«Как так? Как так?» – спросил я. Почему на пару дней? А куда Гарри их денет потом?

Девочка этих вопросов боцману задавать не стала – вряд ли он знал ответ.

– А где капитан? – спросила она, нахмурившись.

– У себя в каюте.

Брови моей питомицы сдвинулись еще решительней.

– Ладно, едем.

На «Ласточке» было непривычно пусто. Первая смена, отгуляв всю ночь, уже вернулась или, верней сказать, была доставлена на борт: на палубе в ряд лежали бесчувственные тела, от которых исходил густой запах рома. Вторая смена отправилась за своей порцией праздника и должна была прибыть к вечеру – в таком же состоянии. Все это мне хорошо знакомо по прежним плаваниям и кораблям.

Неожиданность была только одна. В деревянном решетчатом загоне под фок-мачтой, где раньше держали скотину, теперь сидели купленные Логаном рабыни. Черные сбились в кучку и дрожали от страха. Белая, пользуясь тем, что ее развязали, трясла клетку и бранила ужасными словами немногочисленных слушателей: вахтенного начальника Гоша, дневального матроса и юнгу, которому по малолетству отпуск на берег не полагался. Словарь у Марты был неисчерпаемый, фантазия изощренная. Моряки внимали с восхищением, а подросток шевелил губами, стараясь побольше запомнить.

Когда мы с Летицией спускались на нижнюю палубу, бешеная Марта как раз закончила перечислять напасти, ожидающие брюшную полость слушателей, и нацелила свой гнев ниже.

Девочка заглянула к себе в каюту. Там нас ждала радость.

Пленник спал, но отец Астольф, дежуривший у ложа, шепотом сообщил, что господин Грей может двигаться. Он еще слаб, но чувствительность в членах восстановилась, теперь больной быстро пойдет на поправку.

– Слава Богу!

Летиция расцеловала капеллана. Положив покупки, на цыпочках вышла.

Лицо ее посуровело.

– Ну-ка, Клара, полетай где-нибудь.

Она сняла меня с плеча и двинулась в сторону кают-компании. Судя по прикушенной губе и блеску в глазах, Летиция приготовилась к окончательному объяснению с капитаном.

Со всех крыльев ринулся я на свой наблюдательный пункт и на этот раз успел долететь до окна быстрей, чем вошла девочка.

Дезэссар сидел в одной рубахе, чертя на бумаге какие-то цифры. Когда дверь без стука распахнулась, он быстро накрыл листок шляпой.

– Подлый обманщик, я вытрясу из вас душу вместе с требухой! – процедила Летиция, воспользовавшись одной из метафор бешеной Марты. – Я все знаю! Всю правду!

Я был сбоку и видел, как у Дезэссара загривок наливается кровью.

– Вы все знаете?… Но… Откуда? Кто вам сказал?

– Неважно! Вы – бесчестный человек. Выкиньте из головы бредни о сокровищах! Клянусь, я подам в суд на вашего хозяина за нарушение контракта. Лефевр сотрет вас в порошок!

– Плевал я на Лефевра! – заорал Дезэссар, вскакивая. – И на вас тоже!

– Подлец! Вас посадят в тюрьму!

– Я подлец? – Капитан задохнулся от возмущения. – Нет, мадемуазель, я-то как раз человек честный! Не то что ваш Лефевр!

– Я не намерена слушать ваши глупости. Сказано ведь: я все знаю. Решайте. – Летиция скрестила руки на груди. – Или мы нынче же вечером отдаем якорь и плывем в Марокко, или… Пеняйте на себя.

Он почесал затылок, изумленно глядя на разъяренную девицу.

– Но… если вы все знаете. Зачем вы хотите плыть в Марокко? Не понимаю!

Теперь уже Летиция уставилась на него с недоумением.

– То есть?

– Раз вы знаете, что ваш отец умер, какого черта нам делать в Сале?

У меня подкосились ноги. А тут еще корабль качнулся на волне. Я свалился с окна и чуть не оказался в воде, что было бы скверно – с намокшими перьями не разлетаешься. Но я успел-таки расправить крылья и вернулся на прежнее место.

Фердинанд фон Дорн умер?!

Я ничего не понимал. Что уж говорить о бедной девочке?

