— Что случилось после того, как ты покинул Сколоманс?

— Я вернулся домой, жил, вернее, существовал в том проклятом замке со своими ненавистными сестрами и смотрел, как столетия текут мимо. Чума положила конец феодализму, но замок Дракулы и его земли оставались моими. Доход я получал с крестьян, которые обрабатывали мою землю. Мы с сестрами старели очень медленно, для каждого очередного поколения принимали новый облик. Я путешествовал по свету, не бывал дома слишком долго. В мое отсутствие сестры становились все сильнее и невыносимее. Благоразумие было им чуждо. Вскоре местные жители стали бояться и сторониться нас.

— Боже! Поверить не могу. Возможно, в исторических трудах упоминается о тебе? Я так хочу обелить твое имя!

— Обо мне нет даже примечаний. Я забытый сын. Зато все знают о зверствах, которые творил Влад Цепеш. Он — Дракула, вошедший в историю.

Дракула вернул меня в лечебницу, но сон не шел, поскольку голова гудела от всего, что я узнала. Полагаю, я как раз начала засыпать, когда меня разбудил Джонатан, которому не терпелось приступить к насущным делам.

Несмотря на мои попытки участвовать в дружеском утреннем подшучивании за завтраком, я неоднократно подавляла зевки и пару раз чуть не уснула. Тревожные взгляды мужчин постоянно возвращались к шраму на моем лбу. Доктор Ван Хельсинг велел мне возвращаться в кровать, уверяя, что мое здоровье важнее любых сегодняшних обсуждений. Я послушалась, но спала плохо. Меня преследовали страшные сны о войне, вампирах, убийствах, крови и демонах.

Проснулась я около четырех часов вечера, спустилась по лестнице и услышала голоса, доносившиеся из кабинета. Речь держал доктор Ван Хельсинг:

— Джек, нам нужно кое-что обсудить наедине, по крайней мере пока. Мадам Мина, наша бедная дорогая мадам Мина меняется.

Я замерла у двери, прислушиваясь.

— Я и сам заметил, — согласился доктор Сьюард.

— Помните, как вчера мадам Мина защищала графа с такой страстью?

— Вероятно, начинает действовать ужасный яд, который проник в ее вены, — предположил доктор Сьюард.

— Да, — согласился доктор Ван Хельсинг. — Помня о печальной судьбе мисс Люси, на этот раз мы должны обеспокоиться прежде, чем все зайдет слишком далеко. Я вижу, как мадам Мина постепенно превращается в вампира. Пока что очень медленно, но совершенно несомненно для наблюдательного человека. Ее зубы немного заострились, а взгляд временами становится жестким.

«Ах! — с негодованием подумала я. — Какая чепуха! Да, я пыталась отговорить их от погони за Дракулой, но мои зубы точно такие же, как прежде. Я ничуть не изменилась физически — с чего бы мне меняться, — но, разумеется, они об этом не знают».

— Это еще не все, — продолжил профессор. — Она стала молчалива, подобно мисс Люси.

— Я тоже заметил за завтраком, — ответил доктор Сьюард. — Миссис Харкер едва ли проронила хоть слово. Можно подумать, что ее язык таинственным образом скован. Мне ненавистно бесчестить столь благородную женщину, но я знаю, что она всегда делает собственные выводы обо всем, что происходит. По прошлому опыту мне остается лишь догадываться, насколько блестящи и точны ее мысли. Но почему-то она больше не может или не хочет ими делиться.

«Идиоты, — подумала я. — Я молчала за завтраком, потому что устала!»

— Я вот чего боюсь, — начал доктор Ван Хельсинг страдальческим тоном. — Поскольку она в состоянии гипнотического транса способна рассказать нам, что граф слышит и видит, разве не может столь могущественное существо вынудить ее разум открыть ему свои секреты?

— Вы хотите сказать, что он читает ее мысли?

— Именно.

— В таком случае он знает обо всем, что мы думаем и планируем.

— Это необходимо предотвратить. Мы должны держать ее в неведении о своих планах. Это столь мучительная задача, что у меня разрывается сердце при одной только мысли о ней, но решить ее необходимо. Когда мы сегодня встретимся, я должен сказать мадам Мине, что по причине, о которой мы не будем говорить, мы прекратим с ней советоваться, но станем просто охранять.

