Я даже не заметил, как спустил курок. Но услышал выстрел и почувствовал, как мой тридцать восьмой дернулся в ладони. И я увидел, что нога у моего лица стремительно приподнялась и развернулась в сторону дорожки.

Наконец мне удалось пошевелить не только пальцем. Я медленно перекатился с плеча на спину — и в этот момент нависавшая надо мной темная фигура исчезла. Слышен был только тяжелый топот ног по дорожке. Я попытался повернуться, направить на убегающего револьвер и не смог этого сделать. Должен сказать, мне и сесть-то удалось с превеликим трудом. А далее я просто сидел в оцепенении.

Не знаю, если бы я попробовал, может быть, сумел бы встать на ноги. Только меня это в сию минуту не слишком заботило. Меня тошнило. Я подумал: неужели придется расстаться с изумительным ужином и щедро принятой великолепной выпивкой? Хотя и это меня не особенно беспокоило. Я заметил, что мой пышный белый тюрбан валяется на дорожке, и догадался, что он смягчил нанесенный удар. Благодаря ему я не отключился — конечно, не настолько, как мне бы хотелось, но все-таки сумел его спугнуть. Если вас никогда не били по голове по-настоящему, изо всей силы, вам ни за что не понять, насколько это болезненно-неприятное ощущение.

Так что я посидел неподвижно какое-то время, прислушиваясь к себе, понял, что мой ужин останется со мной, а возможно, и завтрак с обедом, и наконец осторожно поднялся на ноги. Мой противник давно исчез, минут пять назад, но никто не прибежал разузнать, кто и почему стрелял. Наверное, за царящим гвалтом мало кто слышал, а те, кто слышал, решили, что выстрелила пробка из очередной — какой уже по счету? — бутылки шампанского.

Какая, собственно, разница. Сейчас меня беспокоила набатным колоколом гудевшая голова. Еще сидя на земле, я осторожно ощупал ее и обнаружил кровоточащую рану; я приложил к ней платок и держал, пока кровь не остановилась. Если бы меня не переполняло огромное и жгучее Желание, я бы так и остался безучастно сидеть там, пока не заживет рана, но меня гнало, подстегивало Желание: добраться до того, кто на меня напал.

Теперь мне нужно было срочно разыскать трех человек — хотя бы трех — и поговорить с ними.

Я начал медленно ходить кругами, как собака, подыскивающая место для сна, собрал свои вещи и направился к «Кублай-хану».

Если бы я вскочил на ноги секунд через десять после удара и пулей промчался по территории и по номерам отеля, может быть, и разыскал бы своего обидчика. Но когда я наконец доковылял до «Кублай-хана», было уже слишком поздно. Мне оставалось лишь принять три таблетки аспирина, что я и сделал.

Помимо всего прочего, я совершенно запутался. Голова глухо звенела. Мозги пенились, словно огромный котел с «алказельтцер». Я чувствовал себя умственным гигантом — потому, наверное, что явственно ОЩУЩАЛ свой мозг. В этом-то и заключается главная проблема, когда тебе вышибают мозги: любая глупость кажется гениальным озарением. К сожалению, в тот момент я не понимал столь очевидной истины.

Первую «блестящую победу» в своем расследовании я одержал в Оружейной комнате, которую нашел с большим трудом. Я помнил, что Орманд Монако встречается здесь с гостями, но у меня в потрясенных мозгах все перепуталось, и я забрел в Пушечную комнату. Оружейная, Пушечная — какая, к черту, разница?

Наконец я все же нашел Оружейную комнату, с шумом распахнул дверь и сразу увидел Орманда Монако. Он сидел за столом вместе с дюжиной мужчин и женщин, некоторые из них были в костюмах, другие — в вечерних платьях. Сначала я увидел худого, угловатого Монако, все остальные казались сплошным расплывчатым пятном. Монако был в своем жемчужно-сером смокинге с яркими фуляровыми лацканами, которые так гармонировали с сединой в его волосах.

Я, громко топая, подошел к нему и пронзил его испепеляющим взглядом.

— Так вот вы где! — гневно заявил я. — И где же вы были?

Все, как один, повернули головы в мою сторону, но Орманд Монако среагировал быстрее остальных.

— Что такое? — удивился он. — В чем дело?

— Не надо спрашивать меня, в чем дело, — сказал я. — Из этого вам точно не распутаться. Спутаться… Выпутаться? Послушайте, я вас видел.

