— Вам было шесть или семь лет, насколько я помню.
— Кто оставил письмо? Моя мать? Что в нем было написано?
Старуха опустила взгляд. По ее хитрому виду было понятно, что она сперва прочла письмо, а потом отдала его директору заведения… если, конечно, вообще это сделала.
— Откуда мне знать, мэм. Странно, что мистер Хауэлл не послал его вам, когда вы вошли в возраст. Наверное, просто забыл.
Я была поражена и взбудоражена новостью. Наконец-то я что-то узнала о матери, не считая сплетни о ее недостойном поведении, которая так огорчала меня в детстве! Но в то же время меня расстроило, что она была больна. Мы попрощались с миссис Прингл и отправились на поиски нового директора заведения. Этот усатый занятой мужчина сказал, что ничего не знает ни о каком письме, адресованном мне, но с радостью переправит конверт, если вдруг наткнется на него. Я дала ему свой адрес в Эксетере, и мы удалились.
— Ах, Джонатан! — воскликнула я, когда мы шагали по улице. — Поверить не могу! Письмо для меня… Возможно, от моей собственной матери!
— Есть шанс, что он найдет его, но не слишком на это рассчитывай, дорогая. Письмо могли давным-давно выбросить.
— Все равно. Сознавать, что она думала обо мне, совсем еще маленькой, хотела со мной связаться… Право, на душе становится легче.
День перевалил за середину. Обедая в кафе, мы вспомнили еще несколько счастливых мгновений детства. Джонатан предложил помочь приюту, пожертвовав ему часть только что унаследованных средств, и я согласилась. Мы пытались решить, на что потратить несколько оставшихся до поезда часов. Я хотела нанести визит Люси и ее матери, чтобы увериться в их благополучии, но Джонатан заявил, что нам не хватит времени, поскольку Хиллингем находится на другой стороне города.
Вместо этого мы сели на омнибус до Гайд-парк-Корнер, а затем прошлись по Пикадилли, что всегда доставляло нам немало удовольствия. Под руку с Джонатаном мы гуляли по шумной улице, разглядывали людей, магазины и фешенебельные особняки. У ювелирной лавки Джулиано я заметила красивую девушку в большой круглой шляпе, сидевшую в новом дорогом открытом экипаже. Интересно, кто она такая? Наверное, важная клиентка, которая ждет, когда ей принесут роскошное украшение. Внезапно Джонатан сжал мою руку так сильно, что я вздрогнула.
— Боже! — еле слышно вымолвил он.
— Что случилось?
— Смотри! — воскликнул Джонатан с побледневшим лицом, выпучив глаза от изумления и страха.
Я проследила за его взглядом. Он был направлен на мужчину, который стоял неподалеку, наполовину отвернувшись от нас, и был всецело поглощен прелестной девушкой в экипаже. Пока я смотрела на мужчину, меня охватило странное чувство. На коже выступила холодная испарина, сердце лихорадочно забилось, я начала дрожать. Мужчина — высокий и стройный, весь в темном, с черной шевелюрой и усами — сверхъестественно походил на мистера Вагнера! Но я знала, что это не может быть он, поскольку мужчине стукнуло по меньшей мере пятьдесят лет — на добрых два десятка больше, чем моему знакомцу. У него была короткая заостренная бородка, а лицо казалось суровым и жестоким.
— Видишь, кто это? — в ужасе спросил Джонатан, продолжая с тревогой сжимать мою руку.
— Нет, милый. Я его не знаю. Кто это? — Я старалась оставаться спокойной.
— Он!
Я не представляла, что муж имеет в виду, но подобный ответ поразил и ужаснул меня, поскольку Джонатан словно обращался не ко мне, а к себе самому… и был напуган до крайности. Полагаю, он рухнул бы на землю, не поддержи я его. Из ювелирной лавки вышел клерк и передал леди маленький пакетик. Экипаж тронулся прочь. Странный человек быстро кликнул кеб и отправился следом.
Джонатан в великом волнении произнес вслед удаляющемуся кебу, также словно обращаясь к себе:
— Мне кажется, это граф, но он помолодел. Боже правый, возможно ли это? Господи! Если б только я знал! Если б знал!
— Вероятно, ты ошибся, дорогой.
Мое сердце колотилось в тревоге. Я поняла, что Джонатан считает этого мужчину тем самым графом Дракулой, которому нанес визит в Трансильвании, но его слова показались мне бессмыслицей. Разве может человек помолодеть? Однако я боялась задавать вопросы, опасаясь возвращения воспаления мозга, которое так ослабило Джонатана, поэтому промолчала и тихо увлекла мужа прочь.
