Я со всех ног кинулся к нему.

— Амадор! — закричал я. — Что случилось?

Гид, вытянув перед собой дрожащие руки, словно слепой, стоял, качаясь, посреди прохода. Я подскочил к нему и замер. Сердце в моей груди дрожало как овечий хвост. На виске Амадора виднелась рана, через всю щеку тянулась узкая полоска запекшейся крови.

— Амадор! Что произошло?

Выражение его глаз потрясло меня. В них я увидел леденящий душу панический страх. Такое можно увидеть только в фильме ужасов. Рот Амадора был открыт, а широко раскрытые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он похлопал меня по груди и уронил руки. Из его рта вырвался слабый хрип, а следом — булькающие звуки. Ноги Амадора подкосились, и он стал оседать. Он опустился на одно колено. Я подхватил его и почувствовал, как его тело сотрясается от озноба. Голова гида откинулась набок, его глаза, медленно описав окружность, остановились на мне.

— Амадор, — дрожащим от волнения голосом произнес я. — Амадор.

Я осторожно положил его на спину, ослабил на его шее галстук и расстегнул на брюках ремень. Он попробовал согнуть ноги, но его колени тут же завалились набок. Затем я увидел, как сжались его ладони, и услышал слабый вздох. Больше Амадор не двигался. Я кинулся к лестнице и, подбежав, крикнул вниз:

— Вызовите «скорую»! Быстрее. Слышите?

— Si. А что случилось?

— Быстрее же! Человек умирает!

Вопль консьержки прокатился по коридору громким эхом. Я бросился к Амадору, опустился возле него на колени и понял, что ошибся: он не умирал, он уже был мертв. Пульс не прощупывался, дыхание остановилось. Мне казалось, что я чувствую, как холодеет его безжизненное тело. Но самым жутким было удивленное выражение его глаз, мне показалось, что оно так и сохранится до тех пор, пока Амадор не превратится в тлен.

Мне стало страшно при мысли о том, что в моих воспоминаниях останется не симпатичное лицо вечно улыбающегося парня, не его слова: «Si, персик, да еще какой!» или «Не важно, кто затеял побоище, капитан полиции всегда будет прав...», а его глаза, в которых застыл ужас от осознания близкой смерти.

Я устало сомкнул веки и закрыл лицо ладонями. Мне надо было собраться с мыслями. Так, Амадор выходил из-за угла — значит, до этого он находился в своей квартире. Характер раны свидетельствовал о том, что он или упал, или кто-то ударил его по голове тупым предметом. Встав с колен, я вытащил кольт и завернул за угол. Дверь в квартиру Амадора была открыта. Держа пистолет наготове, я, неслышно ступая, подошел к двери, но сквозь зияющий проем никого в квартире не увидел. Войдя внутрь, я обследовал все комнаты — в них также никого не было. В передней валялся опрокинутый стул, рядом с которым на ковре темнело небольшое пятно. Опустившись на колено, я потрогал его пальцем. Это была кровь. Очевидно, именно здесь и упал Амадор. Но при падении на ковер он не мог так сильно пораниться. Его явно ударили по голове, и только после этого он упал.

Неожиданно в нескольких дюймах от кровавого пятна на ковре я увидел, как что-то блеснуло. Я склонился ниже — это были матовые осколки тонкого пузырька или пробирки с остатками жидкости на них.

Внезапно у меня перед глазами все закружилось. Я быстро поднялся и несколько раз встряхнул головой. Головокружение ненадолго прошло, а потом началось снова. По коже пробежали мурашки, а на лбу выступил холодный пот. Я сильно сжал веки, потом открыл их и потрогал лоб рукой. Ладонь оказалась мокрой. Оттопыренный мизинец на руке слабо подергивался, словно в тике, другие пальцы были неподвижными.

