— А сколько ему может быть лет?

— О, старше вас. Может быть, сорок или сорок пять…

— Темные волосы, светлые? Лысый? Усы? Еще что-нибудь необычное? — настаивал я.

Девушка снова покачала головой.

— Одежда? Необычное пальто, или шляпа, или что-нибудь другое?

— Нет… у него не было шляпы. И он не был лысый, у него были волосы, но вот какого они цвета, не помню. Мне очень жаль…

— Нет причин сожалеть, — подбодрил ее я. — Но если вы что-нибудь вспомните, дайте мне знать, немедленно. И в любое время.

Я надеялся, что Шерри Дэйн вспомнит что-нибудь еще. А пока это был высокий худой человек, с шевелюрой, и только.

Я соединился с полицией, рассказал дежурному офицеру, что произошло, и сообщил место. Закончив, я сказал Шерри:

— Если случайно вы захотите позвонить мне, вот телефон. — Я записал номер на листке бумаги.

Она взяла его и спросил:

— А разве вашего телефона нет в книге?

— Да, один из телефонов там есть. Но вот второй, в моей спальне, не внесен в книгу, — пояснил я.

Она слабо улыбнулась:

— В спальне?

— Это в некотором роде специальный телефон… Я хочу сказать, что все люди, у которых есть этот номер, могут звонить мне в любое время дня и ночи. Даже когда я в спальне. И сплю. С определенной информацией, я имею в виду. — Я удивился, почему это меня охватило волнение, когда Шерри заговорила о спальне. — То есть звонят, когда хотят передать что-то важное. Иногда я не подхожу к телефону, который стоит в гостиной. Но на звонок в спальне я отвечаю очень быстро. Понимаете?

Она улыбнулась, а я спросил:

— Вы собираетесь еще побыть здесь? Конечно, вам придется дождаться приезда полиции.

Ее улыбка исчезла.

— Да, я хотела бы поговорить с Эдом. Он, конечно, потрясен всем этим. Он так любил Нат, вы же знаете.

— Да, верно. Но что с ними случилось? Все шло так хорошо — и вдруг они оба остыли.

Она пожала плечами:

— Что случается с людьми? Я не знаю.

Через минуту Шерри уже направлялась туда, где толпились люди. А я отправился на холм, который она мне указала. Я поднялся на него с противоположной стороны и не стал затаптывать вершину. Однако отыскать место, где сидел киллер, было совсем нетрудно. Там были не только следы в виде вмятин на мягкой земле. Я заметил пять окурков сигарет. Интересно, что каждая была докурена до самого фильтра. Даже если бы я подошел поближе и захотел узнать марку сигарет, я не смог бы этого сделать. Но я, конечно, не стал подходить.

Частный детектив — это обычный гражданин, и полицейские офицеры, как я сказал вчера вечером лейтенанту Роулинсу, часто недолюбливают нас за то, что мы, как правило, подвергаем сомнению очевидное.

И вот я стоял наверху и смотрел вниз, на людей, которые толпились вокруг скалы. Это был очень умелый и удачный выстрел. У него была мощная винтовка, которую он хорошо знал, с оптическим прицелом. Кроме того, был тихий день, и ему не мешал ветер.

Но так или иначе, он убил ее. Наташа была мертва.

И вот, наконец, я спросил себя: «Кто? Кто хотел ее смерти?»

И появились назойливые мысли, которые стали беспокоить меня. Скорее всего, Наташа не сказала бы мне много, но, по крайней мере, она призналась бы мне, была ли с Уэверли в тот вечер. А если была, то могла бы рассказать, о чем был тот телефонный звонок. Но главное — я надеялся, что она подтвердит историю, которую мне рассказал мой клиент.

Теперь она уже ничего не сможет подтвердить.

Но прошло еще целых сорок пять минут, прежде чем я смог оттуда уехать. Прибыла полиция, я рассказал им, что знал, — и все, что сказала Шерри перед целой полусотней людей. Сообщил следователям, где они могут меня найти в случае надобности.

А потом отправился в город.

Мне надо было заехать к себе на квартиру, отмыться от копоти и нефти, почистить револьвер, который тоже вывалялся в грязи. Потом я сел за телефон, чтобы перезвонить кое-кому, с кем говорил прошлым вечером.

