Я повернулся, чтобы в последний раз нажать на звонок, и оказался лицом к лицу с полным мужчиной, и это загорелое лицо было недобрым. Он был одет в костюм для гольфа.

— Миссис Доусон случайно нет дома?

— Нет, — сказал мужчина.

— А вы не знаете, когда она вернется?

С грехом пополам я вспомнил имя.

— Что ж, не буду вас задерживать, мистер Фостер. Спасибо за помощь.

Я повернулся и пошел прочь.

На полпути я обернулся и заметил, как в окне дернулась занавеска. Я свернул на газон и пошел по мягкой траве прямо к пруду. От дождя на его поверхности появлялись сказочные узоры. Ярко-оранжевые рыбы в глубине не двигались.

Я повернулся и стал разглядывать «Шангри-Ла» под дождем. Ее изогнутые белые ярусы напоминали гору устричных раковин и одновременно Сиднейский оперный театр. Я вспомнил высказывание моего отца о мистере Джоне Доусоне и его вилле:

«Шангри-Ла» была похожа на спящего лебедя.

Полдень.

Уилман Клоуз, Понтефракт.

Костяшки пальцев пробарабанили по запотевшему стеклу «вивы». Спустившись с неба на землю — жесткая посадка, — я открыл окно.

Пол Келли заглянул в машину:

— Барри-то, а? Ни хрена себе попал. — Он запыхался и был без зонта.

— Да уж, — сказал я.

— Я слышал, ему голову отрезало.

— Да, говорят.

— Ну и конец. Да еще и в этом гребаном Морли.

— Не говори.

Пол Келли ухмыльнулся:

— Ну и вонь у тебя, приятель. Чем это ты занимался, а?

— Ел бутерброд с беконом. На себя посмотри. — Я поднял стекло, но не до конца, и вышел из машины.

Черт.

Пол Келли, фотограф. Троюродный брат более знаменитого Джона и его сестры Полы.

Дождь усилился, а с ним и моя параноидальная подозрительность:

Почему Келли, а не Дикки или не Норм?

Почему сегодня?

Совпадение?

— Ну, куда?

— А? — переспросил я, закрывая дверь машины и натягивая пиджак на голову.

Келли разглядывал бунгало.

— В котором жили Голдторпы?

— Номер шесть. — Мы пересекли Клоуз и пошли к домам в самом конце тупика.

Келли вытащил из сумки японский фотоаппарат, огромный, сволочь.

— А старая развалина, значит, в пятом?

— Ага. Хадден тебе денег дал для нее?

— Дал, — сказал Келли, запихивая фотоаппарат под куртку.

— Сколько?

— Две сотни.

— Наличкой?

— Ага, — ухмыльнулся Келли, похлопывая себя по карману.

— Ну что, пополам? — предложил я, постучавшись в стеклянную дверь.

— Премного благодарен, сэр, — ответил Келли. Дверь открылась.

— Доброе утро, миссис Шеард.

— Добрый день, мистер Данфорд и…

— Мистер Келли, — сказал мистер Келли.

— Гораздо более уместное время, вам не кажется, мистер Данфорд? — Энид Шеард улыбалась Полу Келли.

— Разумеется. — Келли улыбнулся ей в ответ.

— Как насчет чашки чаю, господа?

— Спасибо, но боюсь, у нас мало времени, — быстро ответил я.

Энид Шеард скривила губы.

— В таком случае идите со мной, господа.

Она повела нас по дорожке между бунгало. Когда мы дошли до задней двери дома номер шесть, Келли подскочил от внезапного лая.

— Гамлет, — сказал я.

— Деньги, мистер Данфорд, — сказала Энид Шеард, держа в руках ключ. Пол Келли вручил ей коричневый конверт:

— Сто фунтов наличными.

— Спасибо, мистер Келли, — сказала Энид Шеард и засунула деньги в карман передника.

— Не за что, — ответил я.

Она отперла заднюю дверь дома номер шесть.

— Я пойду поставлю чайник, а вы, господа, постучитесь, когда закончите.

— Спасибо. Вы очень любезны, — сказал Келли. Мы вошли в дом.

Я закрыл дверь прямо перед ее носом.

— Смотри, осторожно. Лучше не заводи ее, красавчик, если не знаешь, как остановить, — засмеялся я.

— Ну, ты скажешь, — со смехом ответил Пол, но улыбка тут же сползла с его лица.

Я перестал смеяться и уставился на свечу, оставленную на мойке, пытаясь вспомнить, где я, черт побери, оставил «Путеводитель по северным каналам».

