— Как дела, Ники?

— Да уж, друг Ники.

— Да уж, — говорю, — короче, я ведь из Англии приехал.

Тут они все как завопят:

— Ох, нет! Мы ведь думали, ты из Японии.

Я даже крякнул. Ну, потом мы все-таки заговорили о деле.

В Кингстоне я завернул в супермаркет рядом со станцией и глазам не поверил, до чего там дорогой этот их кофе. Ганжа — и та меньше стоит. Здесь кофе был в два раза дешевле того, которым торговали на улицах — тоже типа крупные фермеры. Упускать такой шанс было нельзя, так что я из кожи вон лез, только чтобы им понравиться.

— Ребята, — говорю, — у меня есть в Англии дружок, так он говорит, вас, маленьких фермеров, сильно забижает правление, здешний совет по кофе то есть.

— Забижает, — подтвердил чувак, которого они звали Бейзил, седой, бородатый, в войлочной шляпе, об которую обламывались все шуточки; серьезный такой мужичок.

— Забижает, — подтвердили все хором.

— Ну вот, так я приехал вам помочь, — говорю. Кофе они мне дали прямо в горшочке, в котором варился; такой крепкий — у меня аж глаза на лоб полезли. — Вообще-то, я понятия не имею, что здесь делаю, и вы, ребята, запросто можете мне пинка под зад дать, если что. Только, может, мы с вами договоримся, рука руку моет, правильно я говорю? Я тут приехал за образцами кофе «Синие горы» — пока только попробовать, понятно, да?: Мы с моим дружком Слипом решили сначала разузнать, что и как, а потом помаленьку, да помаленьку, глядишь, и нам прибыль, и вы в накладе не останетесь, и правлению вашему нос натянем. Как вам такая идея?

— Эй, — говорит этот Бейзил.

— Что?

— Где горит-то?

— В каком смысле?

— Не так скоро, молодой человек, попей-ка лучше кофе, больно уж быстро ты тараторишь. Голова заболела.

— Ладно-ладно.

Посидели мы, попили кофе, подождали, пока у него голова не прошла. Они все вытянули ноги — может, вспомнили, как у них морковка в огороде растет.

Потом Бейзил говорит.

— Ты чего-то сказать про Слипа. Сказать?

— Да, он мой дружок.

— Не тот ли это, у которого бабка — миз Люси? Он еще в Англию уехал?

— Ну да, — говорю, — Слип. А вы его знаете?

Он шлепнул по бедру и захохотал.

— Вы его знаете! Я его знаете? Да я его знаете еще когда он без штанов бегал. А он что, все горазд ловчить?

— Да уж, — говорю, — и мы ну хихикать. Потом они что-то промеж себя побалабонили и еще похихикали, только я ни слова не понял.

— Он-то к миз Люси наезжал года два назад, что, тогда, небось, и придумал эту штуку?

— В общих чертах, — говорю, — только он сейчас как бы не у дел, так что я вроде как партнер.

— А ты хорошо знать, что твой Слип придумал? — говорит этот Бейзил. — Мы-то ему говорить, что покупать кофе, продавать, значит, его в Англию. А он-то чего надумал! Покупать ганжу да пихать в кокосы! — Тут он шлепнул себя по ноге и захохотал. Они все шлепнули себя по ногам и захохотали. Через полчасика, глядишь, отсмеются, можно будет снова потолковать о деле.

— Ну вот он и прислал меня, — говорю, — раз уж я его, значит, кореш, и экспортная лицензия у него накрылась. Только теперь он уже собрался вывозить кофе, вникаете, о чем я?

Кивают, головами качают, балабонят что-то по-своему.

— Вникаете, — говорит один.

— А как это, что он сейчас не у дел? — спрашивает тут этот Бейзил.

— Ну…

— В тюрьме, небось?

— Ну, раз уж вы об этом заговорили.

— За ту ганжу?

— Вроде.

— Ха!

И снова хихикают. У меня руки чесались рассказать Слипу, как он повеселил земляков. Но пока, вроде, все было путем. Хихикать они хихикали, но куда подальше не посылали.

— Ники, друг мой, — говорит этот Бейзил, — я полагать, мы с тобой можем договориться. Выпей с нами еще кофе, и мы что-нибудь да надумаем.

Мы выпили еще кофе, и я даже вроде как забалдел. Но мы сидели там и думали.