Джима Грэя не оказалось по его номеру. Но он говорил, где я могу его найти и что хотел встретиться со мною.

Я нашел его в небольшом баре на Бреа, в двух кварталах от бульвара Сансет. Я увидел его сидящим на высоком стуле, с кружкой пива, перехватил его взгляд и кивком вызвал наружу. Он вышел и залез в мой «кэдди».

Я поехал вниз по улице и спросил:

— Есть что-нибудь для меня, Джим?

— Может быть, кое-что, — проговорил он. — Вы спрашивали меня про этих Пайка и Уэверли да еще про Джанта и его ребят. Ну, насчет Пайка я ничего не слышал, кроме того, что его убили. — Он ухмыльнулся. — Но это вы и без меня знаете, правда?

— Ну да.

У Джима Грэя было шишковатое, морщинистое лицо, но он улыбался прямо как молодой человек. Два передних зуба у него торчали вперед и напоминали нос небольшого каноэ, а улыбка этого немолодого уже человека казалась совсем легкомысленной. Но сам он вовсе не был таким.

— Ну а что Уэверли? — спросил я.

— Он и Джант крепко повязаны. Вы сказали, что он издает этот журнал, «Инсайд», но не знаете, кто стоит за его спиной, так?

— Говори же, Джим, кто там у него за спиной? Я уже заказал для тебя этот чертов телевизор. Тебе его доставят сегодня к вечеру.

— Ну, приятель, это просто здорово! — воскликнул Джим. — Но вы могли этого и не делать. Ну так вот, Уэверли должен знать этого бандита Джанта очень хорошо. Аль вложил деньги, чтобы тот смог начать издавать свой маленький журнал.

— Это Джант? Он вложил наличные, чтобы начать выпускать «Инсайд»? — переспросил я. — Ты уверен, Джим? Это может оказаться очень важным.

— Вполне уверен. Я давал вам когда-нибудь неверные сведения? — обиделся мой агент.

Он никогда не обманывал меня и поставлял только хорошую информацию.

— А подробности?

— Ну, вы же знаете Джанта. Он никогда не подписывает бумаги, тем более такую. Как я узнал, он передал деньги старой суке по имени Мадлен Уиллоу — я так думаю, что она снималась в кино, — и она уже выложила бабки ему. Это все, что я смог разнюхать. Но мне кажется, что Уэверли все-таки догадывается, откуда к нему пришли деньги.

— Да. Будем так думать, — пробормотал я.

В том, что он мне сказал, была еще одна интересная особенность. Мадлен Уиллоу действительно была когда-то актрисой. Она владела участком земли, где Слэйд теперь снимает свой фильм. Конечно, может быть, это ничего и не значило. Правда, эта информация Джима была бесполезной.

Это было все, что Джим мог мне сказать, и я высадил его в двух кварталах от бара, где отыскал. Когда Грэй выходил из моего «кэдди», я спросил:

— А тебя что-нибудь еще восхитило, когда ты глазел на витрины?

— Вос… Что? — не понял он.

— Ну, понравилось ли тебе еще что-нибудь?

— Хм. О нет. Но если я получу еще какие-то сведения, то дам вам знать.

— Дай знать, Джим.

И он неторопливо пошел вниз по улице.

А я решил, что теперь настало время повидаться с Гордоном Уэверли.

Я позвонил в полицейское управление и узнал, что мой клиент уже не находится в тюрьме. По законам штата Калифорния, когда человек обвиняется в убийстве, то он не может быть отпущен под залог, «когда доказательства очевидны или вероятность того, что он виновен, достаточно велика». Тем не менее он оказался на свободе.

Как я понял, отчасти потому, что подозреваемым был сам издатель «Инсайда» Гордон Уэверли. И, кроме того, полиция не имела ни малейшего намека на возможные мотивы произошедшего убийства. Были только предположения и догадки, но не хватало третьей ноги для треножника прокурорского обвинения. И уж конечно, не было никаких доказательств, что он ожидал убитого в засаде или что убийство было «умышленным, преднамеренным и заранее обдуманным». Да и данных в полицейских архивах в Сакраменто на Уэверли и Пайка не оказалось.

Поэтому Уэверли был подозреваем в убийстве второй степени, что позволяло отпустить его под залог. И его не было там. Как оказалось, он со своим адвокатом покинул здание полиции всего за несколько минут до моего звонка.