Александр, сидя перед ней, жадно и торопливо поглощал пищу. Он даже не подозревал о мыслях, которые тяготили Франсуазу. Наконец она решилась:

— Знаешь, я тут подумала… на рю Бонапарт есть еще одна комната для прислуги. Вполне приличная. Она не занята… я хочу поговорить с Кароль о Николя.

Александр дожевал кусок мяса, вытер салфеткой губы и, выпив стакан вина, пробурчал:

— Не понимаю, что ему делать на рю Бонапарт?

— А тебя не смущает, что он все время находится между нами?

— Если он будет жить отдельно, это обойдется нам вдвое дороже.

— Когда он найдет работу…

Александр покачал головой.

— Это не так просто, у него же нет никакой специальности.

— Как только он лишится тепличных условий, которые мы ему создали, то рано или поздно, со специальностью или без, но что-нибудь да отыщет по части заработка.

— Что ж, может быть. В общем, как я понял, ты хочешь выставить его за дверь.

— Нет, я просто хочу поселить его в другом месте.

Франсуаза поменяла тарелки и принесла сыр.

— Хорошо, — проворчал Александр, — поговори с Кароль.

Не возобновив этот разговор, они медленно, с удовольствием пили кофе. Теперь, когда она открыла мужу свой план, Франсуаза не намеревалась торопиться с его воплощением в жизнь. Перспектива просить Кароль об одолжении парализовала ее. К тому же, было неизвестно, как отнесется к этому предложению сам Николя? Имела ли она моральное право, однажды дав ему приют, теперь выгонять его?

Александр посмотрел на часы и, взяв кофейник, налил себе еще чашку. В этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возник улыбающийся Николя. Как всегда, у него был вид бойца, идущего в атаку.

— Надеюсь, вы меня не ждали? — спросил он и, повернувшись к входной двери, добавил: — Ты идешь?

Позади него, виляя бедрами, появилась высоченная плоская девица с трагическим лицом. Темные прямые волосы падали ей на плечи.

— Это — Алисия, мы с ней вместе учимся, — пояснил Николя. — Нам с ней надо отрепетировать одну сцену к сегодняшнему вечеру.

Он еще ни разу не приводил в дом девушек. Франсуаза, взбешенная этим бесцеремонным вторжением, все-таки пересилила себя и, улыбнувшись девушке, предложила ей присесть. Вместо ответа Алисия состроила противную мину и плюхнулась на стул. Рот и глаза у нее были очень большими, но при этом она казалась немой и слепой. Красивая и равнодушная, она снисходительно относилась ко всем и вся. И как только столь апатичная особа могла возомнить себя драматической актрисой? Ей было не больше двадцати. «Моя ровесница», — с удивлением подумала Франсуаза, чувствуя себя значительно старше. Из вежливости она поинтересовалась, из какой пьесы они будут готовить сцену.

— «С любовью не шутят»[13], — ответил Николя.

— Полагаю, вы будете Камиллой, мадемуазель, — спросил Александр, закуривая.

Не разжимая губ, девушка утвердительно кивнула.

— Она очаровательная щебетунья, эта ваша Камилла. Суровое сердечко, ненасытный клювик, яркие перышки, — продолжил Александр.

Чуть сморщившись, Алисия дала понять, что согласна с подобной трактовкой образа.

— Вы давно работаете над ролью? — поинтересовалась Франсуаза.

Алисия качнула головой слева направо.

— Мы только что каждый в отдельности разобрали сцену, теперь нам надо все свести вместе, — вмешался Николя.

Алисия улыбкой поблагодарила его. Он избавил ее от тяжкой необходимости выражать мысли вслух. Разъясняя ситуацию, Николя взял большой кусок грюйера и отправил его в рот без хлеба.

— Может быть, вы тоже чего-нибудь съедите? — предложила Франсуаза Алисии.

Девушка опустила веки.

— Ну, что ж, тогда приятного аппетита! — пожелал им Александр, направляясь к двери.

После его ухода Франсуаза разделила пополам оставшийся бифштекс и принесла с кухни пюре. У Николя и Алисии заблестели глаза. Подняв головы и принюхиваясь, они замерли в ожидании своих порций. Удивительно, но девушка, несмотря на свою эфемерную внешность, обладала прожорливостью землеройки. К концу трапезы она все еще не проронила ни слова. Франсуаза убрала со стола, причем Алисия даже пальцем не шевельнула, чтобы помочь ей.

