— Колониализм, ломая наш жизненный уклад, оставил нетронутым обычное право, — излагает свою точку зрения тоголезец Коффи. — Но сегодня люди все чаще изменяют обычаю, порой вступая в конфликт с родителями, с кланом, плюют на все. Это зовется нынче цивилизацией! На деле мы пятимся назад, теряя нравственные устои, — ведь в прошлом было очень много полезного, выверенного временем. Впрочем, если род захочет, то он заставит тебя сделать все что угодно.

К его словам стоит добавить, что в не столь уж отдаленную старину из страха получить вместе с невестой рога в жены брали совсем юных девочек, едва прошедших обряд инициации.

— Прелюбодеяние, нарушение супружеской верности предки считали большим грехом: за это строго карали, — продолжает Коффи. — В прошлом, особенно здесь, в Того, наши девушки должны были выходить замуж девственницами, иначе бы их изгнали из семьи. Теперь такого нет. Встречаются девочки в 13 лет, у которых уже есть дети. Они пригуляли их на стороне. С приходом соотечественников к власти, как это ни странно и ни антипатриотично тебе покажется, нравы у нас отнюдь не улучшились. Некоторые наши власть имущие убеждены, что все девушки принадлежат им.

— А обычай как же смотрит на это?

— Сквозь пальцы: ведь эти люди, как правило, старейшины. Старшим же можно почти все. Да и сам обычай в городах дышит на ладан. Все хотят жить, как белые, а фактически, несмотря на мишуру и подражательство, живут и действуют, как африканцы. От самого себя не уйдешь. Иногда обычай охлаждает наш разгоряченный ум, приводит в лад наши желания и возможности. Когда муж хочет прогнать жену, он прежде всего должен, например, вернуть выкуп.

— Где же выход?

— Надо ремонтировать двигатель внутри общества. Надо, чтобы каждая страна Африки берегла собственные обычаи, на их основе рождала новые, а не слепо копировала Европу. А пока мы чаще всего лишь обезьянничаем. Европы у нас не получается, а все лучшее, африканское, подтачивается. Мы не понимаем, сколь комично временами выглядим со стороны. Особенно в городах. Всякий раз за фасадом независимости и высокопарной болтовней о национальной подлинности заметны тщетные потуги сделать приятный коктейль из двух разных цивилизаций. Полностью несовместимых друг с другом, как мед и деготь. Да, одна накладывается на другую, но при этом, как вода и масло, не смешиваются. Получается настоящий театр, трагикомедия. Особенно в области личных, интимных отношений.

Африканский образ жизни одушевлен какой-то необъяснимой магией: он пленяет своей чисто внешней простоватостью, изящной, полной теплого юмора легкостью, суровой строгостью нравов в сочетании с трогательными человеческим слабостями, приятными на глаз и восприятие, хотя и чуть ошеломляющими своей наивной прямолинейностью.

…У Андимбы и в самом деле была прелестная жена. На ее упругое точеное тело с зовущими к ласке горячими округлостями заглядывалось все мужское население деревушки, что лежит на пути между Опувой и Эпупой на крайнем северо-западе Намибии. Женщины народа химба (овахимба) кокетливы и следят за собой. Здешние красотки отыскивают в саванне специальные камни, часами измельчают их, смешивают с животным жиром и получают охристую, желтовато-красную краску, которой они натираются. Кстати, это и гигиенично, так как восполняет нехватку воды.

В момент моего пребывания в деревне к Андимбе заглянул его закадычный друг и сосед Нгарикутуке, настоящий мужчина — косая сажень в плечах, муж двух любящих супруг, слывший в деревне образцовым семьянином. Рыжие жгуты его волос были удлинены с помощью глины, смешанной с жиром. Кожаный передник на охристом теле чуть прикрывал снизу его внушительное мужское достоинство.

— Знаешь, Андимба, — чуть помявшись, промолвил Нгарикутуке. — Мне нравится твоя Пендукени.

Столь откровенное признание не обидело Андимбу. Напротив, он приветливо заулыбался и дружески кивнул соседу.

— Ты не первый, от кого я это слышу. Глаз у тебя и в самом деле наметанный. Не случайно все мы тебя с детства уважали за наблюдательность. Пендукени — самая молодая и самая любимая из моих трех жен. Ночь с ней проходит как один миг, а как вкусно она готовит!

