А тут был дан еще один наглядный урок римской доблести. В то время в Риме еще не было публичных бань, а для того чтобы нагреть хотя бы немного воды из источника и колодцев и мыться дома, нужны были дрова и хворост. В Тибре вода была теплее, и дюжина римских девушек спустилась к Тибру искупаться. В том месте, где берег изгибался полумесяцем, течение было ровным и тихим. Девушки, радуясь купанию, начали смеяться и плескаться. Этрусские воины, охранявшие берег, удивлялись беззаботности римлянок, их бесстрашию.

Вернувшись в город, девушки рассказали консулу Валерию, что этруски не помешали их купанию, хотя могли поразить их стрелами.

Валерий подумал, что подвиг Муция склонил Порсену к перемирию, и, желая проверить, так это или нет, посоветовал девушкам продолжать купание.

На следующий день девушки снова пошли на реку и настолько осмелели, что ее переплыли. Воины схватили их и привели к царю. Взглянув на них, Порсена спросил:

– Кто у вас зачинщица?

– Клелия[418], – ответили девушки хором.

Одна из девушек молчала, и Порсена понял, что это и есть Клелия. Он приказал воину привести из конюшни богато украшенного коня и подарил его девушке.

И вернулись девушки в Рим вплавь. Клелия же переплыла реку на коне и проскакала на нем по городу вплоть до того места, где Священная улица начинает подниматься на Палатин. Здесь ее встретил консул Валерий Попликола и помог спешиться. Здесь же впоследствии появилась бронзовая статуя девушки на коне[419]. Большинство считало ее статуей Клелии, некоторые же – статуей Валерии, дочери консула, уверяя, будто бы это она попала к этрускам в плен и бежала от них на коне.

Как бы то ни было, после этого случая Порсена не только прекратил военные действия, но и покинул свой лагерь, оставив его добровольно римлянам вместе с хлебом, в котором так нуждались осажденные, и со всеми своими богатствами, что было воспринято как признание торжества доблести римлян. И они не остались в долгу и поставили благородному царю рядом с сенатом бронзовую статую. Много лет спустя она еще стояла на этом месте, и все дивились грубой и старинной работе, пытаясь найти на статуе имя Порсены. Но на ней не было надписи ни на латинском, ни на этрусском языке.

Снятие осады и мир с Порсеной принесли Риму облегчение, но ненадолго. Латиняне еще и раньше немало терпели от римлян и надеялись, что Порсена сокрушит этот город, порожденный волчицей. Но римляне еще раз показали, что умеют выйти сухими из воды. И латиняне решили, что пришла пора отомстить римлянам за все их преступления. В Ферентинской роще состоялось совещание членов Латинского союза городов. Были приглашены представители всех городов, кроме Рима. Один за другим ораторы брали слово. Один обвинял римлян в предательстве, другой в заносчивости, третий в коварстве. Было решено собраться еще раз для голосования о войне.

Весть эта достигла Рима и вызвала переполох. Сенат назначил диктатора и его помощника – начальника конницы. Народ с ужасом смотрел, как диктатор шагает по городу, а впереди него 24 ликтора с топорами, воткнутыми в пучки розог.

Тем временем латиняне собрались еще раз. Предложение об объявлении Риму войны не было поставлено на голосование, но в Рим были отправлены послы, чтобы заявить о нарушении им союзнического договора. Эти претензии были римлянами отклонены. Выиграв время, римляне переманили на свою сторону один из латинских городов. Только тогда латиняне приняли решение о войне.

И пошли народы-братья на кровавую сечу. И сошлись они в Тускуланской земле близ Регилла[420]. Узнав, что в латинском войске находится изгнанник Тарквиний, диктатор Авл Постумий первым дал знак к битве. И была она яростнее всех, в какие до той поры вступал римский народ, являясь как бы предвестником грядущих гражданских войн. Вожди не только направляли и наставляли воинов, но и сами бились врукопашную, и никто, кроме диктатора, не вышел из битвы непораненным.

