Хоть я теперь и знал, что произошло с Амадором, отчего он погиб и в чем причина моего внезапного недомогания, мне все же не терпелось удостовериться, прав ли я.

Войдя в госпиталь, я, стараясь быть незамеченным, остановился в начале длинного коридора. Вдыхая резкие запахи эфира и прочих медицинских средств, традиционных для больницы, я наблюдал из своего угла за капитаном Эмилио. Он сидел на стуле, приставленном к стене рядом со стойкой регистратуры. С его левого бедра свисала кобура с огромным револьвером.

Именно сюда, в госпиталь Эй-би-си, был доставлен труп Амадора. Сюда же один на своей полицейской машине приехал и капитан. Я видел, как он кинулся навстречу вышедшему в коридор врачу, перебросился с ним парой фраз и снова уселся на свое место. Доктор, с которым он только что переговорил, был мне знаком. Он был англичанином, и звали его Джеймсом. В первый свой приезд в Мексику я обращался к нему за помощью в связи с расстройством желудка, и тогда он после пятнадцатиминутной беседы выписал мне пару лекарств от этой обычной для туристов хвори. Так что ему было известно, что я детектив из Лос-Анджелеса, если он, конечно, вообще помнил нашу встречу. Не дойдя до меня футов двадцать, доктор скрылся за дверью отделения, куда завезли каталку с трупом. Я решил во что бы то ни стало переговорить с доктором Джеймсом.

Пока он занимался телом Амадора, что заняло более часа, я не спускал глаз с капитана Эмилио. Едва доктор появился в дверях, я бросился к нему.

— Извините, доктор Джеймс, — обратился я к врачу.

— Слушаю вас, — ответил он и внимательно посмотрел на меня.

Доктор был низеньким мужчиной с суровым лицом, с которого не сходило выражение озабоченности. На его белом халате я заметил пятна крови.

— О, здравствуйте, мистер...

— Скотт, доктор. Амадор был моим близким другом. Вы, вероятно, производили вскрытие...

— Извините, — печально покачав головой, сказал доктор. — Когда его привезла «скорая», было слишком поздно. Офицер полиции, доставивший его к нам, по ошибке полагал, что, может быть, есть шанс спасти его, но, увы, вашего друга привезли к нам уже мертвым.

— А почему в госпитале находится полицейский? Я имею в виду того капитана.

Доктор, явно не понимая, почему меня интересуют подобные вопросы, внимательно посмотрел на меня.

— Кстати, вы и сами выглядите неважно. Вы, часом не больны? — спросил он.

— Со мной все в порядке. Зачем здесь полиция? Вы не против того, что я задаю вам такие вопросы?

— Совсем нет. Не волнуйтесь. В том, что здесь полиция, нет ничего необычного. Капитан Эмилио ждет письменное заключение результатов вскрытия. Поэтому я сразу же и занялся трупом. Простите, мне, наверное, не следовало бы вам об этом говорить.

— Не стоит извиняться, доктор. При слове «вскрытие» меня не мутит. Ну и как? Вам удалось установить причину смерти?

— Пока нет. Видите ли, это какой-то особый случай. Мне надо будет проконсультироваться с другими специалистами.

— Доктор, когда станет известно, от чего скончался мой друг, сообщите, пожалуйста, об этом мне, — попросил я его, уже не смущаясь своей напористости.

Доктор Джеймс снова внимательно посмотрел на меня и прищурился:

— То, что я увидел при вскрытии, поражает. В своей практике я еще с таким не сталкивался. Крайне удивлен тем, что произошло с вашим другом. У него сильно повреждена нервная ткань, особенно проводящая система. Необходимы дальнейшие исследования. Некоторые нервные центры у умершего полностью разрушены.

— Понимаю, — медленно произнес я. — Доктор, а все-таки, что является причиной смерти?

— Безусловно, здесь прослеживается совокупность факторов, но можно смело утверждать, что смерть наступила от удушья. Он просто-напросто задохнулся, — ответил доктор Джеймс и на секунду замолк. — Мистер Скотт, вы уверены, что с вами все в порядке?

— Немного кружится голова, но это скоро пройдет. Спасибо, доктор, — сказал я и перевел дух. — Вы говорите, капитан Эмилио ждет результатов вскрытия?

