— Вы заметно продвинулись! — сказала Франсуаза.
Она надела старую кофту Александра, заляпанную краской, и взялась за кисть, чтобы помочь в работе.
— Итак, — спросил Даниэль, — ты видела папу?
— Да.
— Что он сказал?
— Письмо домовладельца как будто составлено по всей форме, так что можно не беспокоиться. Но есть и другое известие: он объявил, что они с Кароль собираются разводиться!
Все замерли.
— Вот это да! — присвистнул Даниэль.
— Ну и что? Тебя это удивляет? — спросил Николя.
Даниэль пожал плечами:
— По правде говоря — не слишком! Какое у него было лицо, когда он сообщал тебе эту великую новость?
— Очень спокойное и очень холодное, — ответила Франсуаза.
— То есть ему плевать!
— Возможно, он бы так реагировал год или два года назад. Но в последнее время он, по-моему, просто не мог без нее обходиться!
— Значит, развод попросила она?
— Конечно! — кивнула Франсуаза.
Обмакнув кисть в белую краску, она нагнулась, чтобы заняться плинтусами. Жан-Марк так ничего и не сказал. Франсуаза спрашивала себя, что должен чувствовать брат, узнав об этом разрыве. Облегчение? Досаду? Или ему все равно? Теперь, когда он влюбился в Валери и даже решил жениться, Кароль должна была утратить для него всякую привлекательность.
— И что ты ему сказала? — поинтересовался Даниэль, продолжая водить валиком по стене.
— А что я могла сказать? — буркнула Франсуаза. — Я была ошарашена! Кроме того, он, кажется, хотел только одного — чтобы я поскорее убралась…
— Да, не хотела бы я оказаться на твоем месте! — воскликнула Даниэла. — Ужасная ситуация! Я одного не понимаю — позавчера, за ужином, все у них было как будто в порядке! Думаешь, они уже тогда приняли решение?
— Ну конечно! — вмешался Даниэль. — Это обычная манера поведения в нашей семье, старушка моя! Когда она отваливает?
— Не знаю, — сказала Франсуаза.
— Как странно думать, что мы ее больше не увидим, — вздохнул Даниэль, — во всяком случае, в папином доме. Вообще-то, я ее любил, несмотря на все недостатки!
— Ты прав, — вступил в разговор Николя, слезая со стремянки. — Я редко встречал таких сексуальных особ!
Франсуаза, подумав о чувствах Жан-Марка, сухо перебила его:
— Не болтай глупостей!
— Вот еще! — заворчал Николя. — Мне что, запрещено считать твою мачеху привлекательной? А еще легкой, забавной, уживчивой… И вообще…
— Кароль — олицетворение лицемерия! — закричала Франсуаза. — Она всех нас терпеть не могла!
— Значит, ты считаешь этот развод благом? — поинтересовался Даниэль.
— Естественно!
— Но ты же сама признала, что папа будет страдать!
— Поначалу! Но постепенно он поймет — это лучшее, что могло с ним случиться!
Даниэль провел валиком сверху вниз по перегородке, прищелкнул языком, выражая удовлетворение, и сказал:
— Знаешь, Франсуаза, мы должны будем чаще видеться с отцом, чтобы он не чувствовал себя совсем одиноким!
Она улыбнулась: нужно было очень плохо знать Филиппа, чтобы вообразить, что он найдет утешение в детях после того, как рухнул его брак. Николя, покончив с карнизами, потащил лестницу в соседнюю комнату. Лоран пошел следом.
— Чем вы займетесь? — спросила Франсуаза.
— Подгонкой! — ответил Николя. Вскоре она услышала, как ребята на два голоса запели «Стансы к Софи».
— Это ужасно! — пискнула Дани. — Замолчите оба!
В ответ Николя и Лоран запели еще громче. Даниэль давился смехом, но на втором куплете не выдержал и присоединился к хору.
— Соседи! — закричала Франсуаза. — Хорошенькая же репутация будет у меня в доме!
Трио убавило громкость.