На Постумия направил коня Тарквиний. Но годы и лишения съели его былую силу, и изгнанник не смог одолеть того, кто занял в Риме принадлежавшее ему место. Копье диктатора не дало промаха. Пораженный в не защищенный панцирем бок, свалился Тарквиний с коня, но был подобран телохранителями и доставлен в безопасное место.

На другом фланге начальник конницы Тит Эбуций сошелся с предводителем латинян Октавием Мамилием и был ранен в руку. Мамилий же, пораженный в грудь, отступил во второй ряд латинян, где его увидел Тарквиний вместе с другими римскими изгнанниками. Их ярость позволила на время взять латинянам верх.

Замешательство перешло в отступление. Но вот Марк, брат Валерия Публиколы, первым заметил в рядах изгнанников одного из сыновей Тарквиния и направил к нему коня, стремясь истребить царский род. Ворвавшись во вражеские ряды, он был пронзен брошенным кем-то копьем. Бегство римлян сделалось всеобщим.

Видя это, диктатор дал приказ отборной когорте, стоящей на его охране, поражать каждого римлянина, оставившего строй. Римляне повернули на врага. Первыми испытали их силы ослабевшие к тому времени римские изгнанники.

Видя когорту изгнанников почти окруженной, Октавий Мамилий поспешил им на помощь с несколькими вспомогательными отрядами. Бой разгорелся с новой силой. Но добиться успеха латинянам не удалось. Римляне, воодушевленные успехом и подбадриваемые диктатором, обещавшим награду тем, кто первым ворвется во вражеский лагерь, взяли верх.

Много лет спустя рассказывали, что еще до того, как сражение было закончено, в Риме появилось двое юношей на белых конях, возвестивших о победе над латинянами. Всадников окружили квириты и стали их расспрашивать о близких, интересуясь их судьбой, но ответа не услышали: кони и всадники растворились в воздухе. Затем, когда в Рим вернулся диктатор, он рассказал, что видел этих же всадников на поле боя, и их появление переломило ход сражения. Постумий дал обет в ознаменование победы воздвигнуть храм Кастору. Обещание это было выполнено. Храм Кастору был построен на том месте, где видели Диоскуров[421]. За одержанную победу диктатору было присвоено прозвище Регилльский[422].

Сражение римлян с латинянами.

Битва при Регилльском озере отняла у Тарквиния последнюю надежду на возвращение в Рим, а человек не может жить без надежды. Тарквиний бежал в Кумы к Аристодему, где умер последним в своем роду. Тогда же с латинянами был заключен мир на вечные времена с обязательством оказывать друг другу помощь и поровну делить добычу[423].

Эта книга объединяет легенды, связанные с борьбою двух римских сословий – патрициев и плебеев, которая была стержнем внутренней истории Римской республики на протяжении, по крайней мере, двух ее столетий. Рассказы о перипетиях этой борьбы извлечены из произведений историков, живших и писавших несколько столетий спустя после утверждения в Риме республики. В их распоряжении почти не было письменных источников. Им приходилось, пользуясь противоречивыми легендами, домысливать историю, чтобы она приобрела видимость связного и последовательного изложения. Домысливая, они опирались на события своего времени, вольно или невольно привнося в далекое прошлое чуждые ему окраску и детали. В частности, плебеи раннего Рима в произведениях историков конца эпохи гражданских войн приобретают черты плебса их времени, находившегося на иждивении у новой римской знати – нобилитета. Клиенты, о которых они ведут речь, существовали и в раннюю эпоху, но, превращая всех или почти всех плебеев в клиентов и прихлебателей патрициев, римские историки искажают картину: большая часть плебеев в раннее время была независимой от патрициев общественной силой. Они почитали своих плебейских богов, выбирали своих должностных лиц – народных трибунов.