– А у нас на «Ласточке», по-вашему, кто живой? – спросила Летиция. Она, как и я, была сбита с толку неожиданным разговором.

Гарри даже удивился:

– Ты еще спрашиваешь? Дезэссар – пройдоха и плут, но душа у него живая. Кабан и его сыновья – совершенные чурбаны, мертвое дерево. Поп, конечно, живой. Из матросов Божий огонек горит в старом добряке Мякише, в глупом Барсуке, в Ерше, хоть он и злобный мерзавец, в сопливом юнге Ракушке. – Он назвал еще несколько имен, и я поразился: ирландец перечислил всех, кто был мне хоть как-то интересен, вне зависимости от симпатий и антипатий. – Все остальные – мумии. Коли подохнут, миру от этого не станет ни лучше, ни хуже. Твой попугай в тысячу раз живее любого из них.

Мне показалось, что я начинаю понимать суть этой диковинной теории. Вероятно, корректнее было бы говорить не о «мумиях», а о людях с непроснувшейся душой – именно так называл Учитель тех, кто живет и умирает, ни разу не задумавшись о высшем смысле своего существования.

– К чему вы мне это рассказываете? – спросила Летиция.

– Называй меня на «ты». Мы теперь, как братья. – Гарри положил ей на плечи обе руки, и раненую, и здоровую. Пальцы, до самых костяшек покрытые бледными веснушками, оказались прямо перед моим клювом. – А говорю я тебе все это, чтоб ты не считал меня душегубом. Да, Гарри Логан за свою грешную жизнь прикончил немало народу. Если быть точным, двадцать человек. Но средь них не было ни одной живой души, клянусь тебе! Все это были мумии! Единственное черное пятно на моей совести – Джереми Пратт. Он-то был настоящий, поживей нас с тобой. Но я тебе рассказывал, что мне пришлось защищаться. Это во-первых. Во-вторых, я не убил его, а только ранил. В-третьих, я его перевязал и пытался спасти. А в-четвертых, я назвал в его честь своего любимого сына!

Он смахнул слезу и снова опустил руку Летиции на плечо.

– Неужто ты думаешь, что ради этих цветных камешков, – штурман кивнул на сундук, – я убью настоящего живого человека – такого, как ты?

Девочка посмотрела в его влажные глаза и опустила голову. Ей стало совестно.

– …Нет, не думаю, – тихо произнесла она.

– А зря.

Ирландец крепко сжал пальцы и нанес ей коленом в пах страшный удар, от которого моя питомица согнулась пополам.

Судя по вскрику, Летиции было больно – но не до такой степени, как, очевидно, рассчитывал подлый предатель. От толчка девочка бухнулась на землю, но тут же вскочила на ноги и отбежала назад.

Всякого мужчину этакий удар надолго вывел бы из строя. Есть все-таки свои преимущества и в принадлежности к женскому полу!

Но я-то, я-то хорош! Ладно, девочка, она юна и неопытна. Однако как мог я, пожилой, битый жизнью попугай, так развесить уши! Коварный ирландец своей белибердой заболтал меня, заставил забыть об опасности, а ведь я знал, что нападение неизбежно!

Что тут скажешь? Даже злодейство бывает талантливым. Я давно замечаю, что среди негодяев искусных психологов[39] гораздо больше, чем среди людей порядочных. О, мерзавцы умеют пробуждать доверие и склонять к себе сердца!

Кажется, Логан был ошеломлен почти так же, как та, на кого он столь вероломно напал.

– Черт! – воскликнул он, потирая колено. – Странный ты парень, Эпин! Кости у тебя там, что ли?

И ловким кошачьим движением выхватил из ножен саблю. Отточенная как бритва, она блеснула алым в луче заходящего солнца.

Рука Летиции тоже легла на эфес. Я знаю, Фердинанд фон Дорн научил свою дочь фехтовать, но где ей сравниться с этим хищником, прошедшим через сотню кровавых потасовок? Зубы штурмана обнажились в веселой улыбке, свободная рука привычным жестом легла за спину. Правая кисть, казалось, держится на пружинах – так гибко она вращалась; клинок чертил в воздухе быстрые, замысловатые фигуры.

«Пистолет! У тебя есть пистолет!» – заорал я, пытаясь взлететь. Непросохшие крылья отказывались держать меня в воздухе.

