Я поймал озадаченный взгляд, которым мою питомицу проводила бешеная Марта.
– Катись в задницу, красавчик! Мне не нужны заступники! – прохрипела она, но без всегдашней злобы.
«Ты куда, куда, куда?» – допытывался я, едва удерживаясь на плече – так быстро шагала девочка.
– Надоела, отстань!
Она сбросила меня, но я не отставал и прошмыгнул в каюту, едва Летиция открыла дверь.
Внутри был один Дезэссар, склонившийся над картой.
– Что еще? – недовольно молвил он.
– Я хочу покинуть ваш корабль. Мне ничего не нужно. Ни компенсации, ни доли сокровища – можете взять ее себе. Дайте ялик, я вернусь в Форт-Рояль.
Капитан изучающе уставился на нее. Его редкие брови сдвинулись.
– Я похож на болвана? Вы решили рассказать про Сент-Мориц губернатору. Рассчитываете получить от него больше?
– Ничего подобного. Просто мне с вами не по пути. Чтоб вам было спокойнее, можете подождать, пока «Ласточка» отойдет от Мартиники подальше. Пусть баркас спустят на воду к полуночи.
Брови капитана вернулись в исходное положение, на губах появилась улыбка. Должно быть, он посчитал, сколько денег ему достанется за паршивый баркас (на «Ласточке» еще оставались ялик и большая шлюпка).
– Глупо. Но дело ваше. Напишите вот на этой бумажке, что отказываетесь от своей доли в пользу капитана Дезэссара. А также, что не будете иметь ко мне претензий из-за невыполнения условий контракта.
Летиция без колебаний выполнила его требование.
Все это мне очень не нравилось. Что она задумала?
Глава восемнадцатая
Ненастоящая женщина
Скоро я это узнал.
– Отче, благословите на преступление, – сказала девочка монаху, вернувшись в каюту.
– На какое? – встревожился тот.
– На государственную измену.
– Ну, это не самое страшное из злодеяний, – заметил отец Астольф. – Господу Богу все равно, к какому мы принадлежим государству. Лишь бы ваше намерение не покушалось на нравственность.
– Я собираюсь освободить из плена подданного враждебной державы…
Капеллан кивнул:
– Что ж, это дело, угодное Господу. Вот и в Писании сказано: «К свободе призваны вы, братие».
– Но это еще не все. Вероятно, мне придется нанести увечье средней тяжести человеку, который встанет на моем пути.
Францисканец расстроился:
– А вот на это я вас благословить не могу. Даже плохому человеку наносить увечье нехорошо.
Она вздохнула:
– Значит, я сделаю это без вашего благословения. Тогда просто обнимите меня. Мы с вами, вероятно, больше не увидимся.
Отец Астольф прижал ее к груди, поцеловал в макушку. Девочка немного поплакала.
– С тем, кто уносит частицу твоего сердца, не расстаешься до конца жизни. А возможно, и долее того, – сказал ей монах.
Остаток вечера прошел в приготовлениях.
Летиция взяла деньги и оружие. Проверила, есть ли в баркасе все необходимое: вода, компас, запасной парус и весла.
В полночь матросы спустили лодку, и она закачалась на волнах, привязанная к корме. Подошел Логан, спросил, зачем это. Значит, Дезэссар ничего ему не рассказал.
– Я высажусь на Сент-Мориц первым. Поищу целебных трав, – спокойно ответила ему Летиция то же, что сообщила остальным. – Капитан уверяет, что при такой скорости мы можем оказаться на месте уже завтра утром.
Оглянувшись на матросов, Гарри шепнул:
– Не делайте этого. Вы еще не все знаете. Я ведь так и не успел с вами объясниться. Поговорим позже, когда все уснут…
– Хорошо, – кивнула она, зная, что никакого «позже» не будет.
Когда склянки пробили полночь и палуба опустела, Летиция посадила меня на кулак:
– Ну что, подружка, поплывешь со мной или останешься на корабле?
Я возмущенно фыркнул: что за вопрос?
– Если б ты знала, что я задумала… – прошептала моя питомица, глядя в сторону.
Не дурак. Сообразил.
Когда в кубрике уснут, ты пройдешь в дальний конец трюма, стукнешь Ерша по башке, выпустишь лорда Руперта, и мы поплывем на баркасе по ночному морю, под яркими звездами. Красота!
