Тут же на Священной горе плебеи избрали трибунов[428] и приняли закон об их неприкосновенности. После этого трибуны повели плебеев в опустевший город. И вернулись они туда как победители через несколько дней после своего ухода.
Уступки плебеям с целью их возвращения в Рим были одобрены далеко не всеми патрициями. Непримиримых возглавил Гней Марций. Еще в юности он проявил себя в битве при Регилльском озере и за спасение раненого соратника был награжден венком из ветвей священного дуба с листьями и желудями. Позднее, в сражении у стен города Кориолы, Марций проявил беспримерную доблесть: с кучкой таких же, как он, храбрецов проник в город и подавил его сопротивление. За это Марций получил в дар от консула двухгодовалого коня в боевом снаряжении, а от сената – почетное прозвище Кориолан.
Но прошли времена успешных сражений с вольсками, и на Рим стал надвигаться другой не менее опасный враг – голод. Вследствие ухода плебеев на Священную гору поля остались большей частью невозделанными и незасеянными. Нехватка хлеба вызвала дороговизну. Враждебные Риму соседи не торопились продать римлянам хлебные излишки. В городе началась жестокая нужда. К счастью, удалось привезти много зерна морем из Сицилии, и в сенате стали судить и рядить, по какой цене его уступить плебеям. Тут-то и попросил слово Кориолан. Обрушившись на тех, кто предлагал продавать хлеб по низкой цене, он сказал:
– Почему мы должны облагодетельствовать неблагодарную чернь? Если плебеи хотят дешевого хлеба, пусть откажутся от вырванных у нас уступок. Пусть откажутся от народных трибунов и получат дешевый хлеб.
Речь Кориолана была восторженно встречена такими же, как он, молодыми сенаторами, видевшими в нем своего предводителя. Однако пожилые сенаторы убедили остальных не принимать предложенного Кориоланом решения, считая его опрометчивым и опасным для государства.
Смысл произнесенной Кориоланом речи стал известен за стенами курии. Трибуны собрали сходку. Голодные плебеи, рассвирепев, призывали напасть на Кориолана, как только тот появится на Форуме. Однако народные трибуны решили воспользоваться предоставленными им правами. Они, вступив в курию, предъявили Кориолану обвинение и вызвали его на суд.
Самонадеянный молодой сенатор поначалу не оценил угрожавшей ему опасности.
– Я не низкий плебей, чтобы выслушивать вашу болтовню, – заявил он народным трибунам. – Вы ведь трибуны для плебеев, а не для патрициев.
Трибуны попытались увести Кориолана силой. Но молодые патриции не дали своего кумира в обиду. Они отстранили трибунов и избили их помощников.
И все-таки суд над Кориоланом состоялся. К этому времени вновь против Рима восстали вольски. Внешняя угроза заставила некоторых сенаторов отшатнуться от Кориолана и наиболее яростных его приверженцев, чтобы не дать плебеям нового повода отказаться от воинской службы.
Трибуны на народном собрании не поставили Кориолану в вину его выступление в сенате. Кориолан был формально обвинен в самовольстве, проявленном им при разделе военной добычи. Свою долю, как было неопровержимо доказано, получили не воины, участвовавшие в боях, а те, кто поддерживал Кориолана в его честолюбивых замыслах.
Оценив серьезность обвинений и обстановку, Кориолан решил не дожидаться окончания суда. Вернувшись домой, он обнял мать, поцеловал молодую супругу Вергилию и малолетних детей. Под рыдания близких он покинул семью и домашних ларов. У городских ворот, несмотря на позднее время, Кориолана ожидали преданные друзья. Взглянув на их освещаемые факелами суровые лица, Кориолан не стал ни о чем просить. Он покинул город вместе с тремя своими клиентами.
Уединившись на вилле одного из друзей, Кориолан метался там несколько дней, размышляя, как побольнее отомстить тем, кто пренебрег его заслугами перед государством и обрек на бегство из отечества. Оскорбленное честолюбие подсказало ему план: обратиться к злейшим врагам Рима – вольскам. Ведь злоба и жажда отмщения за недавнее поражение делали их его естественными союзниками.
