула лошадку по носу пальцем.

Хромоножка пронзительно чихнула, а затем понеслась с такой скоростью, что ветер завывал в ушах.

Удивляло лишь то, что из сотен развилок, множеств мелькающих полей и манящих пролесков лошадка выбирала те дороги, указатели рядом с которыми отсчитывали версты до Лерейского княжества.

Переночевала я в маленькой деревушке за небольшую ворожбу, которая таковой не являлась. Хозяин дома, добродушный пузатенький старичок, попросил потравить насекомых. Я старательно обследовала все углы, пошептала в ладонь, сплюнула через левое плечо, обогнула дом, обстучала его стены — короче говоря, убедительно доказала причастность к миру чародейства. Ночью нас никто не покусал, и поутру старичок кланялся мне в ноги, радуясь свалившейся на него чудодейке. А после печально заключил, что лошадь моя не сегодня-завтра отправится в лучший мир.

Ох, как же гостеприимный хозяин обомлел, когда ковыляющая лошадка пустилась в грациозный галоп. Я сама не ожидала подобной прыти.

Во второй день заночевать пришлось у дороги. Лицо распухло от комариных укусов. Хромоножку отказались есть даже паразиты.

На третьи сутки моя спутница решила проявить характер. Она очень по-женски прислонилась к стоящей у дороги березке и отказалась двигаться. Хлеб, найденный на дне сумки сахарок, ласка и угрозы — ничто не заставило упрямое животное сдвинуться с облюбованного места. Ничего не оставалось, как усесться с другой стороны той же березы и поискать в книге чары против несговорчивых лошадей.

Внезапно раздался пронзительный свист. А вскоре передо мной из-за высокой полевой травы вырос рыжеволосый парень, в особенности внешности которого стоило бы записать отсутствие трех зубов да наличие двух одинаковых синяков под глазами, а в материальные достоинства — присутствие ржавого ножичка, которым вероятный разбойник поигрывал, надвигаясь на нас.

— Эй, девка, не желаешь познакомиться с красным молодцем?

Лошадь отрицательно помотала мордой, а я навесила на лицо безразличие.

— Да не тушуйся, — загоготал парень. — Что такая начитанная красавица забыла в наших краях?

Он подошел совсем близко. По ноздрям ударил едкий запах пота.

— Лучше не приставай, — скривившись, посоветовала я. — Или тебя не пугает знакомство с чародейкой?

— И что она мне сделает? — Заплывший синевой глаз разбойника подернулся, очевидно, в лукавом прищуре.

— Книгой ударю, — честно призналась я.

Парень заржал. Хромоножка в это время нерешительно подобралась к нему и задумчиво принялась жевать ворот меховой жилетки разбойника. От такой наглости обомлел не только он, но и хозяйка всеядного существа.

— Эй! — заверещал парень. — Убери свою скотину! Она ж, тварь такая, парадную одежду сожрет.

Он отбивался, но тщетно. Ножичек выпал из пальцев, когда лошадка попыталась надкусить волосы завидного жениха. Тот в немом удивлении осел на землю, мигом забыв про похабные мыслишки. Моя обида на Хромоножку испарилась, и мы отправились дальше, оставив красного молодца осматривать ощипанную жилетку.

Четвертый день закончился без происшествий. В очередном селе «несчастную девоньку» щедро накормили и предоставили кишащий мышами сеновал.

Не спалось. В зубах скрипела солома, раздражала духота. В дверь скребся пузатый хозяйский кот, не желающий ловить грызунов и оттого верящий в то, что заезжая чародейка изловит их лично для его плешивой персоны.

Всё-таки как несправедливы боги! Угораздило же ворожее родиться в простецкой семье. Я никогда не мечтала о другой судьбе, надеялась жить как мама: наплодить детишек, завести хозяйство, встречать муженька с сенокоса кринкой молока и наваристой кашей. Но лет в пятнадцать грянул гром. В прямом смысле. Однажды от злости на паренька, не проявляющего ко мне внимания, я едва не спалила дом обидчика тремя прицельными ударами молний. Местная убогая распознала во мне чародейку, после чего среди деревенских ребят я приобрела небывалую известность, а взрослое население села единодушно захотело отдать меня на растерзание священнослужителям.

Затем была изматывающая дорога. И старая ведьма с когтистыми пальцами и шипящим голосом, решившая, будто нашла прилежную ученицу. Она не учла, что ребенок ей попался апатичный и в меру глупый.

Первая встреча с мертвечиной настигла меня через месяц обучения — в обвалившемся склепе на разрушенном погосте.

До сих пор помню, как в загробной тишине на меня надвигался разложившийся мертвец. Провал его рта напоминал засасывающую бездну, сквозь сгнившее мясо виднелись кости. Факел выпал из моих онемевших пальцев. Не знаю, каких действий ожидала ведьма, но я прижалась к стене и решила не брыкаться.

«Шестнадцать лет — тоже жизнь», — подумалось мне.

Труп, с хрустом склонив голову, задумчиво посмотрел на покорную жертву уцелевшим глазом, а после почесал голый череп.

— Почему ты не защищаешься? — прошелестел он.

— А на кой? — смиренно поинтересовалась я, не совсем понимая, зачем он общается с жертвой.

После выяснилось, что мертвец оказался хорошим знакомым ведьмы, а я — бездарной личностью с неистребимой склонностью к самоубийству.

Уже покинув дом учительницы, я навсегда отказалась чародействовать на крови и предпочла направить силы в мирное, бытовое русло.

Старуха хоть и проклинала меня за уход, но не оставила без прощального подарка. Отныне на запястье болталась широкая полоска железного браслета, в котором сверкал рыжий камень размером с монету. Вряд ли драгоценный, но чары контролировал хорошо. Дома больше не горели, но без браслета я, как и прежде, представляла опасность для всех, включая себя.