Вскоре, держа в руках грязные стаканы, на кухню пришел Николя.

— Знаешь, старик, — строго сказала ему Франсуаза, — может быть, твоя девушка и замечательная, но то, что вы собираетесь репетировать здесь, меня совершенно не устраивает.

— Почему?

— Потому что у меня куча работы на сегодня!

— Мы тебе не помешаем, мы устроимся в моей комнате.

— Где?!

— В моей комнате. Нам там будет чудесно, — ответил Николя, величественным жестом указывая в сторону коридора. При этом он умоляюще смотрел на нее.

Франсуаза сдалась. «Во-первых, — говорила она себе в оправдание, — это в первый и последний раз, а во-вторых, Николя скоро будет жить отдельно». Пока она мыла посуду, Алисия и Николя удалились в прихожую. Вновь став полноправной хозяйкой комнаты, Франсуаза поставила пишущую машинку на край стола и села печатать. Речь в тексте шла о загрязнении окружающей среды. Расположенное в департаменте Сена-и-Уаза химическое предприятие сбрасывало отходы производства в реку. Машинка без устали выстреливала буквами, и они ровными строчками ложились на лист бумаги. Сквозь эти пулеметные очереди до Франсуазы доносились патетические завывания. У Алисии был низкий голос с вульгарными интонациями и легким арабским акцентом:

— «Неужели я не найду здесь благородного человека? Когда ищешь кого-нибудь, то как-то особенно остро ощущаешь свое одиночество! Ах, кузен, когда же вы намерены сыграть свадьбу?»

— «Как можно скорее, я уже договорился с нотариусом, кюре и со всеми крестьянами!» — пылко произнес Николя.

— «Так вы что, в самом деле, хотите жениться на Розетте?»

— «Конечно!»

Оба они играли плохо, злоупотребляя комедийным пафосом. Франсуаза старалась не отвлекаться, но невольно прислушивалась к диалогу. Вот и опечатка! Франсуаза с раздражением исправила ее. Нет, пока эти двое надрываются в прихожей, ей не удастся поработать по-настоящему. Как только она вновь собралась печатать, Николя приоткрыл дверь и спросил:

— Ты не могла бы подавать нам реплики?

Подобное предложение сначала удивило Франсуазу, а потом развеселило. Почему бы и нет? Все равно день пропал. Пожалуй, она попечатает вечером. И она со смехом согласилась.

Держа в руках книжечку с текстом пьесы, в комнату вошла Алисия. Николя выстроил им обеим некое подобие мизансцены:

— Ты, Франсуаза, появишься отсюда. Ты будешь Розеттой, молочной сестрой Камиллы. Пердикан приударяет за тобой назло Камилле, которая отвернулась от него. Камилла впадает в ревность и начинает нервничать…

— Я знаю содержание, — с улыбкой сказала Франсуаза.

— Правда? — удивился Николя, бросив на нее недоверчивый взгляд.

— Ну что, мы когда-нибудь начнем? — вмешалась Алисия. — Франсуаза, держи-ка мой текст.

Беспардонное тыканье, завершившее продолжительный этап немоты, привело Франсуазу в замешательство. Алисия протянула ей помятую брошюрку со слепым текстом и острым, покрытым розовым перламутром ногтем ткнула в середину страницы.

— «Месье, — начала Франсуаза, — я пришла умолять вас о милости. Все жители деревни, с которыми я беседовала сегодня, в один голос говорили мне, что вы любите свою кузину, а за мной ухаживаете ради потехи».

— Что я теперь должна говорить? — спросила Алисия.

— Пока ничего, я все еще продолжаю, — ответила Франсуаза и стала читать дальше.

— «Когда я иду по улице, все надо мной издеваются. Если я стану всеобщим посмешищем, то не смогу найти себе мужа в нашей округе».

— Что ты так монотонно бубнишь, — заметил Николя, — тебе не хватает эмоций.

— Зато у тебя их чересчур много! — обиженно огрызнулась Франсуаза. — Ты не говоришь, а распеваешь. Я же хочу быть естественной.

— Ну ты даешь, старушка! Слышал бы тебя Клебер Бодри! Естественности еще надо добиться. Ее можно обрести только в результате долгих поисков. Ведь естественность — это переваренная непосредственность.