Кориолану было известно, что главным ненавистником римлян и подстрекателем вольсков был Тулл Аттилий, живший в городе Анции. Кориолан не раз сталкивался с Туллом на поле боя, обмениваясь насмешками и угрозами. К нему-то и направил Кориолан свои стопы. Вступив в дом, он опустился на глиняный пол возле очага, накрыл голову и замер в ожидании. Домочадцы немедленно сообщили господину о странном пришельце. Тот поспешил к нему и, узнав в умоляющем о гостеприимстве Кориолана, оторопел.
– Что тебя, римлянин, привело в мой дом? – спросил он после долгого молчания.
– Надежда, – ответил пришелец. – За все известные тебе лучше, чем другим, труды мои и раны не получил я от отечества ничего, кроме прозвища Кориолан. Но и оно не смогло избавить меня от позора и поругания. Я припадаю к твоему очагу в надежде, что ты, недруг моей неблагодарной родины, отнесешься ко мне с большим вниманием, чем мои сограждане. Я же обещаю тебе сражаться за вашу свободу и за вас с не меньшим рвением и успехом, чем ранее воевал за ваше порабощение.
Не в силах скрыть радости, Тулл протянул Кориолану правую руку и обещал, что отныне будет ему другом и союзником.
В Риме тем временем к смятению, вызванному удалением Кориолана, добавилась еще одна неприятность: выяснилось, что были с грубым нарушением проведены священные игры в честь Юпитера. Было решено игры повторить. Поползли слухи, что само это нарушение каким-то образом связано с несправедливостью по отношению к Кориолану. Пока готовились к повторению игр, стало известно, что вольски объявили Риму войну и выбрали своим полководцем с неограниченными полномочиями Кориолана.
Под командованием римского изгнанника собралось такое многочисленное войско, какого еще никогда и никто не выставлял против Рима. В него вступили все, кто ранее колебался в страхе перед римским оружием и опытностью римских военачальников. Кориолану показалось трудным управление такой массой людей, и он взял лишь ее часть, а другую оставил для охраны вольских городов. Римская колония Цирцеи, оказавшаяся первой на пути Кориолана, сдалась без боя, и обитателей города Кориолан распорядился пощадить. Затем он начал опустошать землю латинян в надежде, что римляне вступятся за своих союзников. Но римляне, пораженные ужасом, не сдвинулись с места. После этого Кориолан стал захватывать и уничтожать города. Город Бовиллы, расположенный менее чем в десяти милях от Рима, был разрушен, почти все его мужчины от мала до велика перебиты, а остальное население продано в рабство. Теперь римляне видели, что их ждет. Имя Кориолана прогремело по всей Италии. И все удивлялись силе одного человека, который сумел переломить ход событий.
Тем временем Кориолан подошел к Лавинию. В Риме началось смятение. Плебеи осадили сенат, требуя отменить приговор суда, принятый в отсутствие Кориолана, и вернуть изгнанника. И кажется, именно то, что ходатаями за Кориолана стали ненавистные ему плебеи, заставило сенат оставить решение суда в силе. Ведь, вернувшись в Рим с помощью плебеев, Кориолан мог бы стать царем.
Узнав обо всем, происходящем в Риме, Кориолан повел свое воинство к городу и разбил лагерь в четырех милях от Рима, близ Клелиевых рвов.
Появление Кориолана имело чудодейственный результат. Прекратились раздоры между патрициями и плебеями. Народ объединился в стремлении во что бы то ни стало примириться с Кориоланом. В те дни, когда римские матроны метались по городу, когда старцы в храмах со слезами взывали к богам, моля о защите, Валерия, сестра к тому времени уже ушедшего из жизни Публиколы, призвала женщин идти к дому Волумнии, матери Кориолана. Когда они вступили в полутемный атрий, то увидели Волумнию с невесткой, держащей на коленях детей Кориолана.