Он не произнес больше ни слова и покорно, словно в неком оцепенении, следовал за мной до Грин-парка, где мы сели на скамейку в тени. Джонатан закрыл глаза и прислонился ко мне, по-прежнему крепко сжимая мою руку. Через несколько минут его хватка ослабла, и я поняла, что он забылся.
Я охраняла сон мужа и слушала шелест ветра в ветвях над головой, но мое сердце продолжало колотиться. Кто тот странный человек, которого мы видели? Почему он так похож на мистера Вагнера? Я предположила бы, что это его отец, если бы мистер Вагнер не сказал, что его родители умерли. Что скрывается за неистовой реакцией Джонатана на этого человека? Если бы только я могла спросить! Но я не смела из опасения причинить больше вреда, чем пользы.
Наше возвращение в тот вечер оказалось печальным во всех отношениях. Дом казался чужим и пустым без нашего милого друга, мистера Хокинса, который был столь добр к нам. Джонатан все еще оставался бледен, у него кружилась голова, болезнь отчасти вернулась.
Меня ожидала телеграмма с самой ужасной новостью, посланная из Лондона днем ранее.
ЛОНДОН, 21 СЕНТЯБРЯ 1890 ГОДА
МИССИС МИНА ХАРКЕР! ПОЛАГАЮ, ВАС НЕМАЛО ОПЕЧАЛЯТ ЭТИ ИЗВЕСТИЯ. МИССИС ВЕСТЕНРА УМЕРЛА ПЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД, А ЛЮСИ ПОЗАВЧЕРА. ПОХОРОНЫ ОБЕИХ СЕГОДНЯ. АБРАХАМ ВАН ХЕЛЬСИНГ
Я прочла телеграмму единожды, дважды, трижды в надежде, что это какая-то ошибка. Когда я наконец осознала смысл ужасного послания, у меня подкосились ноги. Я без сил упала на диван и издала страдальческий вопль.
— Что случилось? — Джонатан бросился ко мне. — В чем дело?
— Сколько горя всего в нескольких словах! — сломленно воскликнула я, протягивая мужу телеграмму.
Он прочел ее и потрясенно осел на диван рядом со мной.
— Миссис Вестенра? И мисс Люси? Обе умерли?
— Этого не может быть! — Из моих глаз брызнули слезы. — Я знала, что миссис Вестенра нездорова, и все же надеялась, что она может поправиться. Мне будет очень ее не хватать. Но Люси! Бедная, милая Люси! Моя ближайшая, любимая подруга. Ее день рождения на следующей неделе! Ей не исполнилось и двадцати!
— Мне очень жаль, Мина, — тихо произнес Джонатан, беря меня за руку. — Она была милой девушкой. Я знаю, как горячо ты любила ее.
— В последнем письме Люси казалась такой здоровой и счастливой, — всхлипнула я. — Как она могла умереть? Что произошло?
— Возможно, она погибла вследствие несчастного случая.
— Но кто тогда этот мистер Ван Хельсинг? Почему он написал мне? Такую важную новость должен был сообщить жених Люси, мистер Холмвуд!
— Возможно, он был слишком расстроен, чтобы писать, — предположил Джонатан. — Наверное, Ван Хельсинг их солиситор. Не исключено, что Люси упомянула тебя в завещании.
— Уверена, что Люси не удосужилась составить его. Ах! Погибнуть такой юной, меньше чем за две недели до свадьбы, полной жизни и надежд! А бедный мистер Холмвуд, утративший смысл своей жизни! — Мне в голову пришла внезапная мысль, и я подавила рыдание. — Джонатан, ты понимаешь, что когда мы с тобой присутствовали на похоронах мистера Хокинса и навещали приют, Люси и ее мать уже лежали в земле? Они ушли… и никогда не вернутся!
Я рыдала, мне казалось, будто сердце вот-вот разорвется. Джонатан притянул меня к себе, молча поглаживая по волосам, но какими словами или поступками можно облегчить ужас и боль потери близкого друга?
Прежде чем мы отправились спать, я отослала мистеру Холмвуду свои глубочайшие соболезнования, надеясь узнать подробности трагедий, унесших моих подруг.
Казалось, нашему горю и бедам несть конца, поскольку в ту же ночь Джонатана вновь одолели дурные сны.