— Да что там: все мы завидуем тебе. — И вдруг весьма неожиданно спросил: — Не уступишь ли мне ее на неделю?

Андимба давно мечтал, чтобы в хозяйстве Пендукени прибавилась еще одна хорошая молочная коза, но никак не мог приобрести ее. Впрочем, коз у нее было предостаточно, и жены приятелей Андимбы даже втайне завидовали ей.

— Мы с тобой старые друзья, и, конечно, отказать тебе я не в силах. Однако тебе придется подарить нам козу и семь бутылок джина. Ты доволен? Других бы мужчин, даже самых достойных, мы с Пендукени за такую малость и на порог бы не пустили.

Нгарикутуке задумался, почесал затылок и сказал со вздохом:

— Слон со слоном всегда договорятся. Козу-то я к вечеру пригоню, а вот с бутылками хуже. Может, по дружбе уступишь за четыре, — робко попытался он поторговаться.

Андимба поморщился. Он считал свою супругу первой женщиной в деревне — не случайно у них набралось приличное козье стадо. По местным понятиям, ее облагораживающая компания стоила козы и ящика забористого привозного напитка. Дешевле он мог уступить ее на время лишь самому вождю деревни или такому дорогому приятелю, как Нгарикутуке, но все же не столь дешево, чтобы на него потом вся деревня со смехом указывала пальцем. Честь и достоинство настоящие химба берегут ревниво, словно память о предках. Сама мысль о торге коробила его. Но ближе друга у него не было, и он предложил сократить на день срок пребывания Пендукени в краале соседа, кстати, по обычаям химба, мужчина имеет определенное (правда, ограниченное) право на жен друзей.

Меня эта сцена несколько шокировала, но в Африке привыкаешь ко всему. В любом обычае, сколь бы экзотическим он ни казался, можно отыскать целесообразность и здравый смысл, породившие его в таком виде на белый свет.

— Ну а если у Пендукени родится ребенок от соседа, что тогда будет? — полюбопытствовал я у вождя химба Хикуменуе Капики.

— Вы, европейцы, вечно усложняете жизнь нелепыми домыслами и предположениями. Чем больше детей, тем выше и авторитетнее мужчина, чем больше у него скота, тем выше уважение к нему, — улыбнулся он. — Они друзья и наверняка обо всем договорятся. Не переживайте за них. У вас, в Европе, мужья и жены изменяют друг другу тайком, у нас тайное предательство карается изгнанием из деревни и даже смертью. Мы все делаем полюбовно, открыто, с обоюдным уважением. Посмотрите, как радовалась Пендукени новой козе, а ее муж — джину. Любовь и доверие укрепляют дружбу! От этого народ становится сплоченнее!

Интерес к чужой жене — дело житейское. Брак у химба — дело ответственное, с давних пор они исповедуют полигамию. Мужчина берет себе несколько жен в зависимости от достатка. При заключении брака оговаривается «выкуп» (определенное количество голов скота), так что жениться не так просто. Естественно, что брачными узами дорожат. После помолвки всякие отношения между женихом и невестой до свадьбы прекращаются. Иногда устраивают символическое похищение невесты, чтобы оттенить боль расставания девушки с семьей. Родители мужа и жены не поддерживают между собой никаких связей, дабы по неосторожности не покуситься на мир и лад в новой семье, так что шутки по поводу тещи и свекрови здесь не будут поняты.

У демократичных химба не только женатые мужчины интересуются чужими женами, нередко бывает наоборот, так что понимание в этом вопросе — обоюдное. Как я узнал, супружеская жизнь Андимбы и Пендукени была безоблачной. В отличие от других его жен она ни разу не пыталась даже по согласию привести в свою хижину чужого мужчину. Для Андимбы это было в порядке вещей, но ее воздержание он ценил высоко.

— К тому же мы считаем: мужчина должен всегда быть мужчиной, — продолжил разговор Капики, тон его стал жестким. — Подчас взять на время чью-то супругу или скоротать время с чужими женами необходимо для настоящего химба, чтобы доказать деревне свою мужскую силу. И больше ничего, а брак остается браком.