Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хищно прищурившись, Лена сжала руки. И тогда прости-прощай, немытая Россия, и этот гнусный городок, в котором даже мухи мрут со скуки, и высокомерная, заносчивая столица, которая чуть не швырнула ее на панель! Она уедет куда-нибудь в теплую страну и там поселится навеки. Одна, совсем одна! На черта ей сдался этот недоумок Стас? У нее будет все: шикарная машина, бунгало на берегу океана и самые модные шмотки! И мужчины больше не будут выбирать ее. Наступит время, когда она будет выбирать их сама, а потом швырять, как использованную тряпку.

Все это будет, будет, будет! Обязательно будет! Недаром ее девиз: «Все или ничего!»

— Иван! К тебе посетители! — крикнула санитарка, протирая в коридоре линолеум.

Иван нацепил на лицо тупое, покорное выражение и присел на кровать. От слабости противно кружилась голова. Было тревожно. Томительное ощущение непокоя мешало жить, возбуждая где-то глубоко внутри бешеные импульсы. Импульсы, которых он так боялся.

На потертых креслах в холле сидела пожилая женщина, аккуратно сложив руки на коленях. Возле ее ног стояла хозяйственная сумка, от которой, очевидно, распространялись вкусные флюиды, потому что собака Найда, почивавшая в своей коробке возле двери, тревожно завозилась и потянула носом.

— Собачка! Собачка! — Женщина протянула по направлению к псине руку, но та даже не тронулась с места.

— Горюет! — пояснила санитарка, шваркая шваброй по углам. — Как щенят лишилась, так и закисла. Оно понятно, хоть и сука, но мать все-таки…

Наморщив лоб, женщина вспомнила, что действительно в ее прошлый приезд в коридоре возилось трое очаровательных собачат.

— А щенят что, раздали? — спросила она, чтобы поддержать разговор.

— Как же, раздали. — Санитарка со злостью провела шваброй перед ее ногами, задев мокрой тряпкой ботики. — Психи передушили…

— Как «передушили»? Всех?

— Конечно всех. Я тут как-то мыла, смотрю, лежит один, самый маленький… Лежит и не шевелится. Ну, думаю, сдох… Вынесла и закопала. Врачам ничего говорить не стала, думаю, чего их тревожить, коли цуценя сдохло, нам же лучше, меньше грязи. Через день гляжу, еще одно лапки откинуло, лежит… Ну, думаю, инфекция, может, какая, надо сказать Трахирову. Сказала. Еще через день гляжу, уж последнее лежит, еще теплое. Говорят, удушили. А кто ж, как не психи? Некому больше! Да ведь теперь разве у них дознаешься! Молчат, партизаны…

В коридоре показалась серая фигура с сизым, свежеобритым черепом.

— Мама! — На короткий миг Иван прижался подбородком к ее седым волосам, но тут же отпрянул, точно обжегшись.

Мать сдержанно улыбнулась и предостерегающе сжала руку сына — в конце коридора показался белый халат кого-то из медперсонала.

— Ты плохо ешь, Ваня? — спросила она строгим голосом. — Почему ты такой бледный?

Он ткнулся лицом в колени матери. Он нее пахло странным запахом, от которого он давно отвык, преследуемый резкой палатной вонью, химическими ароматами лекарств и дезинфицирующих средств. От нее пахло домом, пирожками, теплой постелью, мягким кошачьим духом, который он пытался, но никак не мог изгнать из памяти.

Он застонал. Застонал так резко и отчетливо, что мать вздрогнула.

— Что такое, Ваня? У тебя что-то болит? — Мягкая ладонь опустилась на гладко выбритую голову сына.

— Болит… Все болит… — Он положил свою широкую руку на впалую грудь, прикрытую выцветшей голубоватой пижамой. — Ты привезла?

— Что — привезла? — Глаза матери стали растерянными.

— То, что я тебя просил…

— Но ведь привозила тебе недавно…

— Это уже не действует! — Его рука достала из кармана пижамы небольшой дешевый крестик на цепочке. — Он уже совершенно бесполезен! Мне от него только хуже! — Голос его звучал капризно и ломко. Рука сорвала крест и со злостью швырнула его в угол, туда, где печально щурила грустные глаза собака Найда. — Я не могу так больше! Я сбегу отсюда!