Франсуазу тронуло, что братья, Дани и Лоран пришли помочь ей перекрасить квартиру. Благодаря их усилиям все будет готово к возвращению Александра. За все время своего отсутствия он прислал ей из Москвы только одну открытку с видом собора Василия Блаженного и текстом, нацарапанным шариковой ручкой: «Поездка превосходна. Слишком мало времени, чтобы все посмотреть. Очень жаль! До скорого, целую, Александр». Лаконичность стиля повергала Франсуазу в уныние. Неужели ему больше нечего ей сказать? Если бы не переезд, настроение у нее было бы еще более подавленным. Занятая обустройством, она позволяла себе думать лишь о той минуте, когда Александр переступит порог их квартиры. В этой новой обстановке они будут очень счастливы. Александр никогда не знал, что это такое — «налаженный собственный быт», и стоит ему провести несколько минут в кабинете, он не захочет оттуда уходить! С долгими вечерами работы за столиком в бистро покончено! У Николя тоже будет свой угол для работы. А она сможет печатать на машинке, не мешая остальным, да и они не будут ей докучать. Нужно будет обязательно устроить новоселье. Франсуаза уже мысленно составляла список гостей.
Ну, во-первых, ее добровольные помощники… Надо же, на рю дю Бак она когда-то сама все привела в порядок! Конечно, та квартирка была крошечной… Франсуаза обвела взглядом свои владения, отделанные в темных тонах. Прихожая, большая комната и спальня — все оттенки желтого, кабинет — желто-зеленый. Выбирая цвета, Франсуаза вспомнила совет Маду: «Не нужно думать, что так называемые насыщенные тона сделают твой дом темным. Если правильно их выбрать и оттенить то тут, то там светлой линией, получишь яркий и очень оригинальный результат». Конечно, они не профессионалы, так что краска лежит неровно, а с потолка они всего лишь смели пыль, но все эти несовершенства заметны только с очень близкого расстояния.
Дани, в старых штанах и шерстяном свитере, объявила, помахав наполовину поредевшей кистью:
— Ура! Я закончила! Краски больше нет!
Подойдя к Франсуазе, она сказала со вздохом:
— У тебя будет очень красиво!
— Да, — поддержал ее Жан-Марк. — Ты здорово сделала, что выбрала темные тона! Белая окантовка подчеркнет красоту цветовой гаммы. Ты видела, во что я превратил твой котел отопления? Это уже не нагревательный прибор, а драгоценность, украшение интерьера!
На его лбу и руках поблескивали завитушки серебряной краски. Он смеялся. Франсуаза заключила для себя, что уход Кароль нисколько его не тронул, и вздохнула с облегчением. Ее же несказанно радовала решимость Филиппа. И дело тут не в злорадстве, она всего лишь хочет вновь обрести уважение к отцу. Франсуаза верила в счастливое будущее для него, да и для всей их семьи. Не исключено, что он снова женится. С любой женщиной он будет счастливее, чем с Кароль!
Вернулись Николя и Лоран, разрисованные краской, как индейцы, вышедшие на тропу войны.
— Я бы никогда не смог расписать потолок Сикстинской капеллы, — заявил Лоран. — Слишком грязная работа!
Было уже около семи, и все переместились на кухню, чтобы отмыться и утолить жажду. Они передавали из рук в руки флакон с жидким мылом и бутылку фруктового сока; Николя и Даниэль открыли литровую бутылку красного вина и опустошали ее, чокаясь при каждой очередной рюмке. В дверь позвонили.
— Это, наверное, Жильбер, — объяснил Жан-Марк. — Я сказал, что он может зайти за мной.
Николя побежал открывать и вернулся в сопровождении хрупкого светловолосого юноши с тонким лицом, в котором были пылкость и одновременно незащищенность. Представив его, Жан-Марк сказал:
— Приди ты минут на десять пораньше — застал бы нас по уши в краске!
— Если бы я знал — пришел бы вам помогать! — отвечал Жильбер. — Возможно, еще не поздно?
— Не поздно? — с комическим возмущением переспросил Николя. — Разве не заметно, что положен последний штрих?
Франсуаза повела Жильбера по квартире, и он очень мило всем восхищался. Когда они вернулись в кухню, он вопросительно взглянул на Жан-Марка.
— Да, нам пора, — сказал тот.
Франсуаза попыталась их удержать, но они очень торопились в киноклуб, смотреть какой-то потрясающий фильм 1925 года.
Чуть позже всполошились Даниэль и Дани. Им нужно было бежать домой, потому что родители обедали в городе и не на кого было оставить Кристину. Расслабленный Лоран великодушно согласился провести вечер дома с сестрой и шурином: можно посмотреть телевизор или, на крайний случай, поиграть в покер.