— Почти на месте, — пробормотал он. — Эти последние этажи до пентхауса самые худшие. Стыд и срам.
Нетрудно было понять, что он имеет в виду. Лифт продолжал подниматься, и я уловила вонь горелого дерева и пластика. Тут был пожар. В свете из патерностера чернели пятна на стенах. Механизм как будто немного замедлился, и я занервничала. Мне показалось, я увидела какое-то движение, уловила краем глаза, как что-то мелькнуло — животное или рука. И было это у зева комнаты без двери. До нее было никак не больше двадцати ярдов, но света из патерностера не хватало, чтобы разогнать тени.
— Видели?
Торгу шикнул, будто призывая меня к молчанию. Последний из выжженных этажей исчез внизу.
— Прошу сходить. — Он легонько вытолкнул меня из патерностера. — Дальше пойдем по лестнице.
Пол под ногами казался прочным. Вонь плесени и пожара исчезла. Я задумалась, не надстроили ли пентхаус после пожара, как новый город на руинах прежнего. Удивив меня прытью, Торгу легко скакал впереди, отмахивая по две ступеньки за раз. Положив руку на ручку двери в конце лестницы, он оглянулся.
— Я сделаю осмотр, — сказал он. — Горничные бывают непредсказуемы.
Толкнув дверь, он осторожно заглянул. На лестницу хлынул теплый желтый свет.
— Очаровательно! — улыбнулся он и втянул меня за порог.
Я думала, что окажусь в коридоре, но передо мной раскинулся целый этаж, как демонстрационный зал в мебельном супермаркете, разделенный на комнаты тяжелой мебелью — серванты, концертный рояль, кушетки, диваны, несколько кроватей. Пол казался полем раскинутых один поверх другого восточных ковров. С первого взгляда было видно, что они шелковые и ручной работы. Тут и там светили лампы. По полу тянулись к скрытым за коврами розеткам толстые шнуры. Я увидела бар с разноцветными бутылками (виски, водка и какие-то аперитивы), несколько гардеробов, туалетный столик с широким круглым зеркалом и филигранью арт-нуво. Мебель, вероятно, принадлежала самому Торгу, но не позволяла судить о вкусе своего владельца, если не считать пристрастия к антиквариату. Я услышала гудение обогревателей, запитанных от розеток, увидела их оранжевое свечение — точь-в-точь маленькие костерки. Спрашивая себя, хватит ли электричества на мой фен, я сама угадала ответ. Не хватит. Мои волосы снова ненавистно закурчавятся.
Со всех стен на меня светили отражения свечей, настольных ламп и начищенной мебели.
— Какая красота!
Торгу довольно кивнул.
— В нашем отеле есть ряд правил, мисс Харкер. Одно вы уже знаете.
— Держаться подальше от греков! — Я отдала честь и тут же потупила взгляд.
— Да. А это значит, что вам нечего делать на этажах между пентхаусом и первым. Понятно?
— Хорошо.
— Я бизнесмен, и у меня дела по всей провинции. До завтрашнего вечера, вероятно, позднего, я не вернусь. Тогда мы снова пообедаем и, если хотите, можете на сей раз прихватить с собой камеру.
— Не так быстро, — поспешила я внести ясность. — Мы так не работаем. Камеры появятся лишь в следующий приезд.
Углы губ Торгу раздраженно опустились.
— Но ведь необходимы пробы?
— У нас не Голливуд, мистер Торгу.
Он отвернулся. Похоже, я задела его тщеславие.
— Не важно. Я вернусь завтра вечером проводить вас на обед.
Мне хотелось рухнуть в кровать. День был ужасный. Но я стояла, зевала и ждала, когда он уйдет. Он оглянулся, и я мельком уловила очень быстрый проблеск похоти в его взгляде. На ум мне пришел его безымянный недуг, и я невольно спросила себя, не было ли это глупой попыткой соблазнения: старику пришла в голову сумасбродная идея, что именно такими разговорами можно соблазнить американку. Но сама мысль показалась мне до крайности нелепой, да и впечатление было слишком мимолетным. Напротив, последний взгляд на меня словно вынудил его поскорее уйти. Но у двери Торгу остановился, оперся о косяк и оглянулся снова.
