Он ожидал, что Тоня начнет привычно обвинять его, но она только хмыкнула:

— Можешь не извиняться. Я не поклонница Утесова… Блатная музыка.

— «Блатная музыка» — это воровской жаргон, — засмеялся Виталий и обнял ее.

Она, дернув плечами, высвободилась.

— Не трогай меня, пожалуйста… И вообще, давай спать.

— Так мы же уже спим.

— Да? А кто это ко мне пристает?..

— Антонина Петровна! — нахмурившись, повысил голос Кречетов. — Как вы разговариваете со старшим офицером Советской армии?! А?

— Виновата, товарищ майор, — деревянным голосом выговорила Тоня. — Готова делом искупить свою вину…

И они расхохотались.

Ночную тишину спящего переулка Маяковского нарушил надсадный, натруженный гул автомобильного двигателя. Тяжело вздрагивая на булыжных выбоинах, по мостовой медленно полз перегруженный грузовой «Мерседес» без лобового стекла. Кабина и тент грузовика были запорошены мелкой белой пылью, передние фары разбиты вдребезги, металлические штыри на крыльях, к которым крепились зеркала заднего вида, согнуты, бампер сильно покорежен.

У ничем не примечательного дома, обычной одесской пятиэтажки начала века в стиле «Так-Мы-Понимаем-Новый-Стиль-Модерн», грузовик остановился. Из кабины выпрыгнул плотный капитан со шрамом на виске, бегло оглянулся и скрылся в подъезде.

Грузовик дернулся было, но неожиданно заглох. Снова заскрежетал на всю улицу стартер, и снова неудача.

Из кузова показался озабоченный Толя Живчик. Обежав вокруг машины, сунул нос под капот, где уже возился, чертыхаясь, Сенька Шалый.

— Шо такое? Шо не едем?..

— Нормально все, — захлопывая капот, успокоил водитель. — Перегрелся он чутка сегодня… Зараз поедем.

— Ну давай…

Вернувшись в кабину, Сенька снова и снова пытался завести мотор. Но усталый «Мерседес» явно не желал подчиняться.

На верхнем этаже дома, в который только что вошел Чекан, за шторами вспыхнула полоска света. И тотчас двигатель облегченно взревел во все свои сто двенадцать лошадиных сил.

Грузовик тронулся и, постепенно набирая скорость, скрылся в лабиринте одесских улиц.

На территории складской крепости еще висела в воздухе поднятая мощным взрывом мелкая пыль. Она хрустела на зубах, от нее слезились глаза. Скрипя сапогами по развалинам, военные медики переваливали на носилки трупы солдат взвода охраны и налетчиков. В сторонке стояло несколько медицинских фургонов. Утреннее солнце, еще не ставшее жарким, освещало эту невеселую картину.

— Мы власть! Мы сила! — горячо говорил Кречетов вяло ковыряющему носком сапога обломок стены Гоцману. — Воры должны это почувствовать!

— Где-то я уже это слышал, — пробормотал Давид.

— Ты же видишь, что творится в городе! Не мне тебе рассказывать…

Гоцман грустно усмехнулся:

— Виталий, ты не одессит, с тебя спроса нет…

Хрустя подошвами по битому кирпичу, к офицерам подошел бледный после бессонной ночи полковник Чусов. Кречетов, замолчав, козырнул ему, Гоцман только взглянул без всякой симпатии.

— Подполковник Гоцман, где ваша группа?

— Ваши опять нас отодвинули, — сквозь зубы отозвался Гоцман. — А мои ребята, как бобики, по всей Одессе.рыщут. Им хватает.

Чусов взглядом попросил Кречетова отойти. Придвинулся ближе к Гоцману.

— Вы думаете, я не знал, какие будут последствия?

— Думаю, не знали… — вяло кивнул Гоцман.

— Давид Маркович, — после паузы заговорил Чусов, — вы же смелый и толковый офицер, герой войны… Кстати, разрешите поздравить вас с очередным орденом… Вы одессит!.. Одессу лучше всех знаете! Так помогите же!

— Мне уже подхватываться и бежать? — поднял брови Гоцман.

Чусов вздохнул:

— Зря вы злитесь…

— Я не баба, шобы злобу по карманам собирать…

Усталое лицо Чусова осветила улыбка.

— Тогда — мир?.. — Он протянул руку. Помолчав, Гоцман пожал ее:

— Перемирие.

— Вот и хорошо, — поспешно заключил Чусов и, козырнув, отошел.

Гоцман поискал взглядом Кречетова. Майор только что выслушал взволнованного Тишака, и, похоже, тот щедро поделился с Виталием своим волнением.

— Чекана нашли!..

Кречетов поразился тому, как мгновенно преобразилосьлицо Давида.

Секунду назад вялое и очень старое, в сетке горьких морщин и мелкой пыли, оно вмиг стало молодым, подвижным и нацеленным на охоту. Наверное, так становится комком стальных мускулов мирно дремавший леопард, почуявший добычу.

— Мы соваться пока не стали, Давид Маркович, — захлебываясь от волнения, на ходу рассказывалТишак. — Поставили у квартиры засаду…

— Сколько человек? — торопливо шагая рядом, спросил Кречетов.

— Пока трое.

— Мало!.. — Кречетов покачал головой и побежал за своими.

— Кто за главного? — продолжал расспрашивать Гоцман, ускоряя шаг.

— Довжик. — Тишак почти бежал, чтобы поспеть за размашистым шагом начальника. — Это его наколка.

— Молодчик, — одобрительно фыркнул на ходу Давид. — Кто еще?

— Якименко и Саня…

У ворот оперативников догнал запыхавшийся Кречетов с тремя молодыми лейтенантами юстиции. Мельком взглянув на их крепкие плечи и решительные лица, Гоцман машинально кивнул. Лишними не будут.

— Раз ты с Чусовым на короткой ноге, ну, попроси хоть допрос арестованных провести! — снова приноравливаясь к быстрому шагу Гоцмана, заговорил Кречетов. — Тут же можно ухватить такую ниточку…

— Какую-никакую ниточку я тебе дам… Подумай сам. Бандиты приехали аж на трех грузовиках. Свидетели из числа уцелевших солдат говорят, шо грузовики были не наши, один «студер» и два еще каких-то иностранных… И это ночью-то! В Одессе!.. Шо лыбишься? — нахмурился он, увидев улыбку Виталия.

— Уже два человека занимаются этими грузовиками… Найдем, не беспокойся. Это не иголка в стоге сена…

— Все умные стали, пора мне на покой… — проворчал

Гоцман под нос, но видно было, что он доволен. — Все прямо-таки роют землю, как те равлики…

— Кто? — засмеялся Кречетов. Его глаза возбужденно блестели, лицо порозовело.

— Кроты, — неохотно пояснил Гоцман.

У того места, где еще вчера ночью были въездные ворота, грели моторы управленческие ГАЗ-67, эмка с покореженной дверью и наконец-то починенный Васькой Соболем «Опель». Оперативники и офицеры прокуратуры попрыгали в машины, Гоцман сел в кабину «Опеля» за старшего. Говоря Ваське адрес, прислушался — как там сердце?.. Но стучало оно правильно, мощно и ровно. Так и должно работать сердце, когда идешь на настоящее дело.

Не доезжая квартала до места, выгрузились. Тишака с двумя офицерами прокуратуры Гоцман послал во двор, под окна, а сам обхватил Кречетова и третьего офицера за шеи и, волоча ноги по тротуару как пьяный, двинулся с помощью коллег к подъезду. Спектакль оказался ненужным — стоило им открыть дверь парадного, как они услышали наверху громкий крик и три выстрела.

Чертыхаясь на чем свет стоит, Гоцман вырвал из кармана ТТ и бросился вверх по лестнице. Мимо с ошалелым мяуканьем пронеслась кошка, под ноги некстати попалось полное мусорное ведро… Сверху несся пронзительный вой.

— Стоять! Кто идет? — нервно выкрикнул с верхней площадки Саня.

— Гоцман здесь!

Дверь в квартиру была приоткрыта. На полу, в коридоре, валялся, держась за живот, завывающий от боли человек, в котором Гоцман тут же узнал фальшивомонетчика Родю.

Держа на изготовку пистолет, сильно сжав губы, Давид бросился в комнату. Никого. Комната как комната, ни за что не скажешь, что бандитская хаза. У окна, на обитом куском старой жести полу, явно оставшаяся с военных времен печка-буржуйка, зингеровская швейная машинка, аккуратно заправленная кровать, стол под бахромчатой скатертью, зеркало, распахнутое окно чисто вымыто. И даже картинка висит на стене, вырезанная из «Огонька», — «Великий Сталин — вождь и организатор всех наших побед». «Патриоты, мать их…» — просипел Гоцман, переваливаясь через подоконник на опоясывающую двор галерею… За ним, пыхтя, следовал Кречетов.

Чекан бежал по галерее уже по противоположной стороне двора. Гоцман сощурился: очень хорошо, профессионально бежал Чекан. За ним мчались Якименко и Довжик. Внизу, по двору, бандита преследовали Тишак и двое из прокуратуры. Они то и дело с руганью отбрасывали преграждавшие им путь выстиранные простыни, развешанные для просушки.