Когда я вновь оказался наверху, моему взору предстало удивительное зрелище. Разъяренная Летиция целилась из пистолета, а Дезэссар пятился от нее прочь.

– Есть ли пределы вашей гнусной лживости? Как вы посмели сказать такое! Чтоб у вас язык отсох! – бушевала моя питомица.

Но я сразу понял: сказанное – правда.

Вот теперь все события последнего времени действительно стали понятны. Будто осело облако пыли, и неприглядный ландшафт предстал передо мной во всей беспощадной очевидности.

Возгласы капитана подтверждали истинность озарения.

– Он заряжен? Уберите палец со спускового крючка! Кремневые пистолеты иногда стреляют от легчайшего прикосновения! Господи, мадемуазель, ваш отец действительно умер! Лефевр узнал об этом еще до вашего приезда в Сен-Мало! Он решил провести выгодное предприятие: снарядить за ваш счет корсарский корабль. «Ласточка» сплавала бы к африканскому берегу, набрала бы добычи, на обратном пути загрузилась бы оливковым маслом. А что пленник умер – в этом арматор не виноват. Я с самого начала был против этой подлой затеи! Вы ведь помните, я пытался выйти в море без вас! Но вы поставили меня в безвыходное положение…

Бедная девочка выронила оружие и схватилась за виски. На глазах выступили слезы. Я знал: ее сердце разрывается от горя. У меня в груди тоже жгло и саднило.

– Почему… почему вы мне все не рассказали сразу? – только и выговорила она.

Дезэссар опустил голову.

– Как я мог? Плавание пришлось бы отменить… А сокровища Джереми Пратта? Вы же знаете о них. Эх, сударыня, такой шанс выпадает раз в жизни, и далеко не всякому…

Понятно. Лефевр желал надуть госпожу де Дорн, а капитан решил обмануть своего хозяина. Если б Дезэссар рассказал арматору о предложении ирландца, Лефевр наложил бы на добычу свою цепкую лапу. А так компаньоном Логана стал не судовладелец, а капитан. Почти вся команда – его родственники да свойственники. Единственной помехой для осуществления дерзкого плана был штурман Пом, соглядатай Лефевра. Но от старика избавился Гарри. Я вспомнил, с каким озадаченным видом капитан разглядывал покалеченного папашу Пома. Полагаю, хитрый ирландец сказал Дезэссару: «старика я беру на себя» и, возможно, пообещал, что обойдется без убийства. Так все и вышло, причем именно Логан спас старого штурмана от удушья. Зачем суеверному Логану лишний «долг» перед Всевышним?

Вряд ли Летиция в эту минуту, подобно мне, восстанавливала цепь прежних событий. Девочка была сражена и сломлена. Человек, составлявший главный смысл ее существования, навсегда ушел. Мне-то хорошо знакомо это чувство окончательной утраты, когда остаешься один на один с чернотой Вселенной.

Я зажмурился, чтобы не видеть страданий моей питомицы.

Громко хлопнула дверь.

Когда я открыл глаза, Летиции в каюте не было. Дезэссар стоял один, в растерянности, потирая подбородок. Черт с ним! Я должен быть рядом с моей бедняжкой в наигорший миг ее жизни! Я должен попытаться ее утешить!

Зря я торопился, зря ударялся крыльями о борта и стены тесного трюма. Мои утешения и соболезнования запоздали. Залетев в трюм, я увидел, что девочка лежит под лестницей. Должно быть, хотела подняться на палубу, оступилась и скатилась вниз.

Я ужасно испугался. Лестница, ведущая на квартердек, невысокая, но крутая. Упав с нее, можно сильно расшибиться.

Но Летиция была цела. Она просто лишилась чувств, не выдержала потрясения. Душевные и физические силы ее оставили.

Помочь я не мог. Лишь обмахивал крылом ее бледное личико и горестно вздыхал. Может, и к лучшему, что сознание на время покинуло мою питомицу, думал я.

В трюме было темно. Несколько раз кто-то прошел мимо, не заметив нас. Я даже не взглянул, кто это.

Звучали голоса. Кто-то ругался (кажется, Дезэссар), звякало железо. Мне ни до чего не было дела.