— Да.

— А это не кажется вам странным?

— Немного. Правда, раньше такое тоже случалось. Но этот случай особенный.

— Понимаю, доктор, еще раз спасибо.

Поразительно, как это капитану Эмилио еще до вскрытия стало известно, что случай с Амадором особенные, подумал я, что ж, выясним. Несмотря на то что мне было неизвестно, где сейчас находился доктор Баффингтон, в результатах его научной деятельности сомневаться не приходилось. Я вновь вспомнил наш с ним разговор в ресторане «Монте-Кассино» и сон, который я видел прошлой ночью.

Теперь мне стало окончательно ясно: славный док тор Баффингтон продал душу дьяволу. При этой мысли я непроизвольно вздрогнул, и ужас охватил меня.

Несколько долгих минут я стоял, прислонившись спиной к больничной стене. Все это время я думал о докторе Баффингтоне и Бафф, о событиях, связанных с их исчезновением, и о своем недомогании. Я пытался заставить себя успокоиться, чтобы все хорошенько обдумать. Хотя головокружение и озноб еще не прошли, я чувствовал, что начинаю приходить в норму. Слава Богу, хоть остался жив. Самым страшным из пережитого мною за последние два дня было ощущение парализующей волю паники, которая возникла в квартире Амадора и которая стала постепенно проходить лишь сейчас. Я наконец вышел из шокового состояния, в которое впал, надышавшись отравы.

Я посмотрел на капитана. Тот все так же сидел на стуле и только изредка совал в рот большой палец, вероятно проверяя, не выросли ли у него недостающие зубы. Хоть мысли мои и путались, я все же понимал, что капитан для меня — конец той нити, за которую можно распутать весь клубок. Если я упущу его — Баффингтонов мне никогда не найти.

Я вышел из госпиталя, прошел мимо припаркованного автомобиля капитана, затем еще футов пятнадцать и, спрятавшись за большое дерево, затаился в ожидании.

Небо над городом постепенно потемнело. На улице, как мне показалось, резко похолодало, что было совсем необычным для Мехико даже в сентябре. От холодного пота, выступившего на коже, одежда липла к телу. Мокрым было и мое лицо. Зябко поежившись, я плотнее закутался в плащ, туго подвязался поясом и, сунув руку в карман, прижал к себе кольт.

Вскоре из боковых ворот госпиталя, продолжая тыкать пальцем себе в рот, вышел капитан. Сердце мое учащенно забилось. Я оглянулся по сторонам. В нескольких десятках ярдов от меня играл бедно одетый малыш, а в направлении авеню Реформы шла молодая женщина. В полутора кварталах по тротуару в мою сторону двигался мужчина. Больше никого на улице Сарагосы, не считая изредка проезжавших автомашин, к счастью, не было.

Когда полицейский был почти у дверей своего автомобиля, я, сжав в руке пистолет, выглянул из-за дерева и, осторожно подкравшись к капитану сзади, наставил дуло кольта ему в спину. Занятый поисками ключей, а потом дверцы машины, он так и не обернулся.

— Ну ты, bastardo![32] — окликнул я его.

Капитан резко обернулся. Его лицо было красным. Увидев меня, он еще больше побагровел от ярости, но мало-помалу черты его лица разгладились, щеки отвисли. Полицейский внезапно побледнел, рука его было направилась к кобуре, которая висела у него на бедре, затем он опустил руку вниз и затряс головой. Глядя на меня в упор, капитан беззвучно шевелил губами.

— Давай-давай, не останавливайся. Открывай заднюю дверцу, — приказал я и злорадно улыбнулся. — В твоей же машине тебя и пристрелю.

— Нет! — взмолился он. — Нет-нет, сеньор, por favor. Пожалуйста...

— Замолкни. Открывай машину.

Ему с большим трудом удалось вставить ключ в замок и открыть заднюю дверцу. Затолкав его в машину, я сел рядом с ним.

— Двигайся дальше, — скомандовал я, подталкивая капитана Эмилио к противоположной двери, но он заупрямился. — Давай-давай. А то, может быть, собираешься продемонстрировать мне образец храбрости. Навалишься на меня или выхватишь свой револьвер? Жуть как не люблю убивать людей, которые не оказывают мне сопротивления.