Он еще раз сплюнул и поймал приветливый взгляд дяди Ешты.
— Добрый вечер, Давид Маркович…
— Добрый, добрый, — проворчал Гоцман в ответ. — Скажете тоже — добрый…
В коридоре УГРО, несмотря на воскресный день, снова было полно народу и толкотня хуже, чем на Привозе. Только что семечками не торговали. Запаренные конвоиры зло покрикивали на задержанных — на сей раз было их человек десять. Леха Якименко недобро глядел на это скопище и, по-видимому, уже не соображал от усталости, кто он и где находится.
«А ведь у него залысины, — почему-то подумал Гоцман, глядя на подчиненного. — Елки-палки, ведь молодой еще пацан».
— Запарился, Леша?— поинтересовался он, хлопая капитана по плечу. — Откуда эти?
Якименко вздрогнул, взгляд его стал осмысленным.
— Запарился, Давид Маркович, врать не буду. А хлопцы — с родной до боли Пересыпи.
— Шо на этот раз?.. Меня Омельянчук нашел, говорит — плюй на воскресенье, есть дела…
— А то же, шо и в остальные. Пять ТТ в смазке, номера сбиты. Ну и до кучи «штайр» и два обреза…
Давид крепко помял ладонью затылок, тяжело вздохнул:
— Ладно. Сейчас, только ополоснусь маленько, и начнем…
— Ты мне мансы тут не пой!.. — Гоцман так ахнул ладонью по столу, что невольно поморщился отболи. — У меня один, но исключительный вопрос: где взял волыну?
— Та какой-то фраер в подворотне подошел с тем стволом, — заскулил первый задержанный, совсем молодой парень с татуировкой «Недоволен приговором» на безымянном пальце. — С понтом — дай ему мою бобочку… Ну, я ж не цаца — дал, аж слюни брызнули! Ну и забрал волыну…
— …Та я ж клянусь вам мамой! — басил через полчаса второй задержанный. — Той ТТ мне на Привозе дядька выдал. За сходный кошт…
Четвертый задержанный рыдал горючими слезами, размазывая их кулаком по небритым щекам. Гоцман и Якименко сочувственно кивали.
— У Коли, — рыдал он, — у Коли Молдавского купил… За пятерку николаевскую… Не хотел я… Вы же знаете за Колю!
— За Колю знаю, — покладисто согласился Гоцман.
— Ну вот! Он говорит: купи…
— Купи себе петуха и ему крути бейцы! — рявкнул Гоцман, но ладонью на этот раз хлопать не стал. — А мне вертеть не надо! Колю Молдавского уже три недели как подстрелили на Балковской! И вытри свои каиновы слезки!
— Да?! — бодро удивился задержанный. — Вот так номер пять-приехали! А мне по пьяному делу показалось, шо Коля…
И он нагло уставился сухими глазами на Гоцмана…
Кречетов вошел в кабинет, когда перед Гоцманом и Якименко сидел восьмой по счету задержанный по кличке Мотя Жмых. Видно было, что общение между ними в разгаре, и майор, чтобы не мешать, тихонько сел в уголок.
— Мотя, ты же молодец, как я не знаю кто, — горячо говорил Гоцман. — Ты же себе жизнь спас! Ты памятник себе прямо сейчас должен выковать и поставить его заместо памятника Воронцову!..
— Не гоните, Давид Маркович, — скромничал маленький, ростом с пятиклассника, Мотя.
— Мотя, я молчал — тебе скажу…
Гоцман взял за ствол лежавший перед ним на столе пистолет с необычно длинной рукояткой — шестнадцатизарядный «штайр» с румынской маркировкой на кожухе затвора, насколько видно было Кречетову.
— Вот волына, шо мы взяли на тебе… Сюдой смотри. Видишь номерочки? Они есть! А теперь сюдой! — Он принял из рук Якименко новенький ТТ, сунул под нос Жмыху: — Номерочков нет! И тут нет! И тут!.. — Пистолеты в его руках менялись, как у фокусника. — И так на каждом ТТ. Теперь думай, Мотя… Смотри и думай.
Он быстро сунул Жмыху в руки «штайр» и несколько ТТ. Тот растерянно взглянул на них, стараясь не выронить.
— У тебя сколько классов? — деловито поинтересовался Гоцман.
— Пять, то есть три.
— Аж целых три, Мотя! — восхитился Давид. — Ты должен скнокать… — Он выхватил у задуренного Жмыха ТТ: — Вот это чей?
— Н-не знаю…
— Во-о-от!.. А это чей? — Он сунул ему под нос «штайр».
— М-мой, — неуверенно проблеял Мотя.