Его лицо выражало ужас. Это хорошо: значит, я его напугал. Он обвел взглядом всех сидевших за столом.

— Губернатор, — обратился он к кому-то, — господин мэр, мистер Лиф. Я должен извиниться за мистера Скотта. Прошу прощения, миссис Шмил, — добавил он.

«Миссис Флиб». Я плохо различал имена, которые он называл. «Генерал Стонк». Боже, как болит голова. Наверное, трех таблеток аспирина было мало.

Монако тревожно, изучающе смотрел на меня.

— Мистер Скотт, — заговорил он успокаивающим тоном — таким голосом разговаривают дрессировщики с молодыми клыкастыми львами, — вы немного выпили, так ведь? У вас глаза покраснели.

— Выпил-шмипил, — передразнил его я. — О, простите, если я назвал чье-то имя. Я как раз перехожу к делу. Насчет… хм… Я думал об этом еще минуту назад.

Монако встал и увел меня от стола.

— Может, вы оставите меня и моих гостей и позволите нам закончить важный деловой разговор без посторонних?

— Вы выходили из этой комнаты в течение последних десяти минут? Или около того? Ну, скажем, в течение часа.

Монако искоса глянул на меня, бросил взгляд на стол, потом опять уставился мне в зрачки. Он выглядел обеспокоенным.

— Я действительно выходил один раз. Искал мистера Вэйла, — виновато произнес он. — Вообще-то я вернулся всего несколько минут назад. Хотя я совершенно не понимаю, какое дело…

— Так и не нашли его?

— Нет, действительно не нашел, — подтвердил Монако. — Однако…

— А как насчет Булла Харпера?

— А что насчет Булла Харпера?

— Вот об этом я и спрашиваю.

— Ну так что там насчет его?

— Его вы тоже не видели, да?

— Нет, а почему я должен был…

— Мне это кажется очень подозрительным, а вы как думаете?

— Мистер Скотт, я не понимаю, повторяю, не понимаю, о чем вы говорите.

Я задумался, а потом признался:

— И я тоже.

— Предлагаю перенести нашу беседу на другое время.

— Ага, — согласился я — похоже, аспирин начинал действовать, — например, на следующий ноябрь?

С этими загадочными словами я удалился.

Мне так и не удалось найти Булла Харпера. Я постучал в дверь комнаты Лиссы, номер 218, но либо никого не было дома, либо не хотели открывать. Зато я нашел Джерри Вэйла; у него я тоже ничего не выяснил.

Я знал только, что кто-то ударил меня по голове и этот кто-то хотел меня убить. Уже где-то около полуночи я понял, что ничего не добьюсь, бесцельно шляясь по отелю. И решил выпить в одном из баров.

К этому времени я более или менее пришел в норму, правда, в голове засела тупая, ноющая боль. Зато предметы перед глазами перестали кружиться, и я вдруг понял, что мне стоит сесть и спокойно подумать за прохладным коктейлем, — наверняка это принесет больше пользы, чем мои последние маломотивированные действия. И я направился в «Сераль».

И столкнулся с Мисти Ломбард.

На этот раз встреча не была физическим столкновением, я просто заметил ее, когда вошел в вестибюль, и подождал, пока она подойдет.

— Привет, привет. Ты как раз искала меня. Тебе меня не хватало, и ты отправилась на поиски…

— Я иду в «Сераль».

— Где мистер Лиф?

— Все еще на совещании.

— Вот дурак.

— Он говорил со мной и сказал, что, вероятно, не освободится до утра. Поэтому я решила сбежать от всей этой толпы — ты не находишь, что они начинают понемногу сходить с ума?

— Это точно.

— Я решила выпить в тишине перед тем, как отправиться спать.

— Наши желания совпадают, Мисти. Давай выпьем вместе.

Она слегка прикусила губу и, прикрыв глаза, склонила голову набок. Потом улыбнулась и задорно сказала:

— А почему бы нет?

Мы сели у стойки и пропустили по паре коктейлей; я почти не помню, о чем мы говорили. Кажется, я рассказал ей, что меня стукнули по голове, а она мне сочувствовала; еще я попросил ее поподробнее припомнить ее разговор с Джин Джакс, и она очень старалась. К сожалению, ничего нового я не узнал. Так что мы просто сидели и болтали с Мисти; я слушал ее тихий, завораживающий голос и любовался ею.