У Кэтрин.

— Логово Крысолова, — прошептал Келли.

— Ага. А так вроде ничего особенного, да?

— Сколько тебе нужно? — Келли прикреплял вспышку к одному из своих фотоаппаратов.

— Думаю, по нескольку с каждой комнаты и столько же в передней.

— С каждой комнаты?

— Между нами: я собираюсь книжку об этом случае написать, поэтому мне нужно приличное количество снимков. Могу тебя в долю взять, если хочешь.

— Да ты что? Ну, спасибо, Эдди.

Я старался не загораживать свет. Келли перешел из кухни в коридор, затем к дверям спальни Мэри Голдторп.

— Это, значит, ее комната?

— Ага, — сказал я и протиснулся мимо Келли.

Я подошел к комоду и открыл правый верхний ящик. Порывшись в куче трусиков, я нашел, что искал. Я повесил непарный чулок на край ящика и почувствовал приступ отвращения к самому себе.

— Улыбочку! — сказал Келли, и я быстро отошел. Я уставился на сад позади дома и на дождь, думая о собственной сестре.

— Думаешь, они трахались?

— Возможно. — Я положил чулок обратно и закрыл бельевой ящик.

— Вот твари.

Я повел его в комнату Грэма, взял с полки книгу и открыл ее.

— Постарайся, чтобы вот это хорошо получилось, — сказал я, показывая на наклейку с совой и словесную угрозу.

— ЭТА КНИГА ПРИНАДЛЕЖИТ ГРЭМУ И МЭРИ ГОЛДТОРПАМ. ЕСЛИ ВЫ ЕЕ УКРАДЕТЕ, ВАС ВЫСЛЕДЯТ И УБЬЮТ, — прочитал Келли. — Твою мать.

— Сфотографируй еще всю полку.

— Прямо бестселлеры, — засмеялся Келли.

Я прошел через маленькую темную прихожую и открыл дверь в переднюю.

Первое, что я увидел, был камин.

Келли встал за моей спиной, вспышки его фотоаппарата взорвали полумрак комнаты.

— Он, значит, здесь все сотворил?

— Да.

Обнаженная и задушенная.

— В камине, да?

— Да.

Повешенная в камине.

— Таких несколько сделать, да?

— Да.

Дробовик у него во рту.

— У меня аж мурашки по коже, честное слово.

— Да, — сказал я в пустое пространство над очагом.

Палец на курке.

— А зачем он это сделал?

— Хер его знает.

Келли фыркнул:

— Ну какие-то у тебя должны быть соображения, черт возьми. Ты же этой историей живешь уже бог знает сколько.

— Следователи говорят, что он ненавидел шум. Хотел тишины.

— Да уж, тишины-то ему теперь достаточно.

— Ага.

Я смотрел, как Келли щелкал фотоаппаратом. По комнате прыгали белые звездочки.

Муж Полы тоже застрелился.

— Непонятно, зачем люди возятся с этими каминами в наше время, — сказал Келли, не переставая щелкать.

— В них есть свой смысл.

— Ну, если ты — Санта-Клаус, то да.

— Стиль? — предположил я.

— Да уж, стиль в них, конечно, есть. Помнишь ажиотаж вокруг них?

— Вокруг чего?

— Вокруг этих бунгало.

— Нет.

Келли принялся менять пленку.

— Ой, что тут творилось! Я-то помню, мы бабушку с дедушкой хотели в такое поселить.

— Не понял.

— Предполагалось, что это будут дома престарелых, поэтому они и построены как бунгало. Но эти сволочи в горсовете взяли и распродали их. Я тебе вот что скажу, у этих Голдторпов, должно быть, деньжата водились.

— А почем они шли?

— Не помню. Но недешево, это уж точно. Спроектированы Джоном, мать его, Доусоном. Спроси эту бабу, соседку их. Готов поспорить, что она тебе точно скажет, сколько они стоят.

— Эти бунгало сделаны по проекту Джона Доусона?

— Ага, приятеля нашего Барри. Мой отец считает, что это и навело горсовет на мысль толкнуть их — вся эта суета вокруг его произведений.

— Черт.

— Барри, в частности, именно об этом и говорил все время. Это же было незаконно, и в то время все об этом знали.

— Я не знал.

— Ну здесь-то это была не новость, а на юге, думаю, об этом вообще не говорили.

— Да, кажется, не говорили. А когда их построили?

— Пять-шесть лет тому — назад. Примерно в то же время… — Келли замолчал. Я знал, что он собирался сказать.