— Я с радостью составлю вам компанию.
Не успела я опомниться, как уже шагала рядом с ним по гравийной дорожке.
— Я случайно заметил заголовок вашей книги, — кивнул он на томик в моих руках. — «Происхождение видов». Крайне любопытный выбор.
— Вам знакома эта книга?
— Разумеется. Эпохальный научный труд.
— Теория Дарвина об эволюции кажется мне весьма интересной. Сама мысль о том, что особи развиваются поколение за поколением благодаря естественному отбору…
— Выживает самый приспособленный…
— И становится родоначальником нового вида.
— Да! — оживленно воскликнул он. — Идея витала в воздухе задолго до того, как Чарльз Дарвин опубликовал свою книгу. Некоторые ученые находят ее зачатки уже у Аристотеля. Но теория Дарвина наконец привлекла внимание широкой общественности.
— Книга вызвала такие горячие споры!
— Неудивительно. Идеи Дарвина поставили под сомнение правоту многих старых религиозных доктрин…
— К примеру, креационизма.
— И тщательно лелеемое превосходство людей над животными.
— Полагаю, мысль о том, что человек больше не является бесспорным венцом творения, для многих стала настоящим потрясением, — улыбнулась я.
— Несомненно. Мы всего лишь простое звено в великой цепи. — Он тоже приподнял уголки губ и добавил: — Меня удивил ваш выбор чтения. Я бы скорее поверил, что юная леди вроде вас больше любит популярные романы, чем теорию эволюции.
— Да, я люблю романы! Прочла почти все книги Диккенса, Джордж Элиот и Джейн Остин, а «Джен Эйр» Шарлотты Бронте перечитала раз десять.
— Мне тоже понравились произведения этих авторов. А поэзию вы любите?
— Люблю. По правде говоря, я считаю, что один из эпизодов «Мармиона» Вальтера Скотта произошел именно здесь, в аббатстве Уитби.
— Да, монахиню замуровали за нарушение обетов.
— Именно! Скотт писал с немалой живостью, как по-вашему?
— И с таким чудесным чувством языка: «Да, видно, тот, кто начал лгать…
— …не обойдется ложью малой!»[4] — хором закончили мы и рассмеялись.
Мы принялись обсуждать любимые произведения Шекспира, Вордсворта и Байрона, и по моей спине пробежал холодок. Не припомню, когда в последний раз я вела настолько интересную беседу с мужчиной — или с женщиной, если на то пошло. Люси никогда не любила читать. Школьные учительницы обычно были слишком уставшими и загруженными работой, чтобы сидеть за книжкой в свободное время. Джонатан получил хорошее образование по части литературы и искренне любил чтение, но сейчас он в основном просматривал газеты, журналы и юридические сборники.
Мы приближались к церкви Святой Марии.
— Какая необычная церковь, — произнес мой спутник, сворачивая на дорожку, ведущую в нужную сторону. — Она больше похожа на крепость или замок, чем на дом Господень.
— Вы заходили в церковь, сэр? Внутри она совсем другая и очень красивая.
— В такой чудесный день я предпочел бы остаться на улице, если вы не против.
Я ответила, что не возражаю. Когда мы шли к аббатству, он заметил:
— Вы кажетесь очень юной для такого обширного круга чтения. Вы прочли все эти книги, когда учились?
— Да. Мне повезло посещать школу с великолепной библиотекой. Позже я преподавала в том же заведении. А вы? Вы получили образование в Англии?
— Нет. Я впервые в вашей стране.
— Впервые? Это поразительно, сэр! Ведь ваш английский превосходен… собственно говоря, безупречен.
— Я уже давно изучаю ваш язык. У меня было несколько учителей… но я знаю, что мне еще есть над чем работать. — Он скромно улыбнулся и добавил: — Вы сказали, что преподаете в школе. Вам нравится это занятие?
— Очень! То есть… нравилось. Я считаю преподавание самой благородной профессией. Мне пришлось отказаться от места перед приездом в Уитби, поскольку школа находится в предместьях Лондона, а Джонатан живет и работает в Эксетере. Я плакала, когда прощалась со своими ученицами и подругами-учительницами. Ведь они стали мне очень дороги.
— Давайте надеяться, что вы найдете такое же место в Эксетере и будете не менее счастливы.
