И вернулся посланец Секста, уставший от этой непонятной ему игры, в Габии. Доложив сенаторам, что римский царь, видимо, не склонен к обмену пленными, он встретился с Секстом наедине и рассказал ему о странном поведении его отца.

И понял Секст, что отец, не испытывая доверия к посреднику, решил воспользоваться языком знаков, понимание которого доступно далеко не каждому. Сам же Секст без труда понял, что отец советует ему обезглавить городскую верхушку, избавиться от самых выдающихся граждан города.

Разгадав наставления отца, Секст начал действовать. Проявив ловкость и настойчивость, равные унаследованному коварству, юный Тарквиний стал обвинять сенаторов в выдуманных им самим преступлениях, чаще всего в мнимых убийствах сограждан. Вскоре в городе не осталось никого из тех, кто в тот несчастный для города день решил оставить в городских стенах римского беглеца в надежде извлечь выгоду из мнимой вражды отца и сына.

После этого не стоило никаких трудов открыть римлянам ворота Габий[382]. Город потерял свободу. Секст был назначен его пожизненным наместником.

Еще Тарквиний Древний задумал соорудить в Риме грандиозный храм, подобный тому, какой в Афинах начал строить Писистрат. Но то ли у него до этого не дошли руки, то ли с присущей ему осторожностью он не решился на деяние, могущее вызвать возмущение таких ревнителей старины, как Атт Навий. Ведь Тарпейский холм, избранный под храм, с незапамятных времен был занят алтарями почитаемых окрестными жителями богов, и кто знает, как римские боги-старожилы отнесутся к появлению этрусских пришельцев.

Но то, что остановило Тарквиния Древнего, только подзадорило Тарквиния Высокомерного, и он, не долго думая, приказал очистить Тарпейский холм от дряхлых богов и их обветшавших святынь, находившихся там со времен Тита Тация[383]. Впрочем, гаруспик, которому была поручена эта операция, провел среди богов гадание, которое должно было решить судьбу каждого из них. Как сообщил царю гаруспик, все боги Тарпейского холма смирились с необходимостью уступить свои места. Покинуть холм отказались лишь бог границ Термин[384] и богиня юности Ювента. И Тарквиний склонился перед их настойчивостью.

– Пусть остаются, строптивцы! – буркнул он. – Пусть охраняют границы Рима и вечную молодость государства.

Так Термин и Ювента остались на Тарпейском холме. Но алтари их были передвинуты к обрыву.

При этом Высокомерный решил, что негоже находиться его храму на холме, носящем имя предательницы. Но как его назвать? Помог случай. Когда уже начали рыть котлован для фундамента, в яме наткнулись на мертвую голову, настолько хорошо сохранившуюся, словно ее отсекли совсем недавно[385]. Строители, побросав лопаты, с воплем «Капут! Капут!»[386] разбежались кто куда. Но этрусский гаруспик Олен[387], которому было поручено наблюдать за работами, не растерялся. Воздев руки к небу, он обратился к богу Тинии с благодарностью за знамение, а к окружающим с такими словами: «Бог Тиния бросил эту голову, чтобы храм на этом месте стал головою мира».

В тот же день Высокомерный распорядился: впредь именовать Тарпейский холм Капитолием. Строительство храма потребовало огромных средств. После того как опустела царская казна, была пущена в дело выручка от добычи, полученная при взятии одного богатого города. И храм был доведен до кровли. Он занимал площадку из туфовых плит, сглаживавших неровности скалы. Пол храма был выложен мраморными плитами, кровля его была позолочена. Вход в него образовывала колоннада в три ряда – по шесть колонн в каждом ряду. Внутренняя часть храма состояла из трех помещений для трех богов: центральное – для Тинии (римского Юпитера), левое – для Уни (Юноны), правое – для Менрвы (Минервы). Статуи их в древнейшую эпоху были из терракоты[388].

Чтобы дать храму достойное завершение, Тарквиний заказал Вулке, мастеру из соседних Вей, оформление фронтона своего храма. На фронтоне должна была стоять терракотовая колесница, запряженная четверкой коней. Вулка принял заказ и обещал вскорости его выполнить. Но обещания не сдержал. Когда колесница была вылеплена и поставлена в печь для обжига, вместо того чтобы уменьшиться в размерах, она начала разбухать, словно бы ее материалом было тесто, а не глина. Призванный Вулкой гаруспик истолковал чудо в том смысле, что увеличение размеров модели означает рост счастья и могущества того, кто сделал заказ. Естественно, что власти Вей, опасавшиеся усиления Рима, запретили Вулке отдавать законченную работу, из-за которой ему пришлось сломать печь, – иначе ее нельзя было вынуть.

Но, видимо, этрусские боги, обратившие свои глиняные головы в сторону Рима, не одобрили решения вейских властей. Во всяком случае, через несколько дней они это ясно показали во время состязаний колесниц в Вейях. Сначала колесницы шли ровно, но вдруг одна из них вырвалась вперед. Обойдя мету, кони свернули к выходу из цирка, промчались по улице к городским воротам и прямо по Соляной дороге двинулись к Риму. Возница делал все, чтобы их удержать. Но не тут-то было! Кони, словно направляемые кем-то свыше, развернулись таким образом, что возница вылетел из колесницы, как камень из пращи. Увидав мчащуюся колесницу, стражи, охранявшие римские ворота, спешно их открыли. Колесница ворвалась в город, пронеслась по Священной дороге, распугав квиритов, ринулась через Форум на Капитолийский холм и остановилась прямо перед только что построенным, но еще не освященным храмом.

Весть об этом вскоре возвратилась в Вейи. Напуганные власти сразу же распорядились, чтобы глиняная квадрига была возвращена заказчику. И тем же путем на специально сооруженном деревянном помосте работу Вулки доставили в Рим, где она была поднята на южный фронтон храма.

Внутренний вид храма Юпитера.

Так храм был подготовлен к тому, чтобы стать вечным жилищем Тинии-Юпитера. Его статуя, во избежание каких-либо препятствий со стороны этрусков, была заказана вольску Турриану. И пока он был занят ее изготовлением, другие мастера готовили для бога пурпурную мантию, которая должна была покрывать его терракотовые плечи, а в дни триумфа передаваться в пользование победителю.

В один из зимних дней Тарквинию, гревшемуся у очага, сообщили, что его хочет видеть бедно одетая старая женщина из Вульги.

– Дайте ей хлеба и пусть уходит! – отмахнулся царь.

Но вскоре страж вернулся.

– Старуха не берет подаяния, – проговорил он, разводя руками. – Она говорит, что принесла сокровища, которые могут пригодиться тебе и твоим наследникам.

– Приведи ее! – распорядился Тарквиний.

Через несколько мгновений перед ним стояла седая сгорбленная женщина с сумою в руке. Раскрыв суму, она выложила на край стола один за другим девять пожелтевших от времени свитков.

– Это твои сокровища? – спросил Тарквиний.

– Да, – ответила старуха. – В этих свитках написаны предсказания, которые раскроют тебе твое будущее и будущее твоего государства. Многие века эти свитки хранились в пещере близ Авернского озера…[390]

– Я слышал об этом озере. Правда ли, что ни одна птица его не может перелететь из-за испускаемых ядовитых испарений?