— Надо рассказать Харкеру. Ему это не понравится.

Я была не в силах слушать дальше. Все это слишком нелепо. Я решила опередить их.

После ужина, когда мы с Джонатаном приводили себя в порядок в своей спальне, я сказала мужу, что не стану участвовать в сегодняшней встрече.

— Но почему? — удивленно и тревожно спросил он. — Ты неважно себя чувствуешь?

— Все хорошо, не волнуйся. — Я поправила его галстук и воротник. — Но я вижу, как все на меня смотрят. Мне кажется, вам лучше обсуждать свои действия без моего присутствия, которое вам мешает.

Джонатан молча кивнул и вышел. Когда через несколько часов муж вернулся, его поведение, к моему отчаянию, совершенно изменилось. Он был молчаливым и отстраненным и не смотрел мне в глаза. Очевидно, товарищи ознакомили его со своими подозрениями.

Он не ложился за полночь, заполняя свой дневник. Я наклонилась, чтобы поцеловать его темноволосую голову, прежде чем самой лечь спать, и ощутила, как Джонатан вздрогнул при моем прикосновении. Он даже не пожелал мне доброй ночи.

— Это нелепо, — сказала я Дракуле позже, когда мы бродили среди деревьев в его саду, залитом лунным светом и укрытом за высокой стеной. — Муж обращается со мной как с прокаженной. Друзья думают, что я изменилась, но все дело в шраме, который настроил их против меня и позволил страхам распалить воображение мужчин.

— Они видят то, что хотят. — Дракула нахмурился, взял мою руку и добавил: — Я слышал твои сны прошлой ночью, опасался, что моя история тебя напугает. Прости, что так вышло.

— Я рада, что ты мне рассказал.

— Я слушал твои мысли весь день. — Он взглянул на меня в серебристом сиянии луны. — Очевидно, ты еще многое хочешь обо мне узнать.

— По правде говоря, Николае, меня терзает любопытство.

— Рассказать сейчас?

— Конечно!

— Хорошо. Не хочешь ли ты для начала узнать, как я превращаюсь в туман или пыль?

— Да! — воскликнула я, совершенно завороженная. — Как это возможно?

— Перемещение вещества — вопрос власти над разумом и некоторыми силами природы… Сложно объяснить.

— Снова физика.

— Да. Даже новообращенный вампир может проникать в щели толщиной не больше лезвия ножа. Превращаться в туман и пыль я научился намного позже.

— Каково это — двигаться в виде тумана?

— Как будто становишься призраком. Я могу видеть и слышать, но не касаться и чувствовать.

— А что насчет животных? Все ли вампиры способны превращаться в них?

— Нет. Мне понадобилось сто тридцать лет, чтобы научиться превращаться в волка, и восемьдесят — в летучую мышь.

— Покажи мне. — Почему-то я засмеялась. — Превратись в летучую мышь!

— Нет.

— Почему? Я уже несколько раз видела тебя в облике летучей мыши, хотя не знала, что это ты.

— Хватит.

— Почему?

— Летучие мыши весьма полезны, но это уродливые маленькие твари. Подобное превращение покажется тебе отвратительным. Я не хочу остаться таким в твоей памяти.

— Хорошо. Превратись в волка.

— Нет. — Он покачал головой.

— Не можешь, да? — поддразнила я. — Вот почему ты отказываешься. Ты умеешь превращаться только в скромную мышку.

— Я способен превращаться в волка, не сомневайся, — рассердился он. — Это основной облик, который я принимаю, когда хочу спокойно полакомиться животными.

— Вот как! Понятно. Ты умеешь превращаться в каких-нибудь других животных?

— Да.

— В каких?

Он помедлил, затем притянул меня к себе и сказал:

— Давай пока оставим эту тему.

— Почему?

— Потому что я предпочитаю, чтобы ты считала меня человеком, — тихо ответил Николае и поцеловал меня.

Я обвила его руками. Во мне нарастало желание. Мое сердце забилось чаще, но возлюбленный внезапно оттолкнул меня. Взгляд вампира стал жестким, все тело дрожало, как будто он из последних сил боролся с могущественной внутренней потребностью, которая угрожала овладеть им.