Летиция закуталась в плащ, под которым я видел, она прятала большой пистолет. Стрелять, конечно, было нельзя, но удар тяжелой рукоятью в висок свалил бы с ног кого угодно.
Я прыгал за моей питомицей. Сердце замирало от страха. План у девочки был отчаянный, слишком многое могло сорваться.
Во-первых, как подобраться к часовому незаметно? Ерш наверняка отнесется к ночному появлению лекаря настороженно.
Во-вторых, даже от сильного удара человек не всегда теряет сознание. Можно наделать шума, от которого проснется команда.
В-третьих, вахтенные скорее всего заметят, что Эпин садится в баркас не один…
Пока я мысленно перечислял опасности и риски, мы дошли до юта.
К карцеру можно было попасть двумя способами: либо, пройдя через кубрик, либо, спустившись с юта по лестнице. Летиция выбрала второй путь, чтобы не идти мимо покачивающихся в люлях матросов, кто-то из которых, возможно, бодрствует. Зато со стороны кубрика проще было бы подобраться к часовому незамеченным. При спуске с лестницы это становилось почти невозможно – ступеньки, во-первых, сильно скрипели, а во-вторых, выводили прямо к трос-камере. Тот, кто шел вниз, сразу попадал в поле зрения дозорного.
Эти препятствия казались мне непреодолимыми.
Однако Летиция сбежала вниз, даже не пытаясь прятаться.
– Кто там, на посту? – спросила она, вглядываясь в темноту.
И я хлопнул себя крылом по лбу. Вечно я все усложняю, упуская из виду какие-то совершенно очевидные обстоятельства.
Конечно же, Ерша давно сменили! У карцера караулит другой часовой, у которого нет причин относиться к корабельному врачу с опаской.
Дальнейшее сразу перестало казаться мне трудно осуществимой авантюрой.
– Это я, Мякиш, – донеслось снизу. – Что, сынок, не спится?
То был самый старый из матросов, добродушный и рассудительный «дядя Мякиш» – так его звали все, даже офицеры. Славный малый, честный и простой. Всю жизнь проплавал он по морям: в мирные времена ловил треску и ходил в торговые экспедиции, в военную пору становился корсаром.
Он повернул лампу. Жесткое, насквозь просоленное лицо сияло беззубой улыбкой. Летиция была скрыта темнотой, ничто не мешало ей с размаху ударить Мякиша рукояткой пистолета в лоб.
Но она этого не сделала.
– Это ты, дядя Мякиш? – пробормотала девочка растерянно.
И я понял, что бить часового по голове она не станет. Ни за что на свете – даже ради спасения лорда Руперта. Если б на посту стоял кто-то несимпатичный, рука Летиции бы не дрогнула. Но наброситься на старину Мякиша, который смотрит на тебя с доверчивой улыбкой? Я бы тоже не смог. Есть вещи, через которые приличный человек (или попугай) переступить не в состоянии.
– А кто тебя сменит? – спросила Летиция.
– Почем мне знать? Это еще не скоро будет, на рассвете. Я только заступил. Ничего, я старый, у меня бессонница. А ребята молодые, пусть подрыхнут.
Она молча посмотрела на Мякиша, потом передернулась и отвела взгляд.
– Чего трясешься, сынок? Часом не подхватил лихорадку? Говорят, Форт-Рояль этот – гиблое место, – заботливо сказал Мякиш.
План побега рассыпался в прах – это было очевидно и мне, и Летиции.
– …Нет. Продрог на ветру. Что англичанин?
Часовой захихикал и прижался ухом к двери.
– А вот поди-ка, послушай. Похоже, свихнулся. Все болбочет чего-то. Жалко, я по-ихнему не понимаю.
Из карцера, действительно, доносился негромкий голос. Мы тоже приложились к створке – Летиция наверху, я внизу.
– …Я не сделаю вам дурного, мисс, – услышал я. – Слово джентльмена. Напротив, я так благодарен вам за то, что вы явились из ниоткуда скрасить мое одиночество. Доверьтесь мне. Вот моя рука. Я не злоупотреблю вашим доверием. Мы с вами в этом мрачном мире одни, так давайте держаться друг друга…