Не знаю, поняла меня Летиция или сама вспомнила, но выхватила оружие мичмана. Щелкнул курок кремневого замка.

– Проклятье, – растерянно пробормотал Гарри, опуская руку. – Про пистолет-то я и забыл.

Он сделал несколько маленьких шажков вперед. Острие опущенной сабли скользило по траве.

«Стреляй! Не жди! Не давай ему приблизиться!» – надрывался я.

Летиция держала врага на прицеле. Ее лицо было белым, зубы нервно покусывали губу. Она двигалась по кругу, следя за тем, чтоб между ней и противником все время находилась тележка с сундуком.

– Похоже, я проиграл, – говорил штурман, тоже беспрестанно перемещаясь. – А может, и нет. Знаю я эти пистолеты, их делают в Брестском арсенале. Оружие дрянь. Так что ты не торопись спускать курок. Если осечка, тут тебе и конец. Я бы оценил наши шансы как примерно равные.

«Осторожно! Он заговаривает тебе зубы!»

Вдруг Логан прыжком вскочил на сундук и сделал молниеносный выпад. Девочка еле успела отпрыгнуть назад и сжала палец – но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Действительно, осечка!

Гарри смеялся, покачивая саблей.

– Глупый умник. Пока эта штука была у меня в руках, я вынул кремень. Иначе разве я дал бы тебе подобрать пистолет? Обнажай свою шпагу, докторишка. Развлечемся.

Он соскочил с возвышения, обрушив на Летицию мощный боковой удар, но сталь ударилась о сталь.

Завязался быстрый и звонкий поединок.

Фердинанд фон Дорн мог бы гордиться дочерью. Она уступала противнику в силе и искусстве, но с поразительным проворством уклонялась от ударов и очень недурно держала оборону.

Моя помощь, надеюсь, тоже кое-что значила. Я делал все, что мог: наскакивал на Логана, мельтешил у него перед глазами, царапался, а пару раз даже изловчился ударить клювом. Атаковать сверху не получалось – не было возможности взлететь, не то я тюкнул бы негодяя в макушку. Штурман отмахивался от меня локтем.

Странное, наверное, было зрелище, если поглядеть со стороны. Две потные рыжие девицы отчаянно рубятся, а вокруг них прыгает и полощет крыльями большой черно-красный попугай.

И все-таки мы явно проигрывали. Ирландец согнал девочку с поляны и заставил пятиться по узкой тропинке, с одной стороны от которой были непролазные заросли, а с другой чавкало пузырями и клубилось гнилыми испарениями болото.

Было сыро и душно.

Логан не торопился прикончить свою жертву. Он играл с нею, как кошка с мышкой. То разрежет кончиком сабли край платья, то сделает вид, будто испуган и отступает. И все время упражнялся в остроумии:

– Твоим именем я назову какую-нибудь из дочек, Эпин. В память о том, что ты сдох, наряженный в юбку. Ты ведь Люсьен, кажется? Будет у меня маленькая рыженькая Люсьеночка. Опа! – Тут следовал выпад. – Молодец, здорово увернулся. Боюсь, мне с таким рубакой не справиться…

И прочее подобное.

Пропотевшие панталоны ирландец скинул, чтоб ловчее было двигаться. Платье подоткнул. Летиция последовать его примеру не решилась, и это ее сковывало. Наконец – не до девичьей скромности – она тоже завернула юбку, и темп схватки сразу убыстрился.

Глядя на стройные, гладкие ноги моей питомицы, Гарри язвительно заметил:

– Ты и впрямь на девку похож. Даже убивать жалко.

И взвыл:

– Проклятый попугай! Двое на одного, да?

Это уже было адресовано мне. Я сумел-таки взлететь и отменно стукнул злодея клювом в затылок – да сам угодил под локоть и полуоглушенный упал наземь.

Без моей поддержки девочке пришлось совсем туго. Логан сделал огромный прыжок, оказался слева от нее и нанес мощный горизонтальный удар, который должен был перерубить Летицию пополам. Отступить ей было некуда, за спиной поблескивала трясина. Проворная, как лесная белка, девочка присела на корточки. Клинок рассек воздух над самой ее головой. Но радоваться было рано. Пинком ноги ирландец сшиб Летицию с тропинки.