— Нет! Этому не бывать. Джонатан не хочет, чтобы я работала после свадьбы… не считая посильной помощи его занятиям.
Он воззрился на меня с нескрываемым удивлением.
— Крайне старомодная идея для такой современной юной леди.
— Неужели? Мне так не кажется, сэр. Кстати, я никогда не считала себя современной.
— А зря. — Он восхищенно улыбнулся. — Вы умны, начитанны и хорошо образованны. У вас есть профессия. Вы достигли финансовой независимости, освоили ряд новейших изобретений и навыков. Полагаю, вы обещали свою руку по доброй воле?
— Несомненно, — засмеялась я.
— Более того, вы доказали, что желаете отважно бросить вызов некоторым устоявшимся общественным условностям. — Он молча обвел рукой меня, себя и земли аббатства, через которые мы шли, услышал мой смех и продолжил: — Мне кажется, что современная передовая женщина должна как следует поразмыслить о том, чего она хочет от брака, а не просто подчиняться диктату общества или ожиданиям мужа.
— Сэр, хотя я и могу показаться сторонницей идеалов передовой женщины, но достигла своего положения в жизни больше по необходимости, чем намеренно. Пока я не начала преподавать, мое образование и само бытие зависели от милости других людей. Я зарабатывала себе на жизнь, поскольку была вынуждена это делать, хотя со временем полюбила свою работу. Признаться, немного досадно думать, что в будущем мне придется просить у мужа каждый пенни, даже для самой скромной покупки. Но Джонатан не склонен менять свои привычки и неукоснительно соблюдает приличия. Мне не терпится стать его женой, управлять нашим домом и… — я покраснела, — …иметь детей. Я хочу сделать его счастливым.
Его лицо потемнело, он немного помолчал, отвернувшись, а потом сказал:
— Что ж, как я уже говорил, ему очень повезло.
В этот миг церковные колокола пробили час. Я ахнула.
— Господи! Прошу меня извинить. Я совсем забыла о времени. Обещала друзьям, что пообедаю с ними в час, и уже опаздываю.
— Меня тоже ждут в другом месте.
— Приятно было познакомиться, сэр. — Я протянула ему руку в перчатке. — Меня весьма увлекла наша беседа.
— Как и меня, мисс?..
— Мюррей.
— До свидания, мисс Мюррей.
Он взял мою руку, поднес к губам и поцеловал. По моей спине пробежала дрожь. Была ли она вызвана пожатием его руки и кратким прикосновением губ… на удивление холодных, несмотря на ткань перчатки, разделявшую нашу плоть? Или же ее породили смешанные чувства, продолжавшие бурлить в моих жилах?
— Надеюсь, мы еще встретимся. — Он с поклоном отпустил мою руку.
— До свидания.
Я поспешила к лестнице и ринулась вниз, позволив себе обернуться лишь раз. Он смотрел мне вслед. Когда наши взгляды встретились, джентльмен улыбнулся и снова поклонился.
Лишь добравшись до наших комнат на Ройял-Кресент, я поняла, что так и не спросила его имени.
Весь день и вечер я не переставала думать о встрече на кладбище, которую вспоминала с удовольствием и чувством вины. Я ни словом не обмолвилась Люси, а ведь прежде всегда все ей рассказывала.
Откуда взялась эта необычная скрытность? Я спрашивала себя, лежа ночью в постели, в темноте. Наша встреча была совершенно пристойной. Почему мне не хочется упоминать ее в дневнике или обсуждать с лучшей подругой? Возможно, дело в том, что во время беседы с незнакомым джентльменом я испытала большее волнение, живость и интеллектуальный подъем, чем при любом разговоре с Джонатаном за много лет. Разве можно признаться в этом… даже себе самой? Подобные мысли и чувства категорически неправильны, вероломны по отношению к Джонатану.
Что касается Люси… Она настолько красива и так чарует мужчин, что я часто становлюсь невидимкой в ее присутствии. Но рядом с этим джентльменом — ах, ну почему я не спросила его имени — я ощутила себя красивой, чарующей. Я знала, что это глупо, была обручена и собиралась выйти замуж, как и Люси. Все же почему-то мне хотелось оставить эту встречу при себе.