— Тише, тише, ш-ш-ш! Услышат! — Материнский палец коснулся губ. — Возьми что-нибудь… Хочешь, вот колечко… Смотри, какое оно красивое!

Она сунула ему в ладонь узенькое обручальное кольцо, стянув его с пальца. Его желтоватые руки неуверенно тронули подарок, мимоходом погладили гладкую желтую грань. Глаза на секунду закрылись — Иван как будто прислушивался к таинственным звукам или невидимым токам, исходящим от этой вещи.

— Нет, не годится. — С раздражением он сунул матери в руку кольцо. — У него нет никакой энергии… Абсолютно никакой! Я же тебе говорил, мне нужно, чтобы оно грело! Зачем мне оно, если не греет? Я же тебе говорил…

— Щенки — это твоя работа? — неожиданно спросила мать.

Иван испуганно оглянулся.

— Мне было так плохо, — жалобно заныл он. — Я не знал, что делать… Они были такие пушистые… Они кусали мне палец, я не хотел, их так жалко…

— А других тебе не жалко? Меня тебе не жалко? — спросила мать с болью в голосе.

— Но мне так плохо, — канючил он. — Привези мне… Я буду гладить его, вспоминать твой рассказ, и мне будет легче. А не то они меня заколют до смерти! Они целыми днями следят за мной. Стараются подловить… Я не выдержу еще одного курса терапии… Не выдержу… Не выдержу!

— Хорошо, хорошо, только не плачь. — Мягкая рука отерла его слезы, нежно погладила выпуклый череп. — Я привезу тебе все, что ты хочешь… Тебя освободят, и мы опять заживем как прежде — ты и я…

— Ты и я, — повторил он, точно во сне, и на его глазах мгновенно просохли слезы. — Ты и я…

Он понял, что она действительно сдержит обещание. Мать должна спасти его от врачей, от уколов, от этой ужасной больницы. И она его спасет!

— Я смогу подождать еще неделю. Неделю, но не больше… Один, два, три, четыре, пять, шесть, — считал он, старательно загибая пальцы, — семь…

— Ты сегодня куда? — спросил Артем у своего приятеля в конце рабочего дня.

— Сам понимаешь, — вздохнул Стас и скорчил выразительную гримасу. — Я не был у нее уже черт-те сколько… Как бы она не наделала глупостей.

— Слушай, она еще не достала тебя?

— Не то слово… Уже сам не рад, что связался… Дотерпеть бы хоть до Нового года…

— А там что?

— А там… Концы в воду, и поминай как звали…

В окне офиса точно разлили фиолетовые чернила — осенний сиреневый сумрак постепенно сгущался, и желтые пятна фонарей плыли сквозь туман как огромные светляки.

— С той девицей у тебя есть чего-нибудь новое?

Стас выразительно вздохнул:

— Ни на сантиметр не продвинулся. Уже три свидания коту под хвост. Не хочет ни о чем говорить, переводит разговор на другое. Надоело мне все это. Слушай, друг Артемон, может, все же взять ее в долю?

— Сам понимаешь, в таком деле с бабой связаться хуже некуда. Ляпнет одной подруге, потом другой, глядишь — и полгорода знает! Ты же сам говорил!

— Говорил, ну и что… Но знаешь, она ведь не дура, соображает лучше любого компьютера. Кажется, с первого слова поняла, к чему я клоню. И сразу же мне ясно дала понять, что хочет войти в долю. А ведь мы без нее не справимся!

Артем задумчиво водил мышкой по экрану, вырисовывая замысловатые траектории. Он что-то напряженно соображал.

— Может, хотя бы пообещать, что мы подумаем? — Стас, сгорбившись, сел на краешек стола. — Ну, чтобы она разговорилась. В детали ее посвящать не буду и с тобой ее тоже знакомить не буду, пусть думает, что всем заправляю я один. А когда дело дойдет до решительного шага…

— Плохо, что она уже обо всем догадалась, — произнес Артем, щелкая мышкой. — Это очень плохо!

— Ерунда!

— В принципе я могу, конечно, взломать систему один, но это потребует довольно много времени…

— Сколько?

— Часов десять напряженной работы. Но ФАПСИ, как только засечет первые попытки проникновения в систему, сразу займется активным розыском. С их аппаратурой не составит большого труда определить место, откуда осуществляется взлом. Поэтому-то мне и хотелось добыть побольше сведений через знающего человека, чтобы ускорить работу.

52
{"b":"223153","o":1}