Я объяснил им, что пока это только на пробу, первая попытка, и что возьму я на этот раз ровно столько, сколько смогу увезти, а там уже — как повезет. Нужен только отборный товар, чтоб посмотреть, как дело пойдет. А я, раз возьму немножко, не вляпаюсь в неприятности из-за того, что лицензии-то у нас пока нет. Прощупаем рынок, вот тогда дело пойдет, и бумажки тогда уже в порядке будут.

На том и порешили. Пожали друг другу руки. Они пообещали, что расскажут и другим маленьким фермерам, у которых земли, может, всего пара акров. А сперва пришлют мне в Мейвис-Банк отборные зерна. Есть у них такой Оскар, вот он со мной завтра в полдень возле почты встретится. Я возьму столько, сколько смогу унести, все самого лучшего качества. О цене договорились запросто.

Я так обрадовался, у меня аж дух захватило. И оттого, что представил, как обрадуется Слип, и оттого, что у меня есть законная работа. Ну, более-менее законная. Вот когда мы купим лицензию и заплатим пошлины и всякое такое — тогда и впрямь будет законная. Но и пока тоже ничего. Может даже, Норин одобрит.

И вот иду я себе обратно по тропинке и тут чуть со мной удар не случился.

Стоят все трое и пялятся на этот раз прямо на меня.

Они стояли ярдах в ста впереди; «лендровер», наверное, оставили где-нибудь за поворотом.

— Эй, ты! — крикнул Армитедж, — Беркетт!

Я притворился, что мне наплевать. Но теперь я знал это наверняка. Они приехали за мной.

Ладно, будет еще время об этом подумать. А сейчас надо делать ноги.

Они стояли ниже по склону, прямо у меня на пути, там же где-то была их тачка. Уходить можно было только вверх. Звать на помощь маленьких фермеров было без толку. Типа «Эй, парни, извините, конечно, знаю, что мы с вами только что заключили типа договор, но вот тут понаехали по мою душу, защитите». Оставалось одно: убегать в горы.

И тут — вот удача: туристы. Четверо белых парней, две бабы и черный провожатый. Самое то, что надо.

Подхожу к ним.

— Прощенья просим, — говорю.

— Эй, как дела? Как поживаешь?

Янки.

— Вот, в горы поднимаюсь. Ничего, если я к вам пока вроде как присоединюсь?

— Ну конечно, нет проблем. Идем с нами. Ты на самый пик?

Долбаные янки, уж лучше б хоть олухи ливерпульские, вот только выбора у меня не было, я забился к ним в самую середину, улыбаюсь во все стороны, как Кен-Барби, назад даже не оглядываюсь. Те ублюдки позади пришли по мою душу. Они хотели поговорить со мной о чем-то, о чем я уж точно не хотел разговаривать.

Вот так я прибился к этим янки. Оказалось — вы только подумайте! — что они — миссионеры. Это притом, что каждый второй ямаец — священник, какие им тут к черту миссионеры. А вообще-то, как хотят. Мы взбирались на гору, и я скоро начал дышать, как ломовая лошадь. Сначала-то я задохнулся от страха, как их увидел, а потом еще и от верхолазанья.

Вы когда-нибудь лазали по горам? Боль — это что, боль — это пустяки. С меня пот рекой лился. Мы карабкались и карабкались, и я чуть не сдох, а они сказали, что уже почти, наверное, полпути. Кроссовки у меня были в грязи, комары — как вампиры. Нос распух, рыло — багровое, словно солнце на закате. Потом тропинка завела нас в лес, и там на меня напало какое-то мохнатое не пойми чего — и я растянулся на земле. Лежу, думаю, вот сейчас прилетят всякие там колибри, решат, что я типа того, цветок, и вовсе без мигалок оставят. Футболка у меня от пота стала мокрая-мокрая, а задыхался я так, что вспомнить страшно. Есть же такие идиоты — нравится им себя мучить. Вот я, чтоб быть в форме, лучше б пошел в ночной клуб, глотнул бы пару-тройку «эксиков» и выдул бы пару бутылок минералки, протанцевал бы всю ночь напролет и даже не запыхался.

И вот всего-то года через три добрались мы до какой-то рейнджерской стоянки — на полпути к цели. Там эти ребята стали, так сказать, подкрепляться.

А я стал думать, спрятаться ли мне или продолжать во славу Божию штурмовать вершину. Первым делом я убедился, что чиф-супер и компания не тащатся за мной по пятам, а потом нашел себе укромное местечко. Примостился в уголке и — можете вы в такое поверить — заснул. Как самая распоследняя тютя — заснул. Отключился, вырубился.