— Напоследок.
Сложив руки на груди, я выпрямилась и усилием воли заставила себя выслушать последнее наставление.
— Эта дверь запирается не без причины. Когда я буду готов к встрече с вами, я за вами приду. У меня единственный ключ.
Странное, весьма необычное заявление. Как только дверь за Торгу закрылась, я набрала номер Роберта. Мобильник поискал сеть, несколько раз моргнул, но набирать не начал. Я еще с десяток раз нажала кнопки — без толку. Несколько раз я тряхнула дверь, даже позвала Торгу, но никто не откликнулся — ни он сам, ни его теоретически зловредные греки. Вернувшись к кровати, я еще несколько раз набрала номер Роберта и заснула с телефоном в руке.
11
Когда я проснулась, над полным кофейником рядом с корзинкой хлеба и склянкой меда поднимался пар. Утреннее солнце ударило мне в глаза, и я увидела, что две длинные стены здесь сплошь из бронированного стекла, которое по обе стороны от меня тянулось из конца в конец пентхауса.
Откусывая от бутерброда с медом, я обошла помещение по периметру. Куда ни глянь, открывался прекрасный вид на поросшие елями горы, которые тянулись на юг, восток и запад, докуда хватал глаз. К северу лежала плоская равнина Трансильвании. Южная оконечность гряды была пологой, а вот на севере скалы отвесно взмывали со дна долины на тысячи футов ввысь. Они напомнили мне застывшие волны, разбившиеся о пляж и подхваченные в гребне. Чувствуя себя матросом на мачте, я устроилась на банкетке у окна и стала смотреть вдаль. Долина подо мной, наверное, находилась на большой высоте, да и сама эта часть Трансильвании показалась мне плато на вершине огромной горы.
Обойдя в очередной раз комнату, я снова попыталась позвонить. Я барабанила в дверь. Я спала.
Наш с Торгу второй обед начался с молчания. Я была в ярости. Возле стола, подобно тощему дворецкому, маячил штатив камеры, похожий на те, какими пользовались наши операторы, но более старый, массивный. На примыкающем столике я заметила примитивный пульт звукооператора. А этот гангстер наглец!
Еда не улучшила моего настроения: свиные отбивные с какой-то кашей напоминали жирные камни с сочащимся сквозь них влажным песком. Пока мы ели в тишине, во мне медленно закипал профессиональный журналист, раздражение росло. Я не люблю, когда мне что-то навязывают. Он не имел права привозить технику — не больше, чем я советовать ему, где открывать казино. Более того, меня возмущало, что меня заперли, и плевать я хотела на тайные делишки этого гангстера. Мне приходило в голову, что он не доверяет моим документам и боится, что я могу причинить ему какой-то вред, поэтому (с его точки зрения) вполне логично меня запереть. Но с происходящим меня такая мысль не примиряла.
И более всего мне нужна была сотовая связь. Если бы я только поговорила с Робертом, с кем угодно, все встало бы на свои места. Наконец я не выдержала:
— Будьте добры, завтра отвезите меня куда-нибудь, где был бы нормальный сигнал сотовой связи. Мне нужно позвонить домой. — Я для простоты солгала: — Мой отец в больнице на операции. Был в больнице.
Торгу с двусмысленным сочувствием хмыкнул.
— Но мы ведь договорились, что переговоры останутся в секрете, пока мы не придем к соглашению.
— Я собираюсь звонить по личному делу, мистер Торгу.
В его глазах мелькнула обида. Он вытер губы салфеткой.
— Ваши близкие могут связаться с вашими коллегами и выдать какие-нибудь сведения, пагубные для моего благополучия, разве нет?
— Сомневаюсь. Не могли бы вы быть благоразумнее?
— Я ничего не знаю об этих новых технологиях, — попытался он зайти с другой стороны.
Я посмотрела на чудо техники, древнюю видеокамеру, потом перевела взгляд на него. Он препарировал отбивную. Он жевал.
— Это случайно не ваше? — Я указала на камеру.
Он стукнул приборами по столу, потом вздохнул, уставившись на меня с такой решимостью, будто принял какое-то решение.
— Это дело рук Олестру. Он доложил, что оборудование работает. Мне показалось, оно поможет вашей работе.