Какое-то наваждение, подумал я, и тут же ощутил слабость во всем теле и приступ тошноты. Это произошло неожиданно и безо всякой на то причины. Мне стало немного страшно. Головокружение усилилось, сердце в груди забилось, в висках застучало. Что со мной творится? С чего бы это? Я попытался прогнать охвативший меня страх, но он продолжал усиливаться. Внутри у меня похолодело. Казалось, моя кожа, горло покрываются инеем. Стало трудно дышать. Я посмотрел на поблескивавшие на ковре осколки стекла. Прислонившись спиной к стене, я уперся в нее обеими ладонями. Я снова потряс головой, однако вместе с головокружением прошло и четкое восприятие реальности. Вместо них пришло ощущение сильной тревоги. Неожиданно в памяти всплыло перекошенное лицо умирающего Амадора, в глазах которого застыл ужас. Страшный вид мертвеца, кошмарный сон, который я видел прошлой ночью, и жуткие рассказы доктора Баффингтона о симптомах, которые проявились у него после того, как он надышался парами своей гадости, о подопытных обезьянах — все слилось в моем сознании воедино.

Я не мог ни о чем думать. Ощущение было таким, будто мой мозг заиндевел и отказывается работать. Я уже не мог различить, что было сном, а что происходило в реальности. Подавляющий волю страх продолжал расти во мне. Прилагая отчаянные усилия, от которых у меня даже перекосило рот, я пытался ему воспротивиться. Вдруг до меня дошло, что я стою посередине комнаты со сжатыми добела кулаками и что мое состояние точно такое же, как и у Амадора перед смертью.

Держась за стену, я огромным усилием воли заставил себя добраться до двери, выйти в коридор и пройти по нему. Скованное будто морозом тело почти не слушалось. Казалось, холод проник даже в мои кости. Зайдя за угол, я снова увидел на полу труп. Амадор лежал неподвижно, вытянув руки вдоль тела. Рот его был открыт, нижняя губа отвисла, а наклоненная набок голова почти касалась плеча. Меня охватил внезапный приступ тошноты, и я отвел от трупа глаза. Осторожно ступая, я прошел мимо тела Амадора. Хотелось бежать отсюда как можно быстрее, но мышцы не подчинялись воле.

Едва я добрался до лестничной клетки, как услышал возбужденные голоса. Перегнувшись через перила, я посмотрел вниз, и вновь перед моими глазами все закружилось. Было такое ощущение, будто кто-то с огромной силой тянет меня на цементные ступени. Когда головокружение немного прошло, я смог разглядеть внизу, у стола консьержки, группу людей, по-видимому квартиросъемщиков, среди которых находилось несколько полицейских. Снаружи, на улице, раздавался вой сирены, вероятно «скорой помощи». Вскоре я смог разглядеть мужчину в полицейской форме, стоящего рядом с консьержкой. Это был Эмилио. Капитан Эмилио.

Увидев, что он отошел от консьержки и начал подниматься по лестнице, я отпрянул от перил и, насколько позволяли силы, побежал по коридору. Он не должен меня увидеть — это была первая мысль, которая пришла мне в голову. Добежав до выхода на черную лестницу, я быстро спустился по ней и оказался на улице. Там я сразу почувствовал себя лучше. С минуту я еще стоял, прислонившись к стене дома. Сердце бешено колотилось в моей груди, дыхание было частым, голова еще продолжала кружиться. Это от страха и быстрого бега, попытался внушить себе я, но ноги мои были ватными, а колени подкашивались.

Остановив такси, я попросил водителя провезти меня по улице мимо дома Амадора со стороны парадного входа. В машине от ветерка, обдувавшего меня через открытое окно, тошнота стала постепенно проходить. Как только мы выехали на улицу Сарагосы, напротив подъезда я увидел несколько полицейских автомобилей и машину «Скорой помощи». Судя по надписи, машина принадлежала американо-британскому госпиталю Эй-би-си. Помня, что Бафф из отеля «Дель Прадо» была увезена именно на такой машине, я велел таксисту проехать дальше и остановиться в квартале от дома Амадора. Эта машина «Скорой помощи», которая, скорее всего, была подставной, могла навести меня на след Баффингтонов.

Вскоре из подъезда с носилками, на которых под белой простыней лежал труп Амадора, вышли два санитара. Они направились к машине. Рядом, как обычно, собралась толпа зевак, вытягивающих шеи и пытающихся через головы друг друга разглядеть, кто там на носилках. Следом за санитарами из дома появились полицейские, которые тут же расселись по машинам.

Когда автомобильная кавалькада тронулась с места, я сказал своему водителю:

— Поезжай за «скорой».