— А почему ТТ не взял? К нему ж патроны легче достать…
— Так Саня-Сам-Не-Знаю такую цену заломил! — выпалил Жмых.
Якименко, давясь хохотом, замахал на него руками:
— Ой, Мотя, я умоляю, не смеши! Саня-Сам-Не-Знаю волыну и в глаза не видел!
— Та у него там цельный ящик был! — вскинулся Жмых, обидевшись, что ему не верят.
Гоцман мучительно наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить.
— Постой! — протянул он. — Я за того Саню думаю или…
— Ну, Саня!.. Катала с Мельниц!.. С Дальних которые…
— И где он ливеруется? — быстро спросил Гоцман.
— В барбуте на Екатерининской… Будто вы не в курсе, — пожал плечами Жмых. — У Клавы-Одиночки. Я им наколол двух фраеров из заготконторы. Сегодня вечером должны шпилить…
Мельком Давид взглянул на Кречетова. Судя по тому, как непонимающе вертел головой майор, голова у него шла кругом от темпа, в котором разворачивались события, и от обилия незнакомых слов, которыми наперебой сыпали вор и оперативники…
— В очко или в козла? — продолжал дожимать Гоцман.
— В покер.
— Смотри ты, какой интеллигэнт, — с издевкой протянул Гоцман. — А с кем до пары?
— Клава-Одиночка и банкует… — Мотя Жмых растерянно помотал головой, будто возвращая мозги на положенное природой место. — Давид Маркович, так я не понял — а шо за те стволы?
— Ой, Мотя, лучше за них не думай, — устало махнул рукой Гоцман.
Низко опущенная над круглым столом лампа под красным абажуром бросала яркий сноп света на зеленое сукно. Ишь ты, и сукно где-то ж себе нашли, с усмешкой думал Гоцман, тасуя колоду. Новенькая была колода, судя по всему, немецкая. Он раскинул карты веером, рассеянно глядя на пухленькую Клаву-Одиночку, стоящую у стены, на щуплого, элегантно одетого Саню-Сам-Не-Знаю, со скучающей миной сидевшего напротив. Двое работников заготконторы сидели, как велено, положив руки на стол, и тихо потели в своих серых пиджаках, больше всего мечтая провалиться сквозь землю. Отчетливо тикали ходики на стене. Якименко диктовал Тишаку протокол обыска.
— Ручки-то у вас грамотно подвешены, гражданин начальник, — не без иронии подал голос Саня-Сам-Не-Знаю. — Вам бы шпилить, ходили бы в козырях…
— Вот у меня был на фронте комвзвода, так той был мастер — да! А я так, на семечках, — с усмешкой отозвался Гоцман, разглядывая колоду. — …А карты-то крапленые.
— Так то не наши. То его. — Саня ткнул пальцем в одного из граждан в серых костюмах. Тот смущенно опустил глаза и покраснел еще больше.
— А как же вы их обуваете? — искренне удивился Гоцман.
Клава-Одиночка с презрительной усмешечкой на полных губах взяла со стола новую колоду, сорвала обертку. Перетасовала не глядя и молниеносно сдала. Гоцман глянул в карты и рассмеялся: у гражданина в сером было каре, а у Сани — флэш-рояль.
— И много слили? — отсмеявшись, спросил Давид.
— Десять тысяч, — буркнул гражданин в сером. Якименко, прервавшись, протянул руку к Клаве. Та равнодушно извлекла из лифа плотную пачку синих червонцев, протянула ему.
— Леша, вези этих фраеров до нас, сними показания, а завтра передай деньги вместе с бумагами ихнему начальнику.
— Не по-джентльмэнски это, Давид Маркович! — Саня-Сам-Не-Знаю подпрыгнул на стуле от возмущения. — Это ж честный куш!
Гоцман присел боком на край игрового стола.
— Шо деньги, Саня? Деньги — мусор. К тому же разные они все время, деньги эти. Сегодня червонцы, завтра леи, послезавтра рейхсмарки, а там опять червонцы… А жизнь — одна. Тебе вышак маячит, Саня, вот о чем мозгуй. Ты где думал, когда «тэтэшники» людям загонял?.. С них убиты четыре человека. А это вышка.
— Так не докажете же, Давид Маркович, — усмехнулся Саня.
— Я и доказывать не буду, — мягко ответил Гоцман. — Просто отдан приказ за те ТТ расстреливать на месте. Сам маршал Жуков приказал.
— Ой, Давид Маркович, я умоляю… — снисходительно протянул шулер.
Вместо ответа Гоцман неспешно извлек пистолет, железной рукой сгреб Саню со стула и поволок его в коридор. Оперативники недоуменно переглянулись.
