Ну и влепят завтра кое-кому! — хихикнул он, схлопнув картонные створки. И за невыключенный свет, и за незакрытую дверь, а за винные бутылки — страшно представить. Как ему в свое время, когда он оставил открытым окно в лаборатории. Чугунным кулаком порядка по сытой ротозейской морде. Кому положено, те умеют…
Было 23.15 вечера. Или ночи?
4
Он вздрогнул. Вскочил. Чуть не умер. Вдруг послышалось, будто из коридора донесся… Померещилось?
Нет. Через пару секунд женский смех повторился. Гулкое кваканье. Очевидно, женщина обнаружила что-то крайне забавное, женщина искренне развеселилась — очень простое объяснение… Он прыгнул к выключателю и сделал темно. В ушах стучало, руки почему-то были холодными. Хоть бы померещилось, — подумал он, и тут стали слышны шаги. Мощное уверенное топанье. Кто-то хозяйски шел по коридору, бренчал ключами, сопел носом. Остановился точно у двери отдела — с той стороны обшарпанной деревяшки. Боже мой… Дежурный по институту опустился на корточки, затем на четвереньки и затаился, уже ничего не соображая. Он ясно услышал: кто-то пытается открыть замок. Ничего не получилось: замок был хитрый, предусмотрительно застопоренный им изнутри. Кто-то нерешительно подергал дверь, прошептал мужским голосом: «Что за дела?», постоял в растерянности и удалился. Дежурный уткнулся лбом в паркет. И вдруг понял, что он жив, что наконец он может дышать. Оказывается, он давно не дышал.
Он бестолково пополз к телефону, натыкаясь в темноте на предметы. Сердце отплясывало разудалую чечетку. Позвонить в охрану? Нельзя, в коридоре услышат. И вообще, что охране сообщить? «На связи дежурный. Нечистая сила рвется ко мне в гости, разговаривает голосом мужским, смеется женским, спасите меня, пожалуйста». Стыд. Опытная бабушка-стрелок смекнет: парень неосторожно обращался со спиртом, украденным из запасников завлаба — забыл разбавить. Или резонно предложит: «Гражданин ответственный дежурный, почему бы вам не выйти в коридор и не потребовать у посторонней силы пропуск?» Стыд, стыд…
Телефон ударил первым. Это было неслыханным вероломством. Как выстрел в ночи, как нападение на спящего. Дежурный вскочил с пола: брать? не брать?
Взял.
«Да!» В трубке была зыбкая тишина, подрагивающая от чьего-то дыхания. «Алло, алло, дежурный слушает!» Тишина. Внимательная, чуткая, живая — ничего кроме. «Кто вы?» — он взмолился последний разок и осторожно опустил трубку. Пустота, царящая вокруг, мгновенно всосала отзвуки бессмысленных вопросов.
Теперь звонили по местному, из института.
Дежурный сел куда-то, вероятно за стол начальника отдела, держа потными пальцами телефон. Тот почему-то дергался. Дежурный окинул взглядом поймавшую его черную чужую комнату и понял, что теперь не сможет заставить себя включить свет. Мало того, не рискнет пойти в туалет, даже если будет гибнуть от распирающего организм желания… Тем временем кто-то неторопливо подошел к двери и спросил:
— Шура, это ты, что ли?
5
Наш отдел представляет собой тупик. Не в социальном смысле, разумеется, а в архитектурном. Главный институтский коридор имеет небольшое ответвление, в котором располагаются: аудитория с партами и доской, дисплейный класс, машинный зал, агрегатная и, наконец, лаборатория, где тружусь я. Коридорчик с перечисленными комнатами и есть отдел «Управляющие микросистемы». Коридорчик упирается в дверь. За ней — последняя комната, главное помещение отдела. Здесь резиденция нашего начальника, оборудованная секретаршей, сейфом, телефоном — все, как у людей, — здесь же и мой нынешний пост. Короче, описываемое место — это аппендикс в чреве прославленного учреждения. Ловушка.
Нет, я не струсил. Просто распсиховался, что тут странного? Выработанная эволюцией физиологическая реакция. Другой молодой специалист на моем месте спятил бы. Вот почему когда я снимал замок со стопора, у меня примитивно тряслись руки. Ощущение гадкое, настоящий отходняк.
— Подожди, — сказал я. — Сейчас открою.
Гость мощно шагнул — большой, квадратный, — вдвинулся, словно поршень, с неудержимой легкостью. Он включил свет и спросил, морщась:
— Чего сидишь в темноте?
— Сплю, — соврал я, спрятав дергающиеся руки в карманах. Фраза была непомерно длинна. Чтобы справиться с ней, пришлось сосредоточиться, потому что предательская дрожь еще рвалась на волю.
— Ты спишь не в лаборатории? Я, когда дежурю, всегда сплю там, на диване.
— Здесь телефоны, — объяснил я ситуацию. — Может поступить какой-нибудь секретный сигнал.
Про надувной матрац ничего не сказал, естественно. Незачем ему знать мои маленькие хитрости — он парень хороший, но обожает неудачно острить. Пусть думает, что я сплю сидя.
Это был Лбов. Коллега Лбов. Его рабочий стол стоит в лаборатории рядом с моим, мы понемногу приятельствуем, мы оба — просто инженеры. Он пришел сюда по распределению года на два раньше. Спортсмен, хотя и бывший. Уже повесил штангу на гвоздь.
— Ну, ты меня напугал, — сказал он, гоготнув истинно по-спортсменски. — Чего это, думаю, дверь изнутри закрыта?
— Это ты звонил? — спросил я его.
— Я звонил. А что? Выяснял. Зато как твои «Алло!» в трубке услыхал, так сразу все и понял. Дежуришь?
— Дежурю.
— Ну и дурак.
Я очнулся. Я посмотрел в его ухмыляющуюся рожу. Все нормально, обыкновенный Лбов. Только глаза почему-то томились ожиданием — ожидание стояло в глазах неподвижно, молча, как трясина, — и тогда я вспомнил свои обязанности. Я задал резонный вопрос:
— Почему ты в институте?
— У меня есть, есть разрешение на работу в ночь! — неожиданно крикнул Лбов.
И настало молчание.
Поразительно: чем-чем, а нервами он не страдал по определению.
— У нас в отделе нет ночных работ, — тихо возразил я.
Спортсмен чуть не задохнулся от гнева. Затрясся всем туловищем:
— Нет работ? Что ты вообще понимаешь! Ты, дурак!
— Что случилось? — я растерялся.
И опять было молчание.
— Случилось? — удивился он — вполне культурно. Зачем-то оглянулся и объяснил. — Я в вычцентр записан. Причем здесь наш отдел? Служебная записка лежит в охране.
Он рывком проследовал мимо, сдвинув с места застоявшийся воздух, упал локтями на начальнический стол и устало добавил:
— Не твое дело.
— А зачем ты сюда поднялся? — продолжил я тогда серию резонных вопросов. — Ворвался, мешаешь тут.
Лбов спохватился. Пробежал суетливым взглядом по мне, по телефону, по циферблату часов и вдруг рявкнул: «Тьфу!» Замолчал, думая. Лицо его ясно показало: думать ему приходится, мягко говоря, о чем-то неприятном. Лицо сослуживца Лбова всегда было откровенным до неприличия.
— Спасибо, что напомнил, — выдал он наконец. Затем тревожно спросил: — Шура, сюда никто, кроме меня, не звонил?
— Какая-то женщина по городскому телефону. Выпытывала, один я здесь сижу или нет.
Бывший спортсмен издал вздох. Это было похоже на тепловоз. Выпустив пар, он возложил растопыренную пятерню на телефонный аппарат прямо перед собой:
— Ясно, это она.
— Кто?
— Шура, я шел сюда, чтобы позвонить жене. Теперь ты успокоился? — и принялся остервенело терзать диск.
— Приветик, — сказал он через минуту, — это я. Как где? На работе. Подожди, не хами. Не хами, я сказал. Ты не со мной говорила, дура! Да подожди ты! Мы с ним вместе работаем, он сегодня дежурит. Его тоже Сашей зовут, поняла?.. — гримаса была неописуема. — Не реви. Не реви, я сказал. Кончай реветь, дура…
Смотреть на лицо Лбова было явной бестактностью. Все равно что читать чужие письма. И я отвернулся. Странные, однако, у них с женой отношения, мне такого не понять.
— Тезка, скажи ей, как тебя зовут, — попросил Лбов.
— Александр, — громко назвался я. — Талантливый инженер.
— Ну перезвони, если хочешь, — равнодушно произнес Лбов и разжал пальцы. Трубка попала точно на рычаг. — Хвали себя сам, ругать тебя будет жена, — задумчиво изрек он дежурную мудрость, невпопад по обыкновению. — Слушай, талантливый инженер, зачем ты